— Что за вздор ты несешь, Уокер! Ты хоть смотрел телевизор в последнее время? Можешь мне поверить, «Полет с шампанским» — жуткое барахло. Жалкое подражание «Пейтон-Плейс», выпущенному в пятидесятых. Только прически другие.
Мне стало смешно. Всего час назад он утверждал обратное.
— Хорошо, возможно, и так, — согласился я. — Но сейчас любое телевизионное шоу может затрагивать тему инцеста и проституции, на которую было наложено табу двадцать лет назад. В наши дни люди уже так не боятся секса. Они прекрасно знают, что многие известные актеры — геи.
— Да уж, и они простили этот грех Року Хадсону,
[7]
поскольку тот умер от рака. Они простили и Мэрилин Монро за то, что она стала секс-символом, поскольку Мэрилин уснула вечным сном. Да, поскольку секс несет с собой смерть и страдания, этот ее поступок оправдал ее в глазах публики. Ты только посмотри на документальные фильмы и передачи с копами. Точно говорю, все это секс и смерть, как было испокон веков.
— Алекс, они знают, что звезды пьют. Знают, что у них есть дети, рожденные вне брака. Например, у Бонни. Да, много воды утекло с тех пор, как Ингрид Бергман изгнали из города, потому что она родила ребенка от итальянского режиссера, за которым не была замужем.
— Нет. Может, какое-то время об этом говорили открыто. Когда подросли дети цветов. Но сейчас колесо крутится вновь, если, конечно, оно когда-нибудь крутилось. Да, в «Полете с шампанским» у нас есть свой голубой, поскольку такой уже был в «Династии». Но угадай: кто его играет? Нормальный парень. Мало того, от нас так и разит лизолом: ведь они все стараются дезинфицировать. Вот я и говорю: им нужна дозированная грязь в дозированном количестве. И дозировку следует так же тщательно соблюдать, как и в далеком прошлом.
— Нет, даже если ты обернешь свою книгу в правду, тебя все равно будет любить и публика, и те, о которых ты пишешь. Кроме того, Алекс, это ведь твоя жизнь. То, что ты видел и сохранил для истории.
— Нет, Джереми. Все не так. Здесь нечто иное. Носящее название «пишущая кинозвезда».
— Алекс, ты слишком строг к себе.
— Но факт есть факт. И я дам им то, что им нужно. Как и всегда. Прочти книгу. Чертовски хорошее представление.
— Дерьмо собачье, — не выдержал я. Мы уже съехали с моста и мчались по автостраде мимо призрачного Дворца изящных искусств по направлению к городу, а потому мне приходилось орать, чтобы Алекс услышал. — Даже если ты и прав, истории, которые ты знаешь, очень хорошие. И очень занятные. Сила только в правде. Лучшие произведения искусства всегда основаны на правде. Должны быть основаны.
— Послушай, Джереми, вот ты делаешь детские книжки. Они сентиментальные, они нравоучительные, они красивые…
— Меня сейчас стошнит. Хотя мои книжки — именно то, что я хочу делать. Алекс, для меня они и есть правда. Иногда мне даже хочется, чтобы это было не так. Не похоже, будто есть нечто лучшее, что я скрываю или упускаю.
— Разве? Джереми, мы знакомы уже много лет. Ты можешь писать любые картины. И что? Ты рисуешь маленьких девочек в доме с привидениями. И правда состоит в том, что подобные картинки лучше продаются…
— Неправда, и ты, Клементайн, знаешь это лучше других.
— Ты рисуешь своих девчушек, потому что нуждаешься в поклонниках и хочешь, чтобы тебя любили. Джереми, не надо говорить со мной о правде! Правда здесь ни при чем.
— А вот и нет. Уверяю тебя, люди нас больше любят за правду, — произнес я, чувствуя, что начинаю закипать. — Я абсолютно уверен. Звезды демонстрируют свое грязное белье в печати, и публика с удовольствием в нем копается, потому что это и есть правда.
— Нет, сынок, нет. Они скармливают публике только грязь относительно определенных вещей, и ты знаешь, что я имею в виду, — сказал Алекс. В воздухе повисла неловкая пауза, и, чтобы разрядить обстановку, мой друг, легко сжав мне плечо, добавил: — Ну давай же, Уокер!
Но я уже не мог остановиться. Слишком больным был вопрос. Ведь за обедом он прямо-таки засыпал нас забавными историями, и ни одной не оказалось в его книжке! А я тоже хорош. Какого черта сказал репортеру на торжественном обеде два дня назад, что написал «В поисках Беттины», поскольку этого ждали от меня читатели?! Неужто я действительно так думаю? Всего-навсего небольшая оговорка, но она до сих пор мучает меня — и поделом!
Здесь был еще один важный момент, имевший для меня критическое значение, но я был слишком пьяный или слишком усталый, чтобы уловить его.
— Сам не знаю, что на меня сегодня нашло, — начал я. — Но уверяю тебя, если ты вставишь все, что знаешь, в свою книгу, они полюбят тебя еще больше. Они сделают из нее фильм.
— Джер, они в любом случае сделают из нее фильм, — от души расхохотался Алекс. — Мы уже получили два серьезных предложения.
— Хорошо-хорошо, — сдался я. — Деньги, нижняя планка и прочий вздор… Мне ли не знать! Я вот собираюсь написать пару картин ради денег.
— И ты продашь свою маленькую Анжелику, или как бишь ее там, киношникам. Так ведь? Но послушай меня, сынок, после того как ты создал «В поисках Беттины», тебя признали гением. Видел ее на витрине в деловой части города. Даже не в магазине детской книги! Джереми, ты гений! Не спорь. «Тайм» не ошибается.
— Да пошел он! Алекс, что-то не так. Со мной что-то не так. Поэтому я с тобой и воюю. Все очень плохо.
— Брось! Мы с тобой в полном порядке, — растягивая слова, произнес Алекс. — И всегда были в порядке. Ты прославился благодаря ребятишкам, и когда будешь описывать свою жизнь, то солжешь им, и ты это знаешь.
— Я не виноват, что мои книги сентиментальные и нравоучительные. Богом клянусь, мне просто выпала такая карта. Я вытянул счастливый билет. Если ты художник, то одержимость возникает помимо твоей воли, черт побери!
— Ладно-ладно, — махнул рукой Алекс. — Не горячись. Послушай меня, умник. Разреши привести прекрасный пример, почему я не могу публиковать правдивые истории. Вот ты, например, хочешь, чтобы я сделал достоянием гласности то факт, что, когда твоя мать умирала, ты написал за нее два последних романа?
Я не ответил. У меня было такое чувство, будто он дал мне под дых.
Мы остановились на красный свет на абсолютно пустом перекрестке авеню Ван-Несс и Калифорния-стрит. Я смотрел невидящими глазами прямо перед собой, не в силах взглянуть на Алекса.
— Похоже, ты не знал, что я в курсе? — поинтересовался Алекс. — В курсе того, что ты написал «Сент-Чарльз-авеню» и «Багровый Марди-Гра» от начала до конца?
Я включил первую передачу и, нарушив правила должного движения, свернул налево, на Калифорния-стрит. Алекс был моим самым близким другом, но я и не подозревал, что он знает нашу семейную тайну.
— Тебе что, издатели рассказали? — спросил я.