Нельзя сказать, что Петр был так уж ошеломлен. Даже дыханье
в зобу не сперло. И все равно, сумма впечатляла…
— Ага! — Павел торжествующе уставил в него
указательный палец, и в перстне холодными лучиками сверкнул крупный бриллиант. —
Что, авторитетная суммочка?
— Да уж. В моем положении…
— И не только в твоем…
— Я вот только в толк не возьму, что мне за такие
деньжищи надо будет сделать, — признался Петр.
— А почти что и ни хрена, — будничным тоном сказал
брат. — И всего-то-навсего побудешь пару-тройку месяцев мною. Что ты
сделал глаза пятаками? Повторяю. Побудешь пару-тройку месяцев мною. Как во
времена упорхнувшего детства и беззаботной юности. Говоря конкретнее, в один
прекрасный день я залягу на дно, а ты однажды сядешь в мою машину в виде меня.
На два-три месяца. От и до, я имею в виду. Никаких французских комедий, когда
один близнец то и дело ныряет за занавеску или там в соседнюю комнату, а второй
выскакивает и на четверть часа делает вид, будто он и есть первый. Все эти месяцы
будешь мною. От звонка до звонка. В офисе. Дома. Где еще потребуется. Я не
нажрался, я пока еще почти трезвехонек. И выдаю я тебе сейчас не экспромт, не
похмельный розыгрыш, а результат скрупулезнейших двухнедельных раздумий. Все
прокручено в голове на сто кругов. Какие, к черту, экспромты… Что молчишь?
— В голове не укладывается.
— Да? — прищурился Павел. — А помнишь, как
экзамены сдавали? Как я вместо тебя ходил и куда, как ты вместо меня ходил и
куда? И ведь не обнаружилось, даже тогда, с Галочкой, так и не догадалась,
коза…
— Ох, насчет Галочки… — сокрушенно опустил глаза
Петр. — Ведь молодые были, щенки, сейчас стыд пробирает…
— А… Ей-то что? Получила двойной кайф, только и делов.
О другом подумай. О том, что подмену обнаруживали примерно в одном эпизоде из
десяти
— да и то потому, что заранее знали: двое их,
Савельевых, двое. Знали. Теперь представь, что подмену мы устроим в условиях,
когда ни одна собака и не подозревает, что нас двое… Все шансы. Сто из ста.
— Нет, ты серьезно?
— Да мать твою! — вскинулся Павел. —
Абсолютно. Совершенно. Что я, по-твоему, стану убивать две недели, чтобы в
деталях придумать примитивный розыгрыш? Любой розыгрыш не стоит пятидесяти штук
в зелени. Потому что есть ситуация, когда меня просто-таки должно быть двое… коряво
с точки зрения грамматики, да лучше и не скажешь. Меня должно быть двое.
— На тебя что, наезжают?
Павел даже приоткрыл рот:
— Эт-то с чего тебе в голову пришло?
— Черт его знает. Просто это первым в голову и пришло.
Вспомнил вдруг, как разные императоры, по сплетням, двойников себе устраивали.
— Ер-рунда полнейшая, — с чувством сказал
Павел. — Двойник на случай покушения? Фу ты… Не такая уж я свинья, чтобы
родного брата под пулю подставлять, даже если представить, что и в самом деле…
Вздор. Глупости, Петя. Никто в этом городе мне не желает зла настолько. Враги
есть. Недоброжелателей хватает. О конкурентах вообще молчу. Но заказывать меня
никто в жизни не станет. Не тот уровень, не те круги. Чем хочешь поклянусь.
— Тогда?
— Вот это уже деловой разговор, а? — усмехнулся
брат. — Суть дела, в общем, проста. Маячит великолепнейшая сделка — даже
по моим нынешним масштабам чертовски завлекательная. И, как это в жизни
повелось, тут же наличествуют целые черпаки дегтя — в виде и конкурентов, и
«кротов» в моей собственной фирме, каковые до сих пор выявлены не все.
Понимаешь, в общих чертах? Молодец. Ну, а детали рассказывать не стоит по
одной-единственной, но крайне существенной причине: чтобы мало-мальски тебя
ввести в курс дела, придется пару суток без передышки чесать языком. Я-то в
этом уже десять лет, а ты, извини, консалтинг от лизинга не отличишь без
длинной лекции… Соображаешь?
— Пожалуй.
— Так что поверишь на слово, что это сделка века и
другого выхода у меня нет?
— Придется, — кивнул Петр.
— Молоток, брательник… Короче говоря, нас будет двое.
