– Он допустил ошибку, – тихо сказал Алан, обращаясь к Полли.
– Гонт допустил ошибку в своем видеофильме.
– Что ты там за дребедень несешь! – завопил Туз. Он плотнее
прижал дуло пистолета к виску Полли.
Из всех троих только Алан заметил, как открылась дверь
Нужных Вещей, и заметил лишь потому, что упрямо отводил взгляд от
приближающегося патрульного автомобиля. Только Алан увидел – каким-то
невероятным боковым зрением – высокую фигуру, стоявшую на пороге магазина и
одетую не в спортивного покроя пиджак и не в смокинг, а в черную суконную
куртку.
Походную куртку.
В одной руке мистер Гонт держал старомодный саквояж, такой,
с какими в прошлом разъезжали по стране коммивояжеры с образчиками товаров.
Саквояж был сделан из шкуры гиены и не был пуст. Напротив, его раздутые бока
выпирали из-под длинных пальцев мистера Гонта, сжимавших ручку. А изнутри
саквояжа, словно отдаленное завывание ветра или привидений, похожее на то,
какое слышится в туго натянутых проводах высокого напряжения, доносились слабые
крики и всхлипы. Алану казалось, что он слышит эти звуки не ушами, а сердцем и
разумом.
Гонт стоял под навесом магазина и видел как приближавшийся
патрульный, автомобиль, так и сцену из спектакля с тремя исполнителями. В
глазах его постепенно зарождалось азартное возбуждение игрока… а может быть
даже и беспокойство.
Алан подумал: «Он тоже не знает, что я его вижу, почти
наверняка не знает. Прошу тебя, Господи, пусть это будет так».
14
Алан не ответил Тузу. Сжимая в руках банку-игрушку, он
смотрел на Полли. Туз не обращал на банку никакого внимания, скорее всего именно
потому, что Алан никоим образом не пытался ее спрятать.
– Энни в тот день не пристегнула ремень, – говорил он Полли.
Кажется, я уже тебе об этом рассказывал.
– Я… я не помню, Алан.
За спиной Туза, прилагая к тому все усилия, из окна
патрульного автомобиля выбирался Норрис.
– Поэтому она и вылетела через ветровое стекло.
(«Еще минута, – думал он, – и мне придется броситься на
кого-нибудь из них. Но на кого? На Туза или на Гонта? И каким образом?») Вот
это меня всегда мучило: почему она не пристегнулась? Она делала это всегда
чисто машинально, не задумываясь, настолько глубока была привычка, а в тот день
изменила ей.
– Даю тебе последний шанс, легавый, – завопил Туз. – Или я
получаю свои деньги, или твою телку. Выбирай.
Алан продолжал, как будто даже не слышал его крика.
– Но на видеопленке ремень был пристегнут. – Алан произнес
эту фразу и вдруг сразу все понял. Понимание вспыхнуло в самой сердцевине мозга
и засияло яркой серебристой звездой. – Ремень был пристегнут… а вы обосрались,
мистер ГОНТ!
Алан скользнул к высокой фигуре, стоящей в восьми футах от
него под зеленым навесом. Он сделал один огромный шаг, разделявший его и
новоявленного коммерсанта Касл Рок, и прежде чем Гонт успел что-либо
предпринять, прежде, чем даже распахнувшиеся от неожиданности глаза успели
моргнуть, он сдернул крышку с банки, с последней дразнилки Тодда, той самой,
которую вопреки желанию Алана разрешила мальчику купить Энни, сказав, что
детство бывает лишь один раз в жизни.
Змея вылетела, выскочила, выпрыгнула из своей темницы и на
этот раз не в шутку. На этот раз по-настоящему.
Змея оставалась настоящей всего несколько секунд, и Алан так
никогда и не узнал, заметил ли это кто-нибудь, кроме него самого… и мистера
Гонта.
В том, что заметил Гонт, он был уверен на все сто процентов.
Змея была длинная, намного длиннее той бумажной, которую он выпускал на свободу
неделю назад, припарковав машину на автостоянке у здания муниципалитета после
долгой изнурительной поездки в Портленд. Кожа змеи блестела и переливалась
красными и черными чешуйками, сверкавшими словно бриллианты.
Челюсти змеи разомкнулись, коснувшись плеча Лилэнда Гонта,
одетого в походную куртку, и обнажили хромированные клыки, блеснувшие так ярко,
что Алан невольно сощурился. Смертельно-опасная треугольная головка качнулась
назад и снова кинулась на мистера Гонта, на этот раз нацеливаясь ему в шею.
Гонт перехватил змеиную голову у основания, но прежде… чем
он это сделал, змея успела впиться зубами в его плоть, и не один раз, а несколько.
Треугольная головка змеи прыгала вверх и вниз.
Гонт вскрикнул – то ли от боли, то ли от ужаса, а скорее
всего от того и другого вместе, как показалось Алану, – и бросил чемодан, чтобы
схватить змею обеими руками. Алан, поняв его намерение, мотнулся вперед, но
Гонту все же удалось вырвать змею у него из рук и бросить оземь к своим обутым
в тяжелые походные башмаки ногам. Приземлившись, змея снова обрела свой прежний
безобидный облик – дешевая забава, кусок пружины длиной в пять футов, обернутый
в зеленую хлопчатобумажную ткань: игрушка, которая могла порадовать только
такого жизнерадостного ребенка, как Тодд, и произведение, которое мог оценить
по достоинству только такой человек… или вернее, такое существо, как Лилэнд
Гонт.
Из трех пар ранок на шее Гонта капала кровь. Он рассеянно
вытер шею своими странными длиннопалыми руками, нагнулся было за чемоданом… и
застыл. В такой позе – длинные ноги расставлены на ширину плеч, туловище
согнуто, рука вытянута – он походил на подъемный кран. Но то, к чему он
тянулся, уже исчезло. Саквояж из кожи гиены с раздутыми от переполненности
боками надежно устроился между ног Алана. Он перехватил его в тот момент, пока
мистер Гонт был занят борьбой со змеей, и сделал это со свойственной ему
быстротой и ловкостью.
Ошибиться в том, какое выражение появилось на лице Гонта, было
невозможно: ярость, ненависть и несказанное удивление исказили черты его лица.
Верхняя губа искривилась и растянулась, обнажив желтые зубы. Но теперь они
выпрямились и заострились, как будто приготовились броситься в атаку. Он
протянул руки ладонями вверх и прошипел:
– Отдай – это мое!
Алан не знал о том, что Лилэнд Гонт заверил большинство
жителей Касл Рок, от Святоши Хью до Заики Додда, в своей полной
незаинтересованности в человеческих душах – ничтожных, сморщенных, униженных,
какими они на самом деле и были. Если бы Алан это знал, он рассмеялся бы Гонту
в лицо и сказал, что ложь – основное правило его коммерции. Зато он прекрасно
знал, нисколько не сомневался в том, что находится в этом саквояже – воет, как
провода на ветру, и тяжело дышит, как старик на своем ложе в страхе перед лицом
смерти. О, он знал это наверняка.
Губы мистера Гонта раздвинулись еще шире, на этот раз в
презрительной усмешке. Его жуткие руки все дальше вытягивались в сторону Алана.
– Предупреждаю тебя, шериф, со мной шутки плохи. Это мой
чемодан, говорю тебе!