— Я туда не пойду, — тихо сказал Горм и пнул
ногой спальный мешок.
— Еще как пойдешь! — с угрозой в голосе сказал
Хокон и подошел ближе.
— Нет! — Горм поставил ногу на нижнюю
ступеньку.
— Боишься темноты? Это белой-то ночью? —
презрительно спросил Юн.
Горм хотел подняться по лестнице, но Хокон
опередил его и загородил путь.
— Да он и в самом деле боится темноты!
Горм промолчал. Просто сел на ступеньки.
Юн дернул его за рукав. В открытых дверях
хихикала Кари. Марианна стояла у нее за спиной, она молчала.
Такого у нас в Индрефьорде еще не бывало,
подумал Горм. Никогда. Камень напомнил о себе. Он не только повернулся, но и
попытался вырваться наружу. Горм встал и с силой ткнул кулаком в сторону Юна.
Он не собирался бить так сильно, это получилось само собой.
Юн чертыхнулся и ударил в ответ. Попал Горму в
подбородок. Горму стало больно. Его рука испугалась и похолодела.
Д'Артаньян поднимает свой железный кулак и
направляет удар в лицо Юну. Он полон праведного гнева и бьет обеими руками
сразу.
Раздался крик Кари. Юн растерялся, выругался и
вытер кровь с носа.
— Пощада или смерть? — спокойно спрашивает
д’Артаньян, сверля Юна взглядом.
— Хватит! — Марианна вышла из тени. Горм
почувствовал на плече ее руку и повернулся к ней.
Перед ним стоит жестокая Миледи.
— Предательница! — кричит д'Артаньян. —
Предательница!
Красивое лицо Миледи на фоне золотистых волос
становится пунцовым.
— Оставьте его в покое. Мы можем
воспользоваться спальней родителей, — сказала она и прошла в гостиную.
Остальные двинулись за ней. Вытирая кровь, Юн
злобно косился на Горма.
— Чертов маменькин сынок! — бросил ему через
плечо Хокон и закрыл за собой дверь.
Горм поднялся в комнату, которая всегда
принадлежала ему. В ней стояли только кровать, тумбочка и стул. На стене висели
четыре большие фотографии китов и дельфинов. И изображение Тарзана в джунглях,
висящего на дереве на одной руке. Тарзан бледен. Заходящее солнце всегда падает
на его набедренную повязку. Если оно светит. Но сегодня солнца нет. Оно плавает
где-то в море. Спряталось за дождевыми тучами.
Горм влез на кровать, сорвал со стены
изображение Тарзана, смял его и забросил под кровать этот жесткий пружинистый
шарик.
Точно так же он поступил и с фотографиями, а
потом, не раздеваясь, лег на постель. Может быть, они все четверо поднимутся
сюда за ним и силой перетащат его в палатку. На всякий случай лучше не
раздеваться.
Оглядев пустые стены, он снова почувствовал в
животе камень. От него было больно. Горм не мог припомнить, чтобы когда-нибудь
кого-нибудь ударил. А ведь Юн был намного старше его. Никто не победил. Но он
хотя бы не потерпел поражения.
Горм положил руку на живот, чтобы унять боль,
и увидел перед собой девочку. Она лежала на гравии с окровавленной косичкой.
Ничего более позорного он никогда не совершал — он поранил девочку, и у нее
текла кровь. Тем же вечером кто-то поставил велосипед возле их изгороди, но это
точно была не она. Он даже не знает, как ее зовут.
Ему вдруг захотелось, чтобы она сейчас была
здесь. Ее рана, конечно, уже давно зажила. Но он все равно мог бы сказать ей,
что у него не было намерения попасть в нее. И было бы хорошо, если б она
узнала, что он не проиграл Юну. Если бы она была сейчас в старой палатке, он бы
пошел к ней. И пусть остальные делают что хотят.
Дождь перестал, но за окном все было серым, в
комнате тоже. Горм не почистил зубы. «Три мушкетера» лежали в гостиной, и еще
ему понадобилось в уборную. Однако спускаться не стоило, тем более, выходить из
дома. Им могло бы прийти в голову запереть дверь, оставив его снаружи. Горм
нашел в тумбочке старые номера журнала про Дональда Дака и спустил штаны.
Они поставили пластинку. Нат Кинг Коул"
[7]
, «Too Young».
Пластинка скрипела и сипела. Иногда они смеялись. Грубый смех Хокона поднимался
и проникал сквозь доски пола. Капрал — мудак.
Там внизу танцует Миледи с ладонью Хокона
между ляжками.
Должно быть, Горм заснул. Странные звуки
проникли к нему сквозь сон, сквозь стену. Тяжелое дыхание. Скрип. Стоны. Шепот.
Он мгновенно проснулся. Звуки доносились из
спальни родителей. Там занимались этим! Он никогда не слышал таких звуков из
этой спальни. Или слышал? Может, поэтому сразу и понял, что они означают? Но
кто это? Сестра-Лебедь? Неужели она?
Он лежал и слушал. Долго. Внизу живота что-то
горячо пульсировало. Не камень. Что-то другое. Постыдное. В паху всё
напряглось. Горм не хотел этого. Это было отвратительно. Горячо, отвратительно
и прекрасно.
По дому пронесся крик. Громкий, пронзительный.
Открылась какая-то дверь, и по полу зашлепали босые ноги. Потом, стукнувшись о
стену, распахнулась дверь его комнаты.
К нему ворвалась Марианна. В руке у нее была
какая-то скомканная тряпка. Всхлипывая, она вытирала ею глаза, потом расправила
ее и накинула на себя. Продолжая плакать, она переминалась с ноги на ногу.
— Черт, Марианна, не дури! — Голос Хокона
звучал неуверенно, но сердито.
Звуки в спальне родителей прекратились. Горм
слегка отвернулся, чтобы не смущать Марианну, освещенную падавшим из окна
слабым светом. От ее белой кожи и золотистых волос у него закружилась голова.
Разгневанный Лебедь заметался по его комнате.
В дверях показался Хокон и наткнулся на острый
лебединый клюв.
— Убирайся! — прошипела Марианна, сорвала с
кровати покрывало и прикрылась им.
— Я не хотел. Пойми... — Он вошел в комнату.
Сероватые подштанники спустились на бедра. Наверное, они остались у него после
службы в армии.
Марианна рыдала, билась головой о стену и
сморкалась в покрывало.
Хокон быстро ретировался в комнату Марианны и
Эдель. Но дверь оставил открытой. Взлохмаченный Юн вышел из спальни родителей,
с удивлением посмотрел на Марианну и ушел к Хокону. И сразу же оттуда
послышался сердитый голос Хокона. Он грязно бранился. Юн, взяв на себя роль
посредника, хотел пройти к Марианне.
— Убирайтесь домой, оба! — крикнула Марианна и
ударила его кулаком, обернутым покрывалом. Юн не шелохнулся, тогда она схватила
старую ракетку от бадминтона и двинулась к нему.
— Успокойся, Марианна, — пробормотал Юн.
Но Марианна превратилась в белого палача,
готового рубить своим бадминтонным мечом. Она ногой захлопнула дверь комнаты, и
покрывало упало с нее. Груди с торчащими сосками взметнулись в воздух. Действие
разворачивалось перед глазами Горма, как в кино. Он не мог оторвать от нее
глаз. Она выпрямилась и всхлипнула.