— У тебя доброе сердце, дитя мое, — заметила Мейбл.
— Ты присмотришь сегодня за слугами? Я все еще не оправилась после наших путешествий и хочу пойти к себе и отдохнуть.
— Беги, девочка, — разрешила Мейбл.
— Если можно, пусть принесут лохань. Я хочу принять ванну.
— Сейчас пришлю парней с горячей водой, — пообещала Мейбл. — Они заодно выкатят лохань, миледи.
— До чего же величественно звучит! — хихикнула Розамунда.
— Но ведь ты жена рыцаря. Как же еще к тебе обращаться? — заметила Мейбл. — А теперь бегите, миледи.
Розамунда вошла в спальню и улыбнулась лежавшему на постели мужчине.
— Милорд! — воскликнула она, приседая. — Я приказала приготовить ванну, и вы должны спрятаться, когда придут слуги. Не дай Бог, кто-то узнает, что вы валяетесь в спальне, вместо того чтобы выбраковывать овец!
Она весело подмигнула мужу.
— Я велела дать дядюшкам еды на дорогу и благополучно выпроводила.
— Подойди, жена, и поцелуй меня, — приказал он, чуть сощурившись.
Но Розамунда игриво отстранилась.
— Мейбл сказала, что кухарка, сестра которой служит в Оттерли, говорит, будто у Мейвис живот на нос лезет, но мой дядя тут ни при чем. Поэтому у него такой ужасный вид. Он не может отречься от ребенка, чтобы не навлечь на себя позора, а ты ведь знаешь, каков дядя Генри.
— Иди сюда, — повторил он уже настойчивее.
— Кажется, слуги идут, — лукаво бросила Розамунда, — вам следует спрятаться в моем скромном гардеробе, муженек.
Оуэн нехотя поднялся, подошел к небольшой, закрытой занавеской нише и, повернувшись, притянул к себе жену.
— Мадам, вам грозит опасность получить трепку, ибо вы, боюсь, стали ужасно противной маленькой кокеткой.
Он завладел ее губами. Задохнувшись, она оттолкнула его, но прежде потянулась погладить его мужское достоинство, явно нуждавшееся в ее внимании.
— Мы решим это, когда ванна будет готова. Снимите одежду, сэр, ибо я намереваюсь собственноручно вымыть вас.
— Ах, — пробормотал он, — вы так же непослушны, как я и думал, мадам. Но повинуюсь вам и с нетерпением жду ваших милостей.
Он со смешком направился к нише.
— Войдите, — откликнулась Розамунда, когда в дверь постучали.
Несколько слуг внесли дубовые ведра с дымящейся водой. Один из них, поставив ведро на пол, подошел к небольшому углублению перед камином и вытащил лохань.
Дождавшись, пока слуги наполнят ее водой, Розамунда плеснула туда капельку драгоценного душистого масла, подарок шотландской королевы, и в комнате распространился аромат белого вереска. Когда мужчины ушли, Розамунда заперла дверь на засов. Из ниши раздался кашель.
— Еще минуту, милорд, — сказала она мужу, спеша раздеться. Оставшись обнаженной, она медоточивым голоском позвала:
— Выходи, Оуэн. Я готова.
Оуэн выступил вперед, тоже совершенно нагой, и при виде голой жены улыбнулся.
— Я не выбракую тебя из отары, любимая, — поддразнил он. — Кровь Христова, Розамунда, ты самое прекрасное создание, которое я, когда-либо встречал.
Впрочем, не помню, что я когда-либо видел женщину, на которой не било бы ни клочка одежды.
Во взгляде его светилось нескрываемое восхищение.
Она, в свою очередь, оглядела его высокую стройную фигуру. В солнечном свете, струившемся в окна, он выглядел поистине великолепно. Широченные плечи, узкая талия и, длинные мускулистые ноги! Легкий золотистый пушок покрывал его ноги и грудь. Тонкая дорожка завитков спускалась по животу, исчезая в золотистом треугольнике, на котором покоилось его мужское достоинство.
— Это ты — самое прекрасное создание на земле, милорд Оуэн, — тихо ответила она, краснея от собственной дерзости и смущенно отворачиваясь от этого великана, ставшего ее мужем. Неужели все жены так ведут себя с мужьями?
Он встал за ее спиной и, обняв за; талию, привлек к себе. Другая рука сжала грудь и стала играть с соском. Теплые губы прижались к затылку, скользнули по плечу. Он едва слышно шептал, обдавая ее ухо жарким дыханием, возбуждая почти до безумия.
— Прошлой ночью ты спросила, можем ли мы любить друг друга, как баран и овечка. Я ответил, что можем, но не в первый раз. Я трижды погружался в тебя, Розамунда. И теперь покажу, как баран берет овечку.
Он снова стиснул ее грудь.
От волнения Розамунда едва дышала, вздрагивая всем телом. Он легонько подтолкнул ее к столу и, когда ее бедра коснулись столешницы, приказал:
— А теперь, любимая, наклонись вперед и обопрись о стол обеими руками. Видишь, ты совсем как милая молоденькая овечка на лугу. Похотливый баран накроет тебя своим телом, оседлает и вонзится в твой горячий влажный любовный грот.., вот так!
Он одним толчком вошел в нее, заполнив до отказа.
Розамунда от неожиданности ахнула. Он так велик, и она могла поклясться, что его любовное копье подрагивает в ней.
— О-о-х, Оуэн! — вскричала она, когда он стал двигаться, резкими короткими ударами пронзая ее. — О да!
Под его весом ее груди расплющились. Его пальцы крепко держали ее. Она снова ахнула от удовольствия, когда он глубоко погрузился в нее, а потом медленно вышел, лаская ее тело чувственными поглаживаниями своей плоти.
— Пожалуйста, — взмолилась она, чувствуя, как волнение копится в ней, выгибая спину, чтобы вобрать его в себя. — О, пожалуйста, не останавливайся!
Она пронзительно вскрикнула, когда пик наслаждения накрыл ее, и обмякла, разочарованная, что все кончилось так быстро. Его хмельное вино любви бурлило в ее жадном лоне. Он хотел, чтобы их слияние продлилось немного дольше, но не смог ей противиться. И теперь он понял. Мужчина любит жену, как всякую другую женщину: со страстью, со всем искусством и, конечно, с любовью.
Оуэн поцеловал ее ушко и шутливо проблеял:
— Бэ-э-э…
Розамунда невольно хихикнула. Муж только что взял ее совершенно необычным и волнующим способом, и она великолепно себя чувствовала.
— Отпустите меня, милорд. Боюсь, теперь нам обоим придется мыться.
Он отстранился, и она, ощутив, как тяжесть, придавившая ее к столу, исчезла, выпрямилась.
— Пойдем. Вода остывает. Ты первый, и я тебя вымою., Розамунда взяла его за руку и повела к лохани. Оуэн ступил в воду и, хотя едва уместился в лохани, с надеждой пробормотал:
— Думаю, здесь хватит места для двоих.
— Только не в этой лохани, хотя я слышала, бывают ванны и побольше. Может, приказать бондарю сделать такую для нас?
Она встала на колени и стала намыливать его фланелевой тряпочкой.
— Да, мадам, обязательно. Огромную, где мы могли бы устроиться вдвоем. Честно говоря, мне эта мысль очень нравится.