После четырехнедельного испытания Люсинда в сопровождении кого-нибудь из троицы стала появляться на приемах и вечерах. Теперь было почти невозможно держать мужчин на расстоянии друг от друга, и она с трудом заставляла их подчиниться установленным правилам.
Что за сцены разыгрывались в карете по пути к Трейли-сквер! Запертой в тесном пространстве наедине с мужчиной леди Люсинде ничего не оставалось, кроме как отдаваться их пылким ласкам. Она искусно изображала страсть, глубоко вздыхая и что-то бормоча, когда ее грудь ласкали жадные руки. Маркиз однажды приятно удивил ее, запустив пальцы ей под юбку и потирая ее самое чувствительное местечко, пока Люсинда не изошла пьянящей влагой. Потом, несмотря на немалый вес, он сумел встать на колени, просунул голову под платье и лизал и сосал ее, пока она снова не забилась в сладких конвульсиях. Люсинда и не подумала притворяться недовольной и честно призналась, что наслаждалась его ласками.
— Когда мы обвенчаемся, дорогая, — заверил маркиз, — я подарю вам ослепительное блаженство.
Он был так счастлив, что не смог утаить свою маленькую победу от остальных. Несколько дней спустя, возвращаясь с прекрасно проведенного за игрой в карты вечера, герцог велел кучеру ехать через парк. Пользуясь темнотой, он поднял ее широкие юбки, посадил Люсинду себе на колени и со всем пылом вонзился в нее, одновременно покусывая и облизывая соски. После он рассыпался в комплиментах ее страстной натуре и, высадив возлюбленную из экипажа, чинно поцеловал ручку на прощание.
Очевидно было, что лорд Бертрам не собирался отставать от остальных, и он не разочаровал ее. На этот раз ее поставили на колени и велели сосать его копье, пока в нем не останется ни единой капли. Люсинда подчинилась, и лорд превознес ее до небес за покорность и блестящее умение.
— Повелитель знает свое дело, блестяще выдрессировал вас, — объявил он.
Чтобы избавиться он ежевечерних атак, Люсинда стала приглашать их к ужину. В своей столовой, окруженная слугами, она была в сравнительной безопасности. Но нельзя же было все время отсиживаться дома! Необходимо, чтобы ее видели на людях в обществе благородных джентльменов.
Пришлось изобретать способы избежать их похоти. Как-то Люсинда настояла, чтобы ее провожали все трое. В другой раз она пожаловалась на головную боль и осталась дома. В третий — едва приехав на вечер, объявила, что заболела, и попросила кавалеров не волноваться и остаться за карточными столиками, а сама уехала домой одна. И при этом она постоянно флиртовала, делала глазки и улыбалась, пока каждый не уверился, что именно он станет счастливым избранником.
После третьего оглашения местный викарий обвенчал Полли и Джона в понедельник утром. Люсинда дала обоим выходной. Она была одной из свидетельниц, а после церемонии удалилась в сопровождении двух лакеев. Все ее хозяйство буквально лихорадило: новобрачные успели рассказать о щедрости и великодушии госпожи.
— Настоящая леди, ничего не скажешь, — вздыхала кухарка. — Повезло нам, что есть, то есть.
За несколько дней до бала графини Уитли Джон сообщил хозяйке, что граф Стэнтон прибыл в дом лорда Боуэна и собирается сегодня на музыкальный вечер к лорду Карстерзу. Наконец-то она увидит его лицо!
Люсинда была вне себя от счастья и волнения. Она тосковала о нем и незабываемых ночах страсти.
На этот раз она оделась особенно тщательно, в туалет модного цвета пламени, прекрасно оттенявшего ее светлую кожу и густые темно-каштановые волосы. Сопровождать ее выпало маркизу, и, поскольку особым умом он не отличался, она смогла, не вызывая излишних подозрений, спросить, как бы между прочим:
— Дорогой Гамлет, кто такой этот граф Стэнтон? Не могли бы вы показать мне его? Я слышала, что он разводит превосходных лошадей, и собираюсь купить у него кобылку. Мой лакей Джон говорит, что он остановился в доме лорда Боуэна.
Маркиз Харгрейв оглядел салон.
— Стэнтон? Тот, что живет в деревне? По-моему, он уже лет десять как не был в Лондоне. Настоящий отшельник, хотя вы правы, дорогая, лошади у него отменные. А вот и он, рядом с Боуэном и этой прелестной пташкой, что ловит каждое его слово. Говорят, леди Грейстон весьма щедро раздает свою благосклонность. Престарелый муж, знаете ли. Вас представить, леди Люсинда?
— Не стоит, — скучающе обронила она. — Я еще не решила, стоит ли покупать, и, кроме того, мой будущий муж, возможно, захочет сделать мне подарок.
Она с многозначительной улыбкой похлопала его по руке веером из слоновой кости и опустила ресницы. Но уже через несколько минут сказала, что вдруг почувствовала слабость и хочет посидеть в глубине салона.
— Вам что-нибудь принести, Люсинда? — встревожился маркиз.
— Немного шампанского, пожалуй, — едва выговорила она, и он поспешно удалился. Люсинда быстро устремила взгляд туда, где стоял граф. Поразительно! Просто поразительно! Он оказался самым красивым мужчиной из всех ее знакомых. Угловатое, словно высеченное из мрамора лицо. Высокие скулы. Квадратный подбородок. Раньше она ничего этого не замечала, но теперь… Длинный тонкий нос, высокий лоб. Ресницы так же черны и густы, как волнистые волосы. Люсинда хорошо помнила его чувственный рот, но без маски он казался совершенно другим человеком. Удивительное лицо! Интересно, что имел в виду Джон, утверждая, что он неплохо выглядит? Люсьен Филлипс, граф Стэнтон, выглядит и сложен как бог! Ах, какие красивые дети у них будут!
— Ваше шампанское, — объявил запыхавшийся маркиз. Но Люсинда отвела его руку.
— Отвезите меня домой, Гамлет, — попросила она. — Я плохо себя чувствую. Голова… Моя несчастная голова… От музыки господина Баха только хуже становится.
Извинившись перед хозяевами, они уехали.
— Интересно, она в самом деле больна, — ехидно заметила хозяйка после их ухода, — или просто не терпится оказаться в постели с маркизом? Просто дождаться не могу бала Уитли, чтобы узнать наконец, кого она выбрала. Впрочем, об этом же гадает весь Лондон.
— Ты даже не представляешь! Книга пари в «Уайтсе» разбухла от записей! — вторил супруге лорд Карстерз. — Два к одному за маркиза, один к одному за Рексфорда. Всех затмил Бертрам — десять к одному. Ничего не скажешь, хорошенькая штучка, и к тому же принесет избраннику завидное состояние. Харрингтон все оставил ей. Знай я, как туго набита его мошна, позволил бы ухаживать за нашей Лавинией.
— Она поставила город с ног на голову, — заметил лорд Боуэн, подслушавший беседу хозяев. — Умная стерва! И ни за что не открывает, кого решила осчастливить. Как она в постели, Люсьен? Неплоха?
— Ты ведь знаешь, я не веду разговоров на подобные темы, — холодно ответил граф. Сердце его едва не вырвалось из груди при виде Люсинды, самой прекрасной на свете женщины. Сумеет ли она узнать его на балу? Почему, почему он не снял перед ней маску?!
На следующее утро Люсинде принесли огромный букет роз и лилий. Поперек простой белой карточки было выведено всего одно слово: «Роберт». Люсинда, улыбаясь, спрятала ее в карман и велела служанке найти вазу для цветов и поставить ее в утренней гостиной.