Победный ветер, ясный день - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 53

Совместными усилиями. Оба они вели себя недостойно скаутов. Впрочем, Пашка подозревал, что с сегодняшнего дня ни в каких скаутах нужды у Виташи не будет. И что с сегодняшнего дня Виташа стал сам себе Би-Пи. И увековечил свое имя на скрижалях истории Мартышкина — как человек, обнаруживший труп на территории лодочного кооператива «Селена». А если и не навечно, то, во всяком случае, до осени, до школы, когда к Виташе будут подходить взрослые пацаны и, ткнув его в грудь, спрашивать:

«Это ты нашел мертвеца, баклан?» Остается слабая надежда, что за остаток лета случится еще что-нибудь выдающееся, что-то такое, что перекроет легендарную Виташину находку. Атомная война, например. Или землетрясение, перекочевавшее прямиком из китайской провинции Хэйлунцзян. Но в атомную войну и землетрясение в окрестностях Мартышкина Пашка верил слабо.

И нисколько об этом не сожалел.

Близость с Нео — вот о чем он сожалел по-настоящему.

На какой-то (очень короткий) момент, под заиндевевшим парусом «Такарабунэ», Пашка стал главным человеком в жизни Нео. Или в смерти Нео, что, в общем, одно и то же. Никогда и ни для кого Павел Кирста-Косырев не был главным человеком в жизни. Кроме бабки, разумеется, но кому нужна морщинистая и немощная бабкина любовь, разъедаемая к тому же ржавчиной скандалов по самым ничтожным поводам?

Пашкина бабка была скандалисткой по определению, склоки разводила со знанием дела. И затихала только в те редкие минуты, когда вспоминала свою непутевую дочь, умотавшую за любовником через полгода после рождения Пашки. Больше Пашкина мать в Мартышкино не объявлялась, писем не писала и телеграмм не слала. Бабка и в розыск подавала: сначала во всероссийский, потом — в узбекский и туркменский, поскольку любовник непутевой бабкиной дочери был родом то ли из Туркмении, то ли из Узбекистана. Но концов найти так и не удалось, и малолетний Пашка быстро перекочевал в разряд сироток (когда у бабки бывало хорошее настроение). А также в разряд байстрюков-басурманов (когда настроение портилось). Байстрюком-басурманом Пашка бывал чаще, потому что не очень-то ладил с бабкой.

А вот с Нео они поладили бы обязательно.

Пашка думал об этом весь остаток дня, и волнующая процедура снятия показаний и отпечатков прошла для него незамеченной. Незамеченным прошел и тот момент, когда Нео переложили в черный пластиковый мешок. Никакого знака Нео Пашке не подал, хотя тот и вертелся поблизости. Пару раз его шугали замотанные местом происшествия менты, но и это не отрезвило Пашку. В дело пришлось вмешаться Главному Менту — огромному, как идейный негр Морфиус, и страшному, как соседский козел Митрофан. И даже страшнее, поскольку уши и нос у мента были сломаны, а губы наляпаны на лицо кое-как. А подбородком можно было заколачивать сваи.

Морфиус-Митрофан, наткнувшись на Пашку, легонько сдавил пальцами Пашкин затылок. Легонько — с его морфиус-митрофановской точки зрения. У самого же Пашки шейные позвонки отделились один от другого с громким писком новорожденных котят.

— Как зовут?! — рыкнул Главный Мент.

— Меня?

— Ну, не меня же!

— Павел.

— Ты почему еще не в тюрьме?

Пашка едва не потерял сознание от страха, несчастные шейные позвонки его бросились врассыпную, и голова держалась теперь только на пальцах Главного Мента.

Стоит Главному Менту разжать их, и она скатится с плеч прямо в объятья пластикового мешка с Нео. Но Главный Мент пальцы не разожмет, с какой стати ему отпускать вора и преступника?! Его посадят в тюрьму, как вора и преступника, дадут за краденый шарф на полную катушку, и бабка будет говорить всем знакомым, что «байстрюк-басурман допрыгался». А в тюрьме…

Представив, что будет с ним в тюрьме, Пашка начал рыдать.

