Смерть на кончике хвоста - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 88

А если он был мазохистом — то есть страдающей стороной?

Самым удивительным было то, что за несколько дней, которые он вплотную занимался Литвиновой, он так ничего и не смог узнать о ней. Ну, не то чтобы совсем ничего, но все-таки…

Во-первых, квартира на Большом проспекте. Дарья вселилась туда только два месяца назад. А до этого счастливого события в паспорте покойной красовалась отметка о том, что она проживает в городе Апатиты Мурманской области. Очевидно, до последнего времени она просто снимала квартиры. Как это делают тысячи людей, тщетно жаждущих покорить надменную Северную столицу.

Во-вторых, ее профессиональная деятельность. Она действительно работала в «Калипсо», но эта ее работа носила скорее эпизодический характер: за последние три года — несколько крошечных и не таких уж впечатляющих контрактов, пара-тройка съемок в рекламных роликах, не более того. С большей или меньшей периодичностью она появлялась лишь в показах коллекций, но ни с одним из модельеров не сотрудничала постоянно. И находилась, что называется, на подхвате.

Запасной игрок, ничего не скажешь. И всему виной наркотики.

Интересно, как, не имея постоянных источников дохода, она смогла купить себе квартиру в престижном районе, обставить ее и набить дорогой техникой? Впрочем, на этот вопрос можно было ответить и не имея особенно горячечного воображения. Такой вариант добычи средств к существованию юморист Саня Гусалов характеризовал достаточно двусмысленной фразой: «Ласковая телка у двух папок сосет». Что-то похожее ему уже приходилось слышать и от Виолетты Гатти, и от Регины… Регина.

Так. Взять себя в руки и постараться не думать о ней. Хотя бы в рабочее время.

Впрочем, не думать получалось мало. Вернее, не получалось совсем. Без Бадер Леля задыхался. Это было не поэтическим преувеличением, а самой настоящей физиологической реальностью. С появлением Регины Леля быстренько ознакомился с собственной анатомией, о которой до последнего времени даже понятия не имел. Теперь он точно мог определить, где находится сердце, которое постоянно прыгало на скакалке, как какая-нибудь семилетняя девочка. Или качалось на «тарзанке», как какой-нибудь семилетний мальчик. А стоило ему только увидеть Регину, ее глубокие глаза и такой самостоятельный шрам на щеке, как все его внутренние органы сбивались в кучу и еще долго не хотели отлипать друг от друга.

Регина почти переселилась к нему, но о дальнейших отношениях не было сказано ни слова. Она первая наложила на это табу. После одного-единственного разговора в постели.

Это была их вторая ночь, как раз после обыска на квартире Литвиновой.

Самым нежным голосом, на который он только был способен, Леля потребовал ясности в будущем. Это требование плевать хотело и на работу Регины, и на ожидающий ее тихий Безансон. Но и здесь Бадер оказалась на высоте.

— Обещай мне, что никогда не попросишь от меня никаких жертв, милый, — сказала она. — Ни жертв, ни жертвоприношений.

Леля выразился в том плане, что никаких жертв ему не нужно, но…

— Если я с тобой, то я — с тобой, — Регина поцеловала его в грудь. — Мы вместе, как же ты можешь желать большего?

— Вместе, но не совсем…

— Люди либо рядом, либо нет. «Не совсем» не бывает. Все очень просто. И жизнь вообще очень простая штука.

— Если ты уйдешь…

— Я не уйду.

— Но ты… Ты ведь совсем другая… Твоя работа и все эти люди вокруг тебя, все эти мужики, — Леля вдруг скатился на подленькую ревность. — Ваша работа, она предполагает…

Она не дала ему закончить:

— Ничего она не предполагает. Если ты думаешь, что меня можно соблазнить мешком денег, упакованным в штаны от Версаче, то ты глубоко ошибаешься. У меня психология некрасивого человека.

— Что ты сказала? — Леля засмеялся и обнял девушку. — Некрасивого человека?

— Я же рассказывала тебе, какой я была… И если бы не Вета…

Выслушивать панегирики рыжей Виолетте Сергеевне Леля был уже не в состоянии. Но благоразумно промолчал: Регина относилась к Гатти, как относятся к открытой кровоточащей ране — с максимальным вниманием и максимальной осторожностью.

— А для некрасивых ничто не имеет значения, кроме человеческой души.

— Конечно, они довольствуются малым, — неудачно пошутил Леля.

— Ну что ты… Некрасивые заглядывают в самые глубокие колодцы и берут по максимуму.

— Я надеюсь…

Он так до сих пор и не мог понять, что же нашла такая блестящая небожительница, как Регина Бадер, в нем, Леле. Ведь не на внешность же она купилась, в самом деле, не на рутинную работу следователя! Или в самой глубине колодца Лелиной души она увидела то, что ей всегда не хватало? Надо бы и самому заглянуть на досуге…

А сейчас — Дарья Литвинова.

Регина рассказывала о ней со сдержанной грустью, Гатти — с горьким цинизмом, но все сводилось к одному и тому же: Литвинова обожала мужчин и с их помощью решала все свои проблемы. После обыска и муторного составления необходимых бумаг и отчетов они с Региной снова отправились в «Доктор Ватсон». Там Регина поведала Леле о двух девушках, которые с самого основания агентства стали визитной карточкой «Калипсо», — Ксении Никольской и Дарье Литвиновой. Чуть позже к ним присоединилась Регина Бадер, которую Ксюха Никольская сразу же прозвала Бадер-Бадер (по аналогии с Баден-Баденом): отчасти из-за созвучия слов, отчасти из-за терапевтического воздействия, которое оказывала Регина на более темпераментных подруг. «Ты, Бадер-Бадер, прямо бальнеологический курорт в горах Шварцвальда, да и только», — любила подшучивать образованная шлюха.

Впрочем, их близкой дружбы хватило только на два года.

Потом девочки повзрослели и предпочли пробиваться в одиночку. Все, за исключением Литвиновой. Она просто физически не могла долго находиться одна — сказывалось горькое апатитское сиротство.

— Она была слишком зависима от мужчин, — сказала Регина Леле. — Может быть, именно это ее и погубило.

— Разве это плохо?

— Ты шовинист. Женщине нужно быть независимой, чтобы по-настоящему почувствовать, что она женщина, — улыбнулась Регина.

— А какие отношения были между Никольской и Литвиновой в последнее время? — Леле все еще не давало покоя то, что Никольская отказалась опознать фотографии Дарьи. Он бы с удовольствием спросил об этом саму Ксению, но та улетела в Прагу.

— Что ты имеешь в виду?

— Остались ли они хотя бы приятельницами?

— Не знаю… Мы давно не собирались вместе. И толком не разговаривали. Не думаю, чтобы они часто встречались. Если судить по последним двум годам, характер у Дарьи резко испортился. Всех женщин она считала конкурентками в борьбе за самцов, и это стало своего рода манией.