Любовница не по карману - читать онлайн книгу. Автор: Анна Данилова cтр.№ 5

– Алик, познакомься, это Зоя. Она будет жить с нами. Со мной.

Если бы когда-нибудь кто-нибудь посмел мне сказать, что отец приведет в дом другую женщину и произнесет эти слова, я бы плюнул этому человеку в лицо. В нашем доме не должен был появиться чужой человек! Это была наша семья, наша жизнь и наша квартира. Так думал я до появления Зои.

А она в первый же день приготовила борщ. Из кухни, где она колдовала над кастрюлей, доносились забытые звуки: звяканье посуды, постукивание острия ножа о деревянную доску, хруст разрезаемой капусты, мягкий, войлочный звук домашних тапочек, шуршавших по паркету… А потом по квартире поплыл аромат мясного бульона и свежего укропа. Я боялся признаться себе, что с появлением Зои наш дом ожил. Он задышал, заволновался, наполнился свежим воздухом, миллионами самых разных живых запахов и ароматов, звуками, движением, светом!..

Но я решил: отец не должен знать о том, что я в душе обрадовался появлению Зои. Его чувство вины придавало мне сил. Мне тогда казалось, что я сильнее отца. Во всяком случае, я всячески пытался продемонстрировать ему, что правда на моей стороне и что он предал маму. Быть может, позиция такая была выгодна мне – хотя бы потому, что под маской обиженного на весь мир сироты я прятал свое зарождавшееся чувство к Зое. Надо сказать, я довольно-таки талантливо играл роль сына, которого предал собственный отец. Чего стоили одни только взгляды, которые я бросал на своего отца! Правда, иногда мне хотелось прекратить эту бессмысленную игру, подойти к отцу, крепко обнять его и сказать ему на ухо: «Я с тобой, старик! Я все понимаю».

И я действительно все понимал. Мне как-то очень скоро стало ясно, что отцу с моей матерью было неинтересно. Он, возможно, никогда ее и не любил. Между ними никогда не было тех нежных и любовных отношений, какие я наблюдал у моего отца и Зои. Возможно, моя мать была холодной женщиной. Положительной, порядочной, но холодной. Думаю, она и сама не понимала это и уж тем более не была в этом виновата. Человек рождается холодным, как моя мама, или страстным, как Зоя. Я в этом уверен. И не думаю, что, будь у моей матери иное воспитание, она была бы другой и испытывала бы к моему отцу страстное чувство.

Да, так все это, вероятно, тогда и было. Ведь он сильно изменился. Прямо на моих глазах происходило превращение – из унылого, скучного, стоявшего над пропастью неврастении перезрелого мужчины в сильного, восторженного молодожена. Обычно о женщинах говорят, что они расцветают. Но мой отец тоже расцвел. У него даже щеки порозовели. И есть он стал больше. Словно распробовал наконец то, что ему готовили. Мама тоже хорошо готовила, но у Зои это получалось вкуснее. Быть может, она делала бульоны понаваристее или просто душу в дело вкладывала, я не знаю. Но я тоже стал есть больше. Мне нравилось приходить из университета, распахивать холодильник и искать там какие-нибудь вкусности вроде салатов, грибов, рулетов, запеканок… А уж если Зоя бывала дома (а постепенно, конечно, она привыкла ко мне и перестала прятаться от меня в спальне), горячий и сытный обед был мне обеспечен. Вот только мне не нравилось, что она ухаживает за мной как за ребенком, словно я мальчишка. Поэтому я зачастую представлял себе, что это я – ее муж, а не мой отец, и я вроде бы пришел с работы, а она, эта красивая женщина, подает мне обед, обхаживает меня, разве что не целует…

Конечно, она не замечала ни моих пылающих щек, ни быстрых взглядов, которые я бросал в вырез ее блузки или, когда она поворачивалась ко мне спиной, на ее обтянутые юбкой или брюками стройные бедра. Да ей и в голову бы, наверное, не пришло, что я могу испытывать к ней что-то еще, кроме презрения и ревности. А я ни разу не улыбнулся ей. Ни разу! Мое лицо каменело, когда она смотрела на меня. А внизу живота появлялось сладостно-болезненное чувство. Иногда мне приходилось прямо-таки маскировать набухший ком в джинсах, я или прятался за спинку стула, или, сгорая от стыда и желания, отворачивался и почти убегал в свою комнату.

