Людовик с проницательной улыбкой посмотрел на Отем, заметил слабый румянец, окрасивший ее щеки, и лукаво хмыкнул. Главный егерь затрубил в рожок, собаки и загонщики ринулись вперед. Лошади пошли со двора шагом.
Солнце еще не поднялось над горизонтом, но на небе не было ни облачка. Ярко-голубое, на востоке оно расцвело золотыми, оранжевыми и сиреневыми полосами. Воздух все еще был прохладным. Над полями висел легкий туман.
— Все равно что пробираться сквозь тонкое кружево, — заметила Отем, пустив коня в галоп.
Она почти не ездила верхом с самой смерти Себастьяна. Как же хорошо снова очутиться в седле, ощутить бьющий в лицо ветер! Редкостное ощущение свободы… хотя на самом деле она пленница…
— Вы прекрасная наездница, мадам, — заметил король, поравнявшись с ней. — Рано стали учиться?
— Мой отец посадил меня на пони еще до того, как я сделала первые шаги, — улыбнулась она, избегая его взгляда. — А в три года мне подарили лошадку.
Загонщики спугнули оленя, и собаки с оглушительным лаем бросились за животным, которое, к их полному разочарованию, сумело скрыться в густом лесу. Однако следующая добыча — большой кабан — оказалась не столь удачливой.
Кабана привязали к шесту и с торжеством отослали в Шамбор, наказав приготовить на ужин.
В полдень они остановились на солнечной полянке, где слуги уже раскладывали на скатерти жареных каплунов и уток, большой окорок, круг сыра с орехами и еще один, мягкого бри, свежий, еще теплый хлеб, завернутый в полотняные салфетки, корзинки яблок и груш и несколько графинов изысканного вина. Охотники уплетали за обе щеки, а затем снова вскочили на коней, предоставив слугам убирать остатки пиршества.
Жасмин искренне наслаждалась охотой. Сколько лет прошло с тех пор, когда она в последний раз скакала по лесам?
В этот момент герцогиня была так хороша, что вызывала искреннее восхищение спутников, отказывавшихся верить, будто эта изумительная женщина разменяла шестой десяток.
Все так увлеклись, что никто, кроме остроглазого Монруа, не заметил исчезновения короля и Отем. Зная, однако, что его величество прекрасно знаком с окрестными лесами, граф ничуть не волновался. Очевидно, королю надоели охотничьи забавы, и на уме у него были другие развлечения. Ги Клод поскакал за остальными.
— Куда мы едем? — осведомилась Отем, когда король нагнулся и, выхватив у нее поводья, направил коней в сторону от охотников.
— Недалеко отсюда есть очаровательная прогалина, которую стоит посмотреть, — отозвался он. — Я знаю обратную дорогу в замок, мое сокровище, и когда настанет время возвращаться, мы не заблудимся. — Теплые карие глаза лукаво заискрились, когда Людовик заметил выражение ее лица. — Ты достаточно влажна для меня, дорогая? — поддразнил он. — Я же предупреждал, что так и будет.
— Вы ужасно порочны, Людовик, — мягко пожурила она.
— Доверься мне, Отем, — попросил король. — Я никогда не причиню тебе боли, дорогая. Женщины созданы для любви и обожания.
— Какие очаровательные речи, — потупилась она, втайне удивляясь, каким это образом он успел приобрести такую власть над ней. — Что ж, придется согласиться, иного выхода просто нет.
Мальчишеская улыбка осветила его черты.
— Верно, дорогая. Иного выхода нет.
Лес неожиданно расступился, и в просвете возникла небольшая поросшая травой полянка, по краю которой протекал ручеек, перегороженный посредине валуном. Вода образовала крохотное озерцо и, переполняя берега, стекала с валуна живописным водопадом, затем снова пускаясь в путь.
Они остановились и спешились, пустив коней пастись.
Король расстелил плащ и пригласил Отем сесть.
— Здесь чудесно, — согласилась она, опускаясь на плащ. — Просто не верится, что в густой чаще существуют столь прелестные местечки! Как вы нашли его?
— Случайно, еще в детстве. Раньше Шамбор был королевской резиденцией. Мой отец подарил его своему брату в надежде, что тот, занявшись перестройкой и переделкой замка, забудет о политике, а после смерти дяди Шамбор вернется ко мне. К сожалению, дядюшка Гастон ухитрился отыскать лучших архитекторов и рабочих, не говоря уже о превосходном управляющем, и, оставив все дела ему, немедленно вернулся в Париж, где продолжал впутываться в политические интриги и изменнические заговоры. Никогда не прощу ему обиды, нанесенные матери, и изгнание кардинала Мазарини. Если бы не мама и папа Джулио, кто знает, может, я уже лежал бы в могиле! — Выпалив это, король осекся и покраснел, — Сокровище мое, ты не слышала моих последних слов.
К собственному стыду, должен признаться, что ты заставила меня забыть обо всем.
— Я в самом деле не слышала ничего такого, чего не подобает знать, Людовик, — заверила Отем.
Король нежно сжал ладонями ее лицо.
— Ты необыкновенно красива. Я понял это с первого взгляда и долго не мог забыть отпор, который ты мне дала, — прошептал он, целуя ее и вздыхая от удовольствия, когда она раскрыла губы, чтобы впустить его язык, и с жадной готовностью ответила на поцелуй.
Опрокинув ее на спину, король снова глянул в разноцветные глаза. Отем неудержимо вспыхнула, ощутив накопившуюся между ног влагу. Король понимающе улыбнулся и, сдернув перчатку, сунул руку под многочисленные юбки, чтобы погладить внутреннюю сторону бедра.
— Подними юбки. Я хочу узреть сокровища, которые скрываются под ними, — велел он и ахнул при виде стройных ножек, затянутых в зеленые шелковые чулки, прихваченные золотой лентой. Выше светилась нежнейшая кожа обнаженных бедер, увенчанных треугольником тугих черных завитков. Складки ее лона были слегка набухшими и ярко-розовыми. Среди темных волос поблескивали жемчужные капельки соков.
Король застонал как от боли.
— Я пообещал себе, — тихо признался он, — что в первый раз возьму тебя при свете свечей и среди цветов, но, увы, терпеть больше нет сил. Откройся, моя Отем. Я должен овладеть тобой немедленно!
— А что, если охотники вернутся? — испуганно пробормотала она, уже видя по глазам короля, что, его не остановить.
— Сегодня они больше здесь не появятся, — заверил Людовик и, не давая ей возразить, оседлал ее, высвободил свое достоинство из панталон и, подавшись вперед, коснулся кончиком своей плоти врат желанного грота. Жаркие губы вновь прижались к ее губам, на этот раз с неподдельной страстью.
Отем ощутила, как его горячее копье пульсирует в поисках входа. Все тело ныло от неутоленной жажды. Она с тихим криком развела ноги еще шире, позволяя ему ворваться в покоренный город. И хотя стыдилась своего поведения, ничего не могла с собой поделать. Как давно она не ощущала тяжесть мужского тела? Сколько месяцев прошло с тех пор, когда кто-то ее хотел? Какие бы оправдания Отем ни находила себе, она не более чем обычная шлюха. Но сейчас ей было все равно. Она обхватила его ногами, безмолвно умоляя двигаться быстрее, и была немедленно вознаграждена, когда он яростно излился в нее. Как ни удивительно, ее собственный голод был утолен почти мгновенно.