Он не слышал, как тот вошел, душ заглушил легкие шаги. Тот вырвал у него телефон, и он увидел, как лыжный ботинок поднимается для пинка.
Когда он снова пришел в сознание, мужчина стоял рядом и с интересом разглядывал его мобильный.
— Смотри-ка, твой берет!
Мужчина вышел из ванной, набирая номер, потом все заглушил шум душа. Но вскоре он вернулся.
— Пошли прокатимся. Ты и я. — Внезапно у него улучшилось настроение. В одной руке он держал паспорт. Его собственный паспорт. А в другой — плоскогубцы из ящика с инструментами.
— Открой рот.
Он сглотнул слюну. Господи Исусе, спаси и помилуй.
— Открой рот, я сказал!
— Пощади! Я клянусь, я рассказал тебе все…
Ничего больше он сказать не успел, потому что рука обхватила его горло и воздух перестал поступать в легкие. Он немного поборолся. Потом наконец пришли слезы. И он открыл рот.
Глава 57
Гром
Бьёрн Холм и Беата Лённ стояли у большого металлического стола в лаборатории и смотрели на синие лыжные штаны, лежавшие перед ними под ярким светом лампы.
— Совершенно очевидно, это пятно спермы, — сказала Беата.
— Скорее полоска, — сказал Бьёрн Холм. — Посмотри на форму.
— Маловато для эякуляции. Выглядит так, словно кто-то провел мокрым членом по заднице того, на ком были штаны. Ты сказал, что этот Брюн, вероятнее всего, гомосексуалист?
— Да, но он говорит, что после того, как одолжил эти штаны Аделе, сам их не надевал.
— Тогда я сказала бы, что следы типичны для изнасилования. И надо сделать анализ на ДНК, Бьёрн.
— Согласен. А об этом что скажешь? — Холм показал на два почти незаметных пятна под задними карманами голубых штанов от формы медсестры.
— Что это?
— Во всяком случае, со стиркой пока что придется повременить. Это — производное нонилфенола, которое называют ПСГ. В частности, используется для ухода за автомобилями.
— Она явно на этом сидела.
— И не только сидела, потому что вещество глубоко въелось в ткань, она его словно втерла туда задницей. Как следует. Вот так. — Он подвигал бедрами взад-вперед.
— Хорошо. Есть какая-нибудь версия, почему она это делала?
Беата сняла очки и взглянула на Холма, двигавшего губами в отчаянной попытке сформулировать выражения, которые приходили ему на ум, но тут же им отвергались.
— Секс в одежде? — спросила Беата.
— Да, — с облегчением выдохнул Бьёрн.
— Ладно. И где же это женщина, не работающая в больнице, но в больничной форме, могла сидя заниматься сексом в одежде и втирать себе в задницу ПСГ?
— Это как раз очень просто, — сказал Бьёрн Холм. — На ночном свидании в помещении закрытой фабрики по производству ПСГ.
Облака разошлись, и равнину снова залило колдовским синеватым светом, в котором фосфоресцировали даже тени, замершие, словно в стоп-кадре.
Колкка пошел спать, но Харри догадывался: финн лежит в спальне с открытыми глазами и с всеми прочими органами чувств начеку.
— Если тебе не хватало звездного неба над Гонконгом, посмотри сюда, — сказала Кайя.
— Не помню никакого звездного неба, — сказал Харри и закурил.
— А ты скучаешь по чему-нибудь в Гонконге?
— По стеклянной лапше Ли Юаня, — сказал Харри. — Причем каждый день.
— Ты в меня влюблен? — Она чуть понизила голос и внимательно посмотрела на него, стягивая волосы в хвостик.
Харри подумал.
— Сейчас нет.
Она засмеялась, на лице ее было написано удивление:
— Сейчас — нет? Как это?
— Пока мы тут, эта часть меня как бы отключена.
Она покачала головой:
— Ты больной, Холе.
— Ну, что до этого, — Харри улыбнулся кривоватой улыбкой, — то тут сомнений практически нет.
— А что будет, когда эта работа закончится через… — она посмотрела на часы, — десять часов?
— Тогда я, может, опять буду в тебя влюблен, — сказал Харри и положил руку на стол рядом с ее рукой. — Если не раньше.
Она посмотрела на их руки. Увидела, насколько его рука больше. Насколько ее — изящнее. Его рука была бледная, узловатая, в узоре выступающих вен.
— То есть ты можешь влюбиться и до того, как работа будет закончена? — Она накрыла его руку своей.
— Я хотел сказать, что работа может закончиться прежде, чем это пройдет…
Она убрала свою руку.
Харри удивленно посмотрел на нее:
— Я только хотел сказать…
— Слушай!
Харри затаил дыхание и прислушался. Но ничего не услышал.
— Что это было?
— Похоже на машину, — сказала Кайя, всматриваясь в окно. — Что скажешь?
— Да нет, вряд ли, — сказал Харри. — До ближайшей дороги, которая не закрыта на зиму, больше мили. А как насчет вертолета? Или снегохода?
— Или моего больного воображения? — вздохнула Кайя. — Звука больше нет. Сейчас мне кажется, что его и не было. Извини, когда немного побаиваешься, наступает гиперчувствительность…
— Да нет. — Харри выдернул револьвер из заплечной кобуры. — Нормальный страх и нормальная чувствительность. Опиши, что ты слышала. — Он встал и подошел к другому окну.
— Да говорю же, ничего!
Харри приоткрыл окно.
— У тебя слух лучше, чем у меня. Послушай еще.
Они сидели и слушали тишину. Минуты шли.
— Харри…
— Т-с-с.
— Или сюда и сядь, Харри.
— Он здесь, — сказал Харри вполголоса, словно бы разговаривая сам с собой. — Он сейчас здесь.
— Харри, ну теперь у тебя гиперчувстви…
Раздался приглушенный грохот. Звук был низкий, глубокий и будто бы медленно катящийся, не резкий, а глуховатый, как отдаленный гром. Но Харри знал, что гром при ясном небе и минус семи — редкость.
Он затаил дыхание.
А потом услышал. Снова загрохотало, но уже иначе, не похоже на гром, еще ниже, на мощных басах, звуковые волны толкали воздух и ощущались всем телом. Харри слышал этот звук только раз в жизни, но знал, что никогда его не забудет.
— Лавина! — крикнул Харри и бросился к спальне Колкки, которая выходила на гору. — Лавина!
Дверь в спальню распахнулась, на пороге стоял Колка без малейших следов сна на лице. Они почувствовали, как содрогнулась земля. Это была большая лавина. И будь у хижины даже каменный фундамент и подвал, они бы все равно никак не успели туда спуститься. Потому что вслед за финном вылетели осколки окна, выдавленного воздухом, который огромная лавина гнала перед собой.