Я страдал. И никому не мог об этом рассказать. Да даже себе самому было трудно признаться, что я влюбился в свою мачеху.

Сказать, что я хотел бы – пусть Зоя увидит меня, сжимающего в объятиях лаборантку Катю… Может, и да, но, скорее всего, нет. Думаю, она испытала бы шок, разочарование. Особенно если учесть ее воспитание и характер, можно было бы предположить: она набросилась бы на нас, особенно на Катю, схватила бы ее за волосы… Да, отвратительная бы вышла сцена. Но по мне, чем естественнее она бы себя вела, моя ненаглядная Зоя, тем счастливее был бы я, это точно. Мне кажется, что я и полюбил-то ее за эту естественность, за природную открытость и редкую красоту. Впервые увидев ее, я сразу подумал – повезло мужчине, который имеет право на нее! Вероятно, я по натуре собственник. Вот и про мужчину того я тоже подумал, что он собственник и что эта женщина является его собственностью. Как же иначе, рассуждал я, разглядывая ее избитое, в синяках лицо, распухшую губу. Бьет, скотина, такую прелестную женщину, совсем озверел! Либо он пьяница, либо отморозок, подонок, негодяй – не человек, одним словом.

Я вообще всегда боялся подойти к красивой женщине, и не потому, что я такой уж трус, нет, просто я знаю, что некрасив, ничем не примечателен и, подойди я к такой женщине, меня просто подняли бы на смех. Моя жена Нина была женщиной красивой, но ее красота была какого-то другого сорта, не знаю, как это объяснить, но я ее не боялся, знал, что она не откажет мне, будет моей. Думаю, это читалось в ее взгляде. И я не ошибся. Думаю, поэтому-то я и женился на ней, потому что заранее знал: мне с ней будет комфортно, она будет любить меня, заботиться обо мне и предоставит мне свободу. Не ту свободу, о которой мечтают мужчины, нет – мне свобода нужна была для моих занятий, для того, чтобы я мог спокойно, не терзаясь угрызениями совести, проводить долгие часы в лаборатории. И когда у меня была Нина, я не позволял себе интрижек со своими лаборантками, мне бы такое даже в голову не пришло. Это случилось гораздо позже, когда у меня начались проблемы с Зоей.

Так вот. Зоя. Не будь она такой избитой и несчастной, я бы не подошел к ней. Ее красота дорогого стоит! Если бы она стояла на обочине дороги, закутанная в меха, как та женщина из сугроба, я бы не осмелился к ней подойти и уж тем более обнять.

Женщина из сугроба. Однажды я возвращался домой, шел через парк. Была зима, ночь, а под фонарем в сугробе, привалившись спиной к дереву, сидела молодая женщина в соболиной шубе. Женщина необыкновенной красоты. Ни капли вульгарности – красота брюлловская, ренуаровская. Это была роскошная женщина. Если бы она стояла, а не сидела в снегу, я не подошел бы к ней, подумал бы, что она просто ждет кого-то. А так… Я сразу понял, что ей плохо. Нормальный человек не будет ночью сидеть в сугробе. Я сначала прошел мимо, но задержался, повернулся и подошел к ней, взял ее за руку и, пробормотав что-то вроде: «Так нельзя, поднимайтесь, вы же простудитесь!» – вытянул ее из сугроба. Она была, как мне показалось тогда, в полуобморочном состоянии. Женщина ухоженная, накрашенная, как кукла, вот только помада немного размазалась… Я спросил ее, куда ее отвести, и она, привалившись ко мне, сказала, что ей нужно в реабилитационный центр, там ей дадут горячего супа, уложат спать. Что она – жертва семейного насилия. Я видел жертв семейного насилия, это несчастные, измученные существа. В моей лаборатории работала Сашенька, бедная хрупкая женщина, которую муж-тиран избивал до полусмерти, а она все от него терпела, боялась его страшно, он потом утонул в пруду, а Саша моя уволилась и вернулась к матери в деревню, теперь она работает на молочной ферме.