Победный ветер, ясный день - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 74

Самые эксцентричные похороны в мире, прав был капитан Целищев.

Кроме Еленочки, у свежевырытой могилы присутствовали брюнет возраста Гурия, потасканная бабенка с чрезмерно крикливым макияжем и старый хрыч, изъеденный водкой до последней возможности.

Воздух вокруг хрыча был заметно плотнее и по консистенции напоминал застоявшийся в мензурке девяностошестипроцентный спирт. Нетрудно представить себе, что будет, если зажечь спичку в радиусе трех метров от хрыча — он вспыхнет сразу же, как кусок пакли. И сгорит за считанные секунды, весело потрескивая.

Очевидно, хрыч пил за рабу божию Афину Филипаки с самого утра: в руках его была зажата литровая бутылка «Столбовой», к которой он время от времени прикладывался. Он давно бы свалился с копыт, если бы не опирался на чахлый венок с белой, наспех прикрепленной лентой — с таким же, наспех, вкривь и вкось, написанным текстом: "ДОРОГОЙ АФИНЕ ОТ КОЛЛЕКТИВА ТЕАТРА «ГЛОБУС». Судя по фактуре ткани и качеству надписи, лента делалась в домашних условиях. А сам венок с искусственными цветами, скорее всего, был куплен тут же, у кладбищенских ворот.

Хрыч опрокинул в себя очередную порцию «Столбовой» и занюхал ее оторванным от венка бутафорским листиком. После чего вместе с венком прошествовал к гробу.

Бабенка с макияжем и брюнет двинулись за ним. На месте осталась одна лишь рыжая гарпия, и Гурий с удивлением обнаружил, что в руках у нее безвольно висит букет роскошных, мертвенно-бледных лилий.

Не бутафорских, а самых что ни на есть настоящих.

— Прощай, дитя! — заголосил хрыч таким зычным голосом, что над кладбищенскими березами взмыла стая потревоженных ворон. — Прощай, о дева!.. «Virum non cognosco!»… [16] .

— Ну, это ты загнул, Гавриил, — довольно громко осадила хрыча бабенка. — Ей все-таки не пятнадцать лет. И замуж сходить успела. Какое уж тут «Virum non cognosco!».

— Цыц, женщина! — отмахнулся от бабенки бородатый отвязный Гавриил. — Душа ее была девственна, вот оно что! О горе, горе!..

Чтобы не дать заявленному с такой помпой горю овладеть им окончательно, хрыч снова припал к живительной влаге. Но последняя доза оказалась чрезмерной и едва не свела его в могилу. В самом прямом смысле — не удержавшись на ногах, пропойца рухнул на кучу разрыхленного кладбищенского суглинка. И спустя мгновение принялся шарить по нему руками. А потом поднял голову и обвел спутников безумным взглядом. Таким безумным, что Гурий забеспокоился, как бы впечатлительный пьянчужка не сиганул в яму вместо Афины Филипаки.

— Увы, бедный Йорик! — неожиданно продекламировал Гавриил, поднося к глазам выковырянный из земли обломок кирпича. — Я знал его, Горацио!.. Здесь были эти губы, которые я целовал не знаю сколько раз!.. Где теперь твои шутки? Твои дурачества? Твои песни? Твои вспышк…

— Ну, не идиот ли?! — Крашеная спутница Гавриила ринулась поднимать бедолагу-декламатора. — Надо же, как водка мозги засрала! Встань, не позорься!..

На помощь бабенке поспешил брюнет.

— Не та реплика, мэтр, — заявил он. — Вставайте.

— Не та? — озадачился хрыч, послушно поднимаясь.

Сказанное, видимо, произвело на него сильное впечатление. Он затих и больше не пытался вырваться из рук брюнета. И оживился только тогда, когда на заколоченный гроб полетели первые комья земли.

— ..Опускайте гроб! — взревел Гавриил, пугая вздыбившейся бородой двух опухших кладбищенских могильщиков.

— Опомнился, — меланхолично заметила бабенка. — Опустили уже.

— И пусть из этой непорочной плоти взрастут фиалки!.. — не унимался пропойца. — Слушай, черствый пастырь!..

— Как же ты всех заколебал! Заткни его, Гжесь, или я за себя не ручаюсь…

Бабенка с проклятьями отошла от могилы и примкнула к василиску Еленочке, а обладатель странного имени «Гжесь» вытащил из кармана брюк жестяную баночку водки «Клюковка». При виде «Клюковки» хрыч задергал кадыком и пустил скупую слезу.

— Vexilla regis prodeunt! [17] — пробормотал он. — Помянем Афиночку, земля ей пухом…

Все последующее действо мягко перешло из разряда фарса в разряд аляповатой пасторали. При помощи волшебной жестяной баночки бородатого Гавриила удалось отлучить от могилы и на время устроить за столиком, принадлежащим ритуальному участку Татьяны Николаевны Морозовой, 1949 — 1999. Именно в тылу этого участка и находился сейчас Гурий, который мучительно соображал, к кому бы из бывших сослуживцев Афины Филипаки обратиться, От имени органов правопорядка.

Справедливости ради, наиболее достойной из всей шоблы выглядела василиск Еленочка. Она не устраивала свистопляски у места последнего упокоения потерпевшей. Она вообще не проронила ни одного слова. Она не набрасывалась на гроб, как на недопитый стакан с мадерой (подобно бородатому Гавриилу), она не поджимала презрительно губы и не отпускала порционные ругательства (подобно бабенке с макияжем), она не портила воздух сомнительными хохмами (подобно парню со странным именем Гжесь). Она была единственной, кого смерть Афины Филипаки задела по-настоящему. Впрочем, в эту — ничем с первого взгляда не разбавленную — скорбь примешивалось что-то еще. Так и не поняв, что именно, Гурий сосредоточился на лилиях, которые Еленочка положила на свежий холмик. Но даже они не смягчили сердце лейтенанта: рыжая так и осталась для него фурией, гарпией и василиском. И он скорее дал бы себя кастрировать, чем приблизился бы к Еленочке.

Другое дело — спутница василиска: присутствующие называли ее Светаней. Нужно только выждать момент, когда она останется одна.

Но момент никак не наступал — крашеная не хотела отрываться от коллектива.

Просвет возник минут через семь: рыжая неожиданно покинула всю компанию и исчезла среди могил. Гурий тотчас же выдвинулся из своего укрытия.

Появление человека в милицейской форме произвело на крашеную не самое радостное впечатление.

— Лейтенант Ягодников, — представился Гурий.

— Сама вижу, что не подполковник, — крашеная Светаня за словом в карман не лезла. — И что дальше?

— Как вас зовут, простите?

— Это еще зачем?

— Видите ли… В деле вашей знакомой…

Афины Филипаки.., появились новые обстоятельства, и я хотел бы вас с ними, ознакомить.

— А почему именно меня? Я тут человек случайный. Вон к мужикам обращайтесь. Они вас внимательно выслушают.

Гурий с сомнением посмотрел на присоседившихся к чужому столику коллег покойной: Гавриил время от времени прикладывался к жестянке с «Клюковкой», как к материнской груди, и в перерывах отчаянно размахивал бородищей. А парень по имени Гжесь пялился на старого хрыча, как на икону священномученика митрополита Петра Александрийского.