Ты и будешь я. Ты будешь представительской фигурой — восседать в креслах,
посасывать шампань на банкетах, кивать с умным видом, вообще производить
впечатление резко поглупевшего меня. Поверят. Почему, объясню чуть погодя… Да
вдобавок я тебя предварительно как следует поднатаскаю. И рядом с тобой будет
посвященный человечек. В любой миг придет на помощь. Ну, а я… Меня как бы и не
будет. Я в стороне, в подполье, я как раз и работаю. При том, что никто, кроме
считанных индивидуумов, и не подозревает об истинном положении дел. Нам
понадобится два-три месяца… впрочем, при удаче скорее два, чем три. а то и в
месяц уложимся. Получишь свой законный процент, сиречь полсотни штук
зеленью, — и отвалишь в Новосибирск. Тут тебе и хорошая квартира, и
приличная машина, т, на обзаведенье, на ложки-поварешки… И на брюлики твоей
Кирочке хватит. Что скажешь? Сделка касается опять-таки самого что ни на есть
легальнейшего бизнеса — просто такова уж се ля ви, у нас ради честнейшего заработка
приходится идти на самые немыслимые финты… Газеты читаешь, телевизор смотришь,
должен понимать. Что насупился?
— Это ж не экзамены… — сказал Петр.
— Да не о том ты! Берешься?
— Я бы с радостью, — признался Петр. — Ради
таких денег. Но это, повторяю, не экзамены. И не история с олимпиадой. И даже
не… не случай с Галочкой. Разоблачат.
— Кто?
— Ну, твои же сотруднички. Партнеры. Деловые знакомые.
Весь привычный круг общения. Мне нужно будет знать столько… Всех и все. Куда
там, к черту, Штирлицу… Не справлюсь.
— Петенька… — поморщился Павел. — Петюнчик… Ну
какие в задницу разоблачения? Ты же будешь не в себе. Точнее, не совсем в себе.
— Это как?
— Ты. страдалец, то бишь я, страдалец, попал в
аварию, — серьезно сказал Павел. — Я очень редко сажусь за руль, все
знают. Решил вдруг проветриться, не справился на повороте с джипером… Когда
приедет «скорая» и менты, их взорам предстанет натуральнейшим образом разбитый
джипер. Митя постарается, у него голова светлая. Причем. повторяю, все
продумано до мелочей. И обломки джипера будут живописно громоздиться на
обочине, и шмотье на тебе будет изодрано художественно, и кровушка из тебя
будет струиться… ну. что ты ежишься? В паре мест аккуратненько располосуем
кожу, ничего страшного, и кровянка немного поструится, и веночки не будут
задеты. Синячок там под глазом… За полсотни тонн зеленых, право же, стоит
чуточку страдануть. Царапины заживут. В общем, авария. Джипер вдребезги. У тебя
сотрясение мозга
— каковое, между прочим, диагностике не поддается
совершенно. У меня то бишь сотрясение… ладно, отныне будет все-таки У тебя.
Мало того, у тебя провалы в памяти, у тебя некие непонятные любому медицинскому
светилу завихрения психики. Ну, врубился? Потому ты и не узнаешь старых
знакомых, через одного. Потому у тебя прошлое из памяти выпало кусками,
шматами, пластами. Месяцами и годами. Потому ты и в бытовых мелочах во мно-огом
изменился. И кабинет свой не помнишь, где что лежит, в толк не возьмешь, и
закадычного друга Вову видишь словно бы впервые… Железное объяснение, Пьер. Ну,
недельку поскучаешь в больнице. Доктор свой. В курсе. За те денежки, что он
получит, из кожи вывернется. Как и мой верный пес, коммерческий
директор, — он тебя будет водить, как ребеночка за ручку, С глазу на глаз
даст любые пояснения. Да и я, пожалуй что, навещу как-нибудь. Есть у меня
гример, и бороду присобачит самую натуральную, и вообще внешность изменит.
Сечешь? Любая нестыковка, любое неузнавание будут замотивированы железнейшим
образом. Никто не удивится, ни одна живая душа. Тебя попросту будут жалеть.
Бедный Павлик, увечный, ушибленный, с перевернутыми мозгами, жертва роковой
аварии… Ну кому тут в голову придет подозревать? О том, что ты есть, мало кто и
помнит. Слышали краем уха, что есть у меня брат; за тридевять земель, но про
то, что он близнец, никто и не знает. Не было у меня времени за эти десять лет
родню вспоминать принародно, уж извини за откровенность. Вообще у нас мало кто
вспоминает о далеких родственниках. Не та среда. Голова постоянно забита
другим. Делами. Ты-то многим рассказывал с подробностями и живописными
деталями, что у тебя есть где-то в паре тысяч верст брат-близнец?