Вообрази себе картину - читать онлайн книгу. Автор: Джозеф Хеллер cтр.№ 32

Но именно эта достойная уравновешенность и принесла Периклу прозвание Олимпиец.

Политических врагов у него всегда имелось в достатке. С одной стороны на него наседали радикальные демократы, требовавшие новых войн. С другой — консервативные аристократы, приверженцы Спарты, вообще никаких войн не желавшие.

Ни радикалы, ни консерваторы не считали демократию достойной формой правления.

Они и сейчас ее таковой не считают.

Реакционные поджигатели войны, именующие себя неоконсерваторами, покинули ряды демократических сторонников Перикла, чтобы присоединиться к аристократам. Обе партии их презирали.

Обвинений в гомосексуализме на Перикла не возводили никогда.

На него возводили обвинения в гетеросексуализме.

Помимо постыдных сплетен, распространяемых его сыном, горожане, хихикая, передавали друг другу слухи о том, что его друг Фидий, используя в качестве приманки работы, которые он осуществлял, завлекает к себе в студию свободных афинянок и укладывает их в постель Перикла, дабы этот Олимпиец смог удовлетворять свою похоть. Поговаривали также, будто его возлюбленная Аспасия заводила дружбу с другими свободными женщинами, заманивая их в дом и в постель своего покровителя, защитника, любовника и отца ее единственного сына.

Его противники в Афинах, сознавая, что с самим Периклом им не сладить, нападали на близких ему людей.

Друга его, Дамона, с которым он так любил порассуждать о музыке и политических теориях, в самом начале правления Перикла подвергли остракизму.

Анаксагора обвинили в безбожии за теоретические соображения касательно того, что луна и солнце никакие не боги, а небесные тела, и единственная помощь, которую смог оказать философу Перикл, состояла в устройстве его побега.

Изучение и преподавание астрономии в просвещенных демократических Афинах находилось под запретом более пятидесяти лет.

Фидия судили сначала за растрату, потом за нечестие, в итоге он умер не то в изгнании, не то в тюрьме — в зависимости от того, предпочитаете ли вы верить Плутарху или кому-то другому.

Затем к суду притянули Аспасию, обвинив и ее в нечестии да уж заодно и в проперсидской деятельности. На сей раз Олимпиец появился на публике, причем с униженными просьбами. Его противники смилостивились. Политика — это всего лишь политика, и в этот раз они поняли, что перегнули палку.

Затем, в 423 году до Р. Х., Перикл, этот вождь демократов, строитель Парфенона, покровитель Эсхила и Фидия, ученик Зенона и Анаксагора и друг Дамона, уверовав в то, что война со Спартой — дело весьма вероятное, намеренно предпринял шаги, сделавшие ее неизбежной.

Речь шла вовсе не о безопасности Афин.

Спартанцы решились воевать, говорит афинянин Фукидид, поскольку боялись увеличения мощи Афин и видели, что большая часть Греции уже им подчинилась.

Спарта и иные греческие города, будучи встревоженными амбициями Афин, при всякой возможности создавали оборонительные союзы.

Афины, будучи встревоженными этими оборонительными союзами, принялись создавать собственные оборонительные союзы, направленные против оборонительных союзов, создаваемых, чтобы оборониться от Афин.

Вся Греция обратилась в пороховой погреб оборонительных союзов.

Каждая сторона называла другую агрессором.

Обе были правы.

Дипломатия оказалась бессильной.

Дипломатия всегда оказывается бессильной.

Люди, лучше всех разбирающиеся в дипломатии, не разбираются решительно ни в чем, а специалисты по международным отношениям, как правило, приносят своей стране не больше пользы, чем специалисты по хиромантии и френологии.

В жизненном цикле любой нации наступают времена, когда, какое решение ни прими, всякое будет неверным, и что ни делай, все равно сделаешь глупость.

Перикл начал с того, что закрыл для мегарян порты афинской империи.

Затем он удвоил дань, сбираемую с Потидеи, основанного коринфянами и подвластного Афинам города в Малой Азии. Потидея с этим не согласилась, и он отправил туда для долгой, затянувшейся на два года осады внушительную армию, в которой и служили Сократ с молодым Алкивиадом.

Когда город пал, Перикл уже покинул сей мир.

Затем он влез в конфликт между Коринфом и островом Керкирой, расположенным далеко к северу от западных берегов Греции. Керкира попросила о помощи. Афины увидели шанс набрать несколько очков, теоретически соблюдая условия перемирия со Спартой. Перикл послал на Керкиру корабли для осуществления миссии мира и защиты тамошних афинских интересов: пока эти корабли не пришли на Керкиру, никакие афинские интересы там и не ночевали.

— Теперь вы сами видите, — жаловались коринфяне на совете, собранном в Спарте, — что Афины строят козни против вас и ваших союзников. На наш взгляд, вам еще никогда не приходилось задумываться о том, до какой степени афиняне во всем не схожи с вами.

И коринфский оратор подчеркнул контраст:

— Афиняне — сторонники новшеств, скоры на выдумку и умеют быстро осуществить свои планы. Вы же, напротив, ничего нового не выдумываете, а просто держитесь за старое.

Ответ афинской делегации никак не назовешь примирительным.

— Соображения справедливости никого еще не заставили упустить представившийся случай расширить свое могущество с помощью силы.

Слабый должен уступать сильнейшему, это всегда было правилом.

— Затяжная война, — предупредили афиняне, — обычно приносит обеим сторонам разного рода случайности, которыми управлять невозможно, и как сложится дело в конце концов — неясно.

Спартанцы склонялись к тому, чтобы противодействовать афинянам, однако их царь высказался за переговоры.

— Я советую пока не браться за оружие, а сначала отправить в Афины послов с жалобами. Если афиняне хоть в чем-нибудь уступят нашим послам — тем лучше.

Когда страна затевает войну, сказал он, закончить ее не так-то просто, и достичь почетного мира — дело тоже не легкое. Он боялся продолжительной войны, которая достанется в наследство их детям.

— И пусть вас не смущают упреки в медлительности и нерешительности. Эта черта, в сущности, есть только сознательная благоразумная политика.

Спарта объявила мобилизацию и направила в Афины посольство.

Перикл был непреклонен, он не верил в благотворность компромисса.

— Пусть вас не тревожит мысль, что вы начали войну из-за пустяков. Если вы уступите в одном пункте, то они тотчас же потребуют новых, еще больших уступок, полагая, что вы и на этот раз также уступите из страха.

Он счел нужным посоветовать афинянам то же, что и ранее:

— Вы должны поддержать общее решение, даже если нас постигнет неудача. Если они нападут на нашу землю по суше, то мы нападем на них на море. И мы не должны в порыве гнева вступать с ними в решающий бой, ибо они далеко превосходят нас силами. Если мы даже и победим на суше, то нам опять придется сражаться с ними. А потерпи мы неудачу, мы потеряем и наших союзников.