– И что дальше? – спросила Олеся.
– Дальше? – сказал Мазур. – А дальше, прости, я
вынужден тебя невежливо покинуть. У меня осталась одна-единственная ночь, эта,
и тут уж не до лирики, даже когда речь идет о тебе...
* * *
...Пригибаясь, он пересек широкое пустое пространство, слабо
высвеченное лунным сиянием, нырнул в заросли высокого колючего кустарника –
хорошо еще, не такие уж густые, вполне проходимые для человека, обученного
ночью шляться по самым разнообразным экзотическим уголкам.
Он был примерно на полпути меж Киримайо и охотничьим приютом
– но Королевский Крааль оставался темным, никто там не сыграл тревогу, никто не
палил по равнине из чего-нибудь автоматического и крупнокалиберного. На Мазуре
был отличный комбинезон с капюшоном западноевропейского пошива: один слой
пропускает внутрь влагу, как памперс, второй ее удерживает, так что и по2том не
обливаешься, третий, самый важный, не пропускает наружу инфракрасное излучение,
то бишь тепло человеческого тела – так что «ночные зыркалки», которыми оснащены
засевшие в Киримайо спецназовцы, полностью бесполезны. А датчики движения они
ни за что не стали бы применять: зверья тут полно, и травоядного, и хищного,
пришлось бы палить по каждой гиене или антилопе...
Упомяни о черте... Правее и впереди, метрах примерно в
двухстах, раздалось могучее, утробное рычание – царь зверей, мать его, приперся
на водопой и предупреждал теперь всех заинтересованных лиц, что вышел по ночным
делам.
Особого страха Мазур не испытывал – не впервые в Африке,
как-никак. Разве что проверил большим пальцем, поставлен ли на стрельбу
очередями отличный германский автомат с глушителем.
Не было столь уж очевидной опасности. Лев, в общем, не
собирается ка-ак напрыгнуть на первое попавшееся живое существо и ка-ак
разодрать на части... У него свои правила и повадки. На человека кинется в
последнюю очередь, когда брюхо подведет вовсе уж чувствительно, – а ведь
здесь полно травоядной дичи, то и дело сторожко проносившейся поперек
выбранного Мазуром маршрута. И все равно, следовало обратиться в слух. Так уж в
Африке принято – чем меньше шума вокруг, тем больше опасность. Тот же лев,
решив напасть, вначале долго крадется следом, бесшумно бродит вокруг намеченной
цели, изучая обстановку не хуже бравого спецназовца... Так что Мазур вертелся
вокруг собственной оси, как антенна локатора, готовый рубануть очередью при
малейшей опасности.
И делать это предстояло со всей осторожностью, почти
балетной грацией, чтобы не зацепиться за колючки, пучками торчавшие на корявых
ветках – внушительные шипы длиной чуть ли не в локоть. Не прогулка, в общем.
Кусты кончились, теперь вокруг торчали лишь редкие их
островки. Мазур, еще раз оглянувшись со всем прилежанием, остановился на
границе кустарников и обширной равнины, за которой темными громадами вздымались
скалы. Пригнувшись, стоя на полусогнутых, изучал окружающее перед последним
броском.
Бум-бум-бум! Мазур присел на корточки. Буквально метрах в
пяти перед ним, сотрясая землю в неудержимом галопе, промчалась высоченная огромная
туша: это носорог, задрав голову и хвост, ч е с а л по равнине, чем-то
раздраженный или вспугнутый, пер, как взбесившийся паровоз. Сразу в нескольких
местах возник дробный топот, звучавший гораздо тише, раздался отчаянный хруст
веток – это улепетывала с дороги живность помельче, прекрасно соображавшая, что
громила-носорог, этак вот разлетевшись, любого, кроме разве что слона, втопчет
в землю и не заметит...
Когда стало потише, Мазур размеренным бегом припустил по
равнине – и через четверть часа оказался в густой тени скал. В смысле
безопасности стало чуточку полегче – теперь можно было не бояться внезапного
нападения с л ю б о й стороны, он шел по расщелине, где направлений атаки было
значительно меньше. Да и нечего делать среди нагромождений дикого камня ни
хищникам, ни травоядным, редко они сюда забредают...
Память его не подвела – примерно там, где он и помнил,
справа обнаружилась темная дыра в скале: пещера естественного происхождения,
которую архитекторы в набедренных повязках, исправно выполнявшие волю безумного
короля, приспособили для начала подземного хода.
Поставив автомат на предохранитель, Мазур привычно надел на
голову прибор ночного видения. За двадцать лет технический прогресс в этой
области шагнул вперед несказанно – никакого сравнения с прежними громоздкими
бандурами, гнувшими голову к земле нешуточной тяжестью...
Скользнул в пещеру. В бледно-зеленоватом сиянии он отчетливо
различал каждый камушек. Совершенно не похоже, чтобы здесь устроил логово
какой-нибудь хищник – ни единой обглоданной косточки, ничего, что
свидетельствовало бы о постоянном обитании зверя. Вот и ладненько... Не хватало
еще сцепиться с какой-нибудь неразумной клыкастой тварью, не способной
проникнуться здешними государственными интересами, но, несомненно, взявшейся бы
защищать свою жилплощадь со всем пылом...
Пещера была длинная и относительно узкая. Пройдя метров сто,
Мазур уперся в стену – вот только в стене зияло овальное отверстие повыше
человеческого роста – старинные зодчие постарались на совесть, чтобы его
величество, ежели, не дай бог, придется спасаться подземным ходом, не оцарапал
макушку о дикий камень, шествовал со всем достоинством...
Вот теперь начиналось самое опасное: поскольку был шанс
напороться на гомо сапиенс, у которого есть дурная привычка оставлять в
подобных местах то растяжки, то датчики...
Мазур продвигался неспешно, старательно высматривая на
стенах, на полу, на дугообразном потолке все, что могло относиться к делу
человеческих рук. Ход был прямой, как луч лазера – интересно, как древние
строители этого добились при несомненном отсутствии компаса? Ну, мало ли как
можно извратиться, когда его величество требует: вынь да положь...
Пыли не было, неоткуда ей здесь взяться. Кое-где с потолка
обрушились обломки скалы, следы землетрясений – но целиком ход нигде не
завален. Аг-га...
Он заметил э т о издали – четко выделялось очертаниями на
фоне дикого камня. Не спеша подобрался поближе. Понимающе покивал головой.
Один череп, два... Вон и третий. Груда человеческих костей,
перемешанных с обрывками истлевшего тряпья, – когда-то это была одежда, в
насквозь проржавевших предметах легко угадываются автоматы Калашникова. Ну да,
разумеется, – невезучие боевички из тех, кому выпало отступать в
арьергарде, когда ход все же обнаружили, пусть и поздно, пустились в погоню за
отходившими...
Тронув носком ботинка ближайшую кость, Мазур присмотрелся,
нагнулся, поднял круглый кусочек металла, насквозь проеденную окислением медь.
Тем не менее, он легко догадался, что это за штука – кокарда одного из
тогдашних национальных фронтов, рыскавших по лесам и всерьез намеревавшихся
свергнуть президента, то бишь несменяемого отца нации фельдмаршала Олонго. Ну
да, такую кокарду таскали боевички доктора Балонжи, главы одного из фронтов с
самым пышным названием. Он, кстати, после свержения Олонго аж на четыре месяца
завладел премьерским креслом – вот только потом бывшие соратнички принялись
переделивать портфели с помощью минометов и броневиков, и премьерский
бронированный лимузин, как выяснилось, оказался слабоват супротив очереди из
автоматической пушки «Фокса»...