— Ты чего это? — Мент ослабил хватку. — Шуток не понимаешь?

Хороши шуточки!.. Склизкий призрак тюрьмы отступил, но рыдания от этого только усилились. Теперь в них вплелась сладкая нота безнаказанности.

— К мешку не подходить, — извинительно понизил голос Главный Мент, выпуская шейные позвонки на свободу. — Тоже, нашел развлечение!..

Оставив в покое Пашку, он переключился на большеголового. Большеголовый и Главный Мент оказались старинными приятелями и называли друг друга «Гурий» и «Антоха». Как оказалось, Главный Мент прибыл за Нео из самого Питера, а большеголовый Гурий все время кивал на населенный пункт Пеники, в котором вроде бы проживал. Пашка про Пеники слыхал, но никогда до них не добирался: ему вполне хватало окрестностей Ломоносова и Петродворца.

Теперь, спустя два дня, Пеники всплыли сами по себе.

Сначала в виде неоформившейся идеи покаяния, ведь о шарфе-рыбине Пашка не забывал ни на минуту. Не зря, ох, не зря Главный Мент заговорил о тюрьме! Да еще ночные кошмары с Нео! Быть может, Нео хочет, чтобы Пашка вернул шарф? Быть может, именно это он и хотел сказать Пашке? И если Пашка вернет злополучный кусок ткани, то Нео отступит, и дырка на лбу Нео отступит. И Пашка останется цел и невредим, назло бабке с ее любимым всепогодным лозунгом «И когда только тебя черти заберут!».

Вопрос был только в том, кому возвращать. И вопрос этот грозил оказаться неразрешимым.

Кандидатуру Главного Мента Пашка отмел сразу же: одно лишь воспоминание о его железных пальцах на затылке вызывало дрожь. И желание навеки поселиться в их с бабкой дощатом покосившемся туалете (с ведром вместо цивилизованного унитаза). Нет, пощады от Морфиуса-Митрофана ждать не приходится, Морфиус-Митрофан спит и видит, как бы засадить его, Пашку, в тюрьму. И оснований у него для этого больше чем достаточно. С этими основаниями Главный Мент мог нарисоваться у Пашкиного дома в любой момент. И на веревочке притащить за собой «раковую шейку», как называл ментовской транспорт дядя Вася Печенкин. А никого другого из людей, суетящихся вокруг мертвого Нео, Пашка не запомнил. Никого, кроме… Кроме большеголового Гурия!

В разбуженном Нео и яхтой «Такарабунэ» воображении Пашки голова Гурия выросла до размеров средней руки крепости. в которой можно спрятаться и переждать напасти. Или в крайнем случае оставить трофейный шарф у крепостных ворот. У Гурия были круглые ласковые глаза совы, а сова, как всем известно, птица мудрая и не станет хватать мышь-полевку Павла Кирста-Косырева прежде, чем не выслушает ее. К тому же Гурий был добр к Пашке, с ходу назвал отличным парнем отличной страны. А это что-нибудь да значит.

Для принятия окончательного решения Пашка отправился на чердак, где на вечном приколе стоял старый, видавший виды сундучище. Сундучище исполнял роль потерянного ковчега и чаши Святого Грааля по совместительству и хранил в себе все главные Пашкины богатства: книжку «О разведке для мальчиков», тетрадь по русскому с автографом Актрисы и фотокарточку матери Пашки. Фотокарточка была маленькой, неясной, сделанной для какого-то документа и к тому же всегда лежала в конверте. Пашка открывал конверт строго три раза в год: на собственный день рождения, на день рождения матери и на новогодние праздники. Вот и сейчас он не решился достать фотокарточку из конверта, он просто положил его перед собой.