День клонился к закату. По сигналу Розамунды слуги стали раздавать небольшие караваи с зажженными свечами.
Эдмунд встал впереди, и процессия три раза обошла дом.
Потом свечи затушили, и каждый каравай был съеден, если не считать последней четвертушки, которая станет храниться до следующего праздника урожая.
Солнце медленно опускалось за горизонт, и гости начали расходиться. Хепберны распрощались с хозяевами и сердечно их поблагодарили; Логан склонился над рукой Розамунды.
— Мы еще встретимся, госпожа Фрайарсгейта, — пообещал он.
— Жду не дождусь, милорд, — ответила она, смело отвечая на его взгляд. Потом отняла руку и пожелала благополучно добраться домой.
— Вы не останетесь на ночь? — гостеприимно осведомился Оуэн.
— Нет, милорд, но спасибо вам. — В небе уже поднимается добрая приграничная луна, которая доведет, нас до дома.
Оуэн и Розамунда долго смотрели вслед всадникам. Невеста была вынуждена признать, пусть и самой себе, что она поистине счастлива видеть удалявшиеся спины Хепбернов.
Да, если быть честной, Логан чем-то притягивал ее, но она никому не скажет о своих тайных мыслях.
Супруги долго молчали, любуясь закатом. Когда солнце село, они рука об руку вошли в зал, где уже зажгли свечи и развели огонь в очаге: хоть день был и теплым, к вечеру потянуло прохладным ветерком. Розамунда и Оуэн уселись перед очагом на маленькую мягкую скамью. У ног Оуэна лежала лютня. Подняв инструмент, он начал петь чистым валлийским тенором. Девушка была удивлена и очарована, ибо никогда ранее не слышала, чтобы Оуэн пел или играл, и даже не знала, что он способен на такие подвиги.
Взгляни на розу, о Роза моя,
Потом, смеясь, — на меня.
И в смехе твоем, о Роза моя,
Послышится трель соловья.
Сорви эту розу, о Роза моя,
Прекрасный цветок любви.
И в этой розе, о Роза моя,
Все лучшие чувства мои.
Музыка смолкла, и у Розамунды закружилась голова и перехватило дыхание. Он взял ее маленькую ручку и, отложив лютню, нежно поцеловал пальчики. Их взгляды встретились, и сердце Розамунды странно сжалось.
— Мне еще никогда не пели серенад, — тихо вымолвила она. — Ты сам написал эту песню?
— Нет, — признался он, внезапно поняв, что мот бы ей солгать и она никогда не узнала бы. — Говорят, ее написал Абеляр, французский философ и поэт. Мелодия, однако, моя. Как у большинства валлийцев, у меня есть музыкальный дар, Я рад, что угодил тебе своими скромными способностями, любимая.
— Дядя Генри так и не приехал. Я думала его увидеть, — заметила Розамунда после некоторого молчания.
— Он знает, что ему тут нечего делать, — пожал плечами Оуэн. — У него был целый год, дабы привыкнуть к мысли о том, что Фрайарсгейт будет принадлежать твоим детям, а не его внукам.
— Но я была почти уверена в его появлении. Он должен был хотя бы пожаловаться на то, что у него несправедливо украли поместье, — улыбнулась она.
Оуэн рассмеялся:
— Не волнуйся, он обязательно примчится сюда, еще до зимы! Но ты, наверное, устала, Розамунда. День был долгим и тяжелым, а мы еще не успели как следует отдохнуть после нашего путешествия с королевой шотландской.
— Я позову Мейбл, пусть поможет мне раздеться, — решила Розамунда, поднимаясь. Она радовалась, что гости разошлись и пренебрегли традиционным обычаем укладывания в постель жениха и невесты. Конечно, ее трусихой не назовешь, но если бы они подняли суматоху, она наверняка бы сконфузилась. Кроме того, она, кажется.., побаивается.
Розамунда повернулась к мужу:
— Я пошлю за тобой Мейбл, когда буду готова.
Он встал и, поцеловав ее руку, пообещал:
— Я буду ждать здесь.
Розамунда поспешила к двери, а Оуэн снова сел у очага.
Она нервничает. Ну разумеется! Как всякая порядочная девушка в свою первую брачную ночь. Да и он, хоть человек опытный и искушенный, никогда не ложился в постель с девственницей.
Оуэн пытался припомнить, что делается в таких случаях. С девицами нужно обращаться нежно и бережно. Это ему известно. Но нельзя отступать перед ее жалобами, — ибо брак должен осуществиться, чтобы стать законным.
Услышав деликатный кашель, он поднял глаза.
— Хепберны привезли небольшой бочонок виски, — сообщил Эдмунд Болтон. — Думаю, вам не помешает глоточек-другой, верно?
Оуэн кивнул, с благодарностью принял чашу и поднес к губам, наслаждаясь дымным привкусом и жаром, который пронизал его от горла до желудка.
— Я люблю ее, — почти с отчаянием прохрипел он.
— Знаю, — кивнул Эдмунд. , — Но она еще не ведала любви, — продолжал Оуэн.
— По крайней мере любви между мужчиной и женщиной, — согласился Эдмунд. — Но скоро изведает, уверяю вас, милорд.
— Когда мы вдвоем, зови меня Оуэном. И выпей немного со мной.
Эдмунд кивнул:
— Спасибо тебе. Кстати, виски из Клевенз-Карна славится по всей округе.
— И садись, — добавил Оуэн, Эдмунд налил себе виски и уселся рядом с хозяином.
— В самом деле превосходно, — заметил он, пригубив огненной жидкости.
— Я буду хорошим мужем для нее, — пообещал Оуэн.
— Я в этом уверен.
— Только вот не знаю, как мне быть и как ведут себя мужья. Мой отец так и не женился после смерти матери, а все мои приятели при дворе были солдатами. Мужчина не любит жену, как обычную шлюху. Король любил королеву, но я ведь не знаю, что они делали, оставаясь одни, что, могу заверить, бывало редко. Ты женат много лет. Скажи, что мне делать?
Голос его срывался, во взгляде была паника.
— Мужья обычно делают, как им ведено, парень, — усмехнулся Эдмунд. — По крайней мере по моему опыту. Мы с Хью вырастили Розамунду гордой и независимой, потому что оба ненавидели стремление Генри завладеть поместьем.
Мы хотели, чтобы наша девочка была свободной. Что делает муж? Он должен быть силен там, где слаба жена или когда она в нем нуждается. Должен быть мужем, другом и компаньоном. Она непременно начнет баловать детей. Ты поймешь, когда нужно будет вмешаться, и обязательно настоишь на своем. Ты должен стать опорой и надеждой семьи, быть верным ей и Фрайарсгейту. Это все, что я могу тебе сказать. Но сегодня будь мягким, терпеливым и покажи новобрачной наслаждения брачной постели. Открой ей все, что у тебя на сердце, чтобы она в ответ могла открыть тебе свое. Женщины, подобные Розамунде, никогда не признаются в любви, если чувствуют, что им не отвечают тем же. Я никогда этого не понимал, но так оно и есть.
— Спасибо, Эдмунд, — тихо произнес Оуэн, отставив чашу. — Я приму твой совет и попытаюсь.