Он увидел, как ее глаза почернели, когда зрачки расширились от страха; телефон упал на пол.
Продолжая звонить, телефон с коротким стуком упал на рельсы. За мгновение до того, как увидел на дисплее номер Tea, он подумал, что звонит тот же, кто вчера вечером молчал в трубку. Это наверняка была женщина, хоть и не сказала ни слова, сейчас он уже не сомневался. Она, Рагнхильд. Стоп! В чем дело? Он сходит с ума? Надо сосредоточиться на дыхании. Ни в коем случае нельзя терять над собою контроль.
Он изо всех сил стиснул черную сумку, меж тем как к перрону подходил поезд.
Двери со вздохом скользнули в стороны, он вошел в вагон, поставил чемодан в багажную стойку, нашел свободное место.
Пустое кресло зияло словно дыра от выбитого зуба. Харри всматривался в лица по обе стороны от этого кресла, но они были слишком старые, слишком молодые или не того пола. Вернувшись к первому креслу девятнадцатого ряда, он присел на корточки подле седовласого старика:
— Полиция. Мы…
— Что? — громко переспросил старик, поднеся ладонь к уху.
— Полиция, — тоже громко повторил Харри. Он заметил, что чуть впереди мужчина с проводком возле уха встрепенулся и заговорил, наклонясь к лацкану пиджака. — Мы ищем человека, который, по-видимому, сидел в середине этого ряда. Вы не видели, кто-нибудь выходил?
— Что?
Пожилая дама, судя по всему спутница старика, наклонилась к Харри:
— Он только что вышел. Из зала. Прямо посреди песни… — Последние слова она произнесла таким тоном, будто решила, что именно поэтому полиция его и разыскивает.
Харри бегом метнулся обратно к двери, распахнул ее, промчался через фойе и вниз по лестнице в вестибюль, к выходу. Увидел снаружи спину в форменной куртке и еще с лестницы крикнул:
— Фалкейд!
Сиверт Фалкейд обернулся, увидел Харри и открыл дверь.
— Вот только что тут не выходил мужчина?
Фалкейд покачал головой.
— Станкич в здании, — сказал Харри. — Поднимай тревогу.
Фалкейд кивнул, поднес ко рту лацкан куртки.
Харри поспешил назад, в фойе, заметил на полу маленький красный мобильник и спросил у гардеробщиц, не выходил ли кто из зала. Они посмотрели друг на друга и хором ответили «нет». Он спросил, есть ли другие выходы, кроме лестницы.
— Только запасный, — сказала одна.
— Да, но дверь там громко хлопает, мы бы слышали, — добавила другая.
Харри стал у дверей зала, скользнул взглядом слева направо, пытаясь прикинуть, как можно уйти. Если на сей раз Мартина сказала правду, то здесь в самом деле был Станкич? И немедля сообразил, что она не лгала. Сладкий запах еще висел в воздухе. Парень, на которого он едва не налетел у входа в зал. А еще сообразил, как он ушел.
Когда Харри распахнул дверь мужского туалета, навстречу хлынул ледяной воздух из открытого окна. Он прошел к окну, посмотрел вниз, на карниз и на парковку, хлопнул ладонью по подоконнику:
— Черт! Черт!
Какой-то звук в одной из туалетных кабинок.
— Алло! — окликнул Харри. — Кто здесь?
В ответ вода в писсуаре со злобным бульканьем ушла в сток.
И снова этот звук. Вроде всхлипа. Харри глянул на дверцы — на одной красный сигнал «занято». Он лег на пол и, увидев ноги в туфлях-лодочках, крикнул:
— Полиция! У вас все в порядке?
Всхлипывания смолкли.
— Он ушел? — спросил дрожащий женский голос.
— Кто?
— Он сказал, чтобы я сидела тут пятнадцать минут.
— Ушел.
Дверца открылась. Tea Нильсен сидела на полу, между унитазом и стеной, макияж растекся по лицу.
— Он грозил убить меня, если я не скажу, где Юн, — сквозь слезы проговорила она, будто просила прощения.
— И что вы ему сказали? — спросил Харри, помогая ей подняться и сесть на крышку унитаза.
Она захлопала глазами.
— Tea, что вы ему сказали?
— Юн прислал эсэмэску. — Отсутствующим взглядом она смотрела на стену туалета. — Написал, что его отец заболел и что вечером он улетает в Бангкок. Представляете? Именно сегодня вечером.
— В Бангкок? Вы сказали об этом Станкичу?
— Сегодня вечером мы должны были встречать премьер-министра. — По щеке Tea скатилась слезинка. — А он даже на мой звонок не ответил…
— Tea! Вы сказали Станкичу, что Юн вечером улетает?
Она кивнула, как лунатик, будто это совершенно ее не касалось.
Харри вышел в фойе, где Мартина и Рикард разговаривали с человеком, в котором он узнал одного из телохранителей премьер-министра.
— Отбой! — громко сказал Харри. — Станкича в здании уже нет!
Все трое обернулись к нему.
— Рикард, там ваша сестра, будьте добры, позаботьтесь о ней. А вас, Мартина, прошу со мной.
Не дожидаясь ответа, он подхватил девушку под руку, ей пришлось чуть ли не бежать вместе с ним по лестнице к выходу.
— Куда мы? — спросила она.
— В аэропорт.
— А я-то зачем?
— Будешь моими глазами, дорогая Мартина. Высмотришь для меня невидимку.
Он всматривался в свое отражение в окне вагона. Лоб, нос, щеки, рот, подбородок, глаза. Старался понять, в чем секрет. Но ничего особенно над красной шейной косынкой не углядел, только бесстрастное лицо, глаза да волосы, на фоне стен туннеля между Центральным вокзалом и Лиллестрёмом такие же черные, как ночь за окном.
Глава 33
Вторник, 22 декабря. Самый короткий день
Ровно за две минуты тридцать восемь секунд Харри с Мартиной добежали от Концертного зала до перрона станции «Национальный Театр», где еще через две минуты сели на скорый поезд, который шел в Лиллехаммер с остановкой на ословском Центральном вокзале и в аэропорту. Конечно, электричкой быстрее, зато ждать не пришлось. Они заняли последние два свободных места в вагоне, полном солдат, едущих домой на рождественскую побывку, и студенческих компаний в колпаках рождественских гномов, с пакетами вина.
— Что происходит? — спросила Мартина.
— Юн в бегах, — коротко ответил Харри.
— Он знает, что Станкич жив?
— Юн бежит не от Станкича, а от нас. Знает, что изобличен.
Мартина смотрела на него широко открытыми глазами:
— В чем изобличен?
— Толком не знаю с чего начать.
Поезд подъехал к перрону Центрального вокзала. Харри выглянул наружу — ни следа Юна Карлсена.
— Началось с того, что Рагнхильд Гильструп предложила Юну два миллиона крон, чтобы он помог Гильструпам купить часть армейской недвижимости, — сказал он. — Юн отверг ее предложение, так как не верил, что она будет молчать. Однако же за ее спиной связался напрямую с Мадсом и Албертом Гильструпами. Потребовал пять миллионов и поставил условие: Рагнхильд не должна знать об этом. Они согласились.