– Предлагаю внедрить в службу протокола царевича. У них все равно все специалисты поразбежались, а новые ничего не смыслят. Теплые места позанимали из кумовства. Или их специально президенту спецслужбы подсунули – следить, чтоб он ничего лишнего не узнал или не сболтнул.
– Хорошая идея. Надо постараться его туда пропихнуть, – одобрил предложенный ход Фофудьин.
Новой службе протокола Первого Лица державы царевич оказался весьма кстати. Ему, правда, так и не удалось побороть приверженность официальных лиц принимающей стороны к кожаным пальто и клубным пиджакам в дневное, официальное время, зато он неотлучно находился при королеве во всех ее передвижениях. Прекрасный английский язык царевича быстро расположил к себе ее величество, скромное поведение позволяло ему выпадать, когда это было необходимо, из поля зрения королевы и заставляло ее забывать в эти моменты о его присутствии.
Королева благоволила к молодому, красивому, хорошо воспитанному человеку с безукоризненными манерами и благородным ароматом, исходившим от него. В ароматах она понимала. Ей даже почудился совсем другой – высший – статус этого человека, но она приписала это обстоятельство отсутствию должных знаний у кагэбэ о таких тонких материях. Даже непротокольный бриллиантик в ухе молодого человека леди ему простила за приятность общения. К тому же молодой человек разбирался, как оказалось, в лошадях. Королева увлекалась скачками, как и должно. И лошади приносили ее величеству дополнительный доход, наряду с ценными бумагами и со сдаваемыми в аренду землями. А Уар был поклонником бегов.
Бобрище, собрав всех молодых шалопаев-комьюнити, выдал им британские флажки и велел организовать окладную охоту на артистов, как на волков: обступать плотным кольцом гостей, когда они появлялись на улице, и загонять их от самой гостиницы к месту выступления. При этом попросил, размахивая приветственно флажками, не улыбаться, чтобы не показывать клыков, невольно создавая тем самым у иностранцев впечатление неулыбчивости москвичей.
Встреча Первого Лица с королевой Елизаветой II состоялась в понедельник в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца. Песочного цвета туалет ее величества, дополненный черными длинными перчатками и шляпкой, взволновал московских дам и заставил их пересмотреть свой гардероб, наполненный одеждой из германских каталогов-неликвидов «Квелли» и «ОТТО». Встреча была расписана поминутно и не оставила ее величеству никаких шансов перекинуться с Первым Лицом парой конфиденциальных слов. Уар, видя озабоченность королевы, шепнул ей на ушко, что русские в понедельник никаких серьезных дел не начинают, потому что бывают «после вчерашнего». Даже примета такая в народе родилась. В том, что представший перед ней в понедельник президент есть отец, сын и дух своего народа, королева видела невооруженным глазом.
За «Жизель» Елизавета II была особенно благодарна президенту. Еще в Лондоне супруг ее величества – герцог Эдинбургский – опасался «Лебединого озера». Он слышал, что у русских это плохая примета, касающаяся непосредственно первых лиц государства.
От протокольной службы не ускользнуло то обстоятельство, что королева постоянно искала возможность уединиться с президентом. Это настораживало службу и нервировало. Королева стоически выдерживала многочисленные экскурсии: окинула равнодушным взглядом, диссонирующим с вежливой улыбкой, Успенский собор, прослезилась у Английского подворья, покивала ученикам одной из московских спецшкол. Чуть оживилась на специально устроенной к ее приезду выставке, посвященной российско-британским отношениям, и без того хорошо ей известным. Московские небеса благоволили ее величеству, оттеняя золотом хрустально-прозрачной осени ее фиалковый костюм на фоне черного королевского «роллс-ройса».
Самым тягостным номером программы оказался обед, данный в честь именитых гостей в Грановитой палате. Количество потребленного на обеде съестного не оставило у королевы сомнений относительно загадочности души русского народа. Уар же отметил кружевное платье королевы и ее корону, к которым очень шел бокал шампанского в ее руке, затянутой в перчатку. Королева выглядела и вела себя безупречно, так что в действиях царевича не стоило усматривать враждебных намерений. Ничего личного. Только безопасность алмаза и честь московского комьюнити руководили им.
Теперь же, сидя в ложе Большого театра, президент смотрел в театральный бинокль на бесконечно мельтешащие ноги и откровенно маялся. Утомившись вконец, он решительно наплевал на увещевания службы протокола и пустился в светскую беседу. На самом деле президент хотел, конечно, просто употребить положенное, но ему было неловко бросить даму.
– Мадам, я предлагаю сбежать потихоньку в буфет.
Как бы королева ни стремилась к разговору в формате тет-а-тет, она прекрасно понимала, что в тиши буфета под бдительным оком и ухом своей и чужой охраны переговорить о главном все равно не удастся.
– Боюсь, моя служба безопасности будет против, – попыталась увильнуть ее величество.
– Да не бойтесь! Там сейчас нет никого.
– Я опасаюсь, что герцог Эдинбургский… – зашептала леди, косясь на супруга.
– Да чего ему сделается? Сидит себе в тепле, на бархате. Как домашний любимец, – вспомнил президент своего кота, но вдруг наткнулся на умоляющий взгляд супруги.
Крякнув, он вновь приложился к биноклю и, задремав через несколько минут, едва не упустил его в партер. Стало понятно, что до конца представления «отец народа» не дотянет.
– Извините, поработать еще надо – страна большая, дел много… – выбираясь из кресла, расшаркался он перед гостями.
Переводчик не рискнул изложить королеве суть обращенной к ней речи, и правильно сделал: королева решила, что гостеприимный хозяин вышел «попудрить носик», а через несколько минут президентское место в ложе занял его двойник и честно отработал номер.
Визит королевы подходил к концу. Далее гостей ждали в Санкт-Петербурге, где пришвартована была королевская яхта.
– Чего ваше величество желает получить в подарок? – спрашивал перед расставанием президент, обводя рукой сокровища Московского Кремля. Щедрость Первого Лица, обыгравшего этим визитом всех своих исторических предшественников, не знала границ.
– Я бы с удовольствием приняла в дар камень на память о Москве, – прошептала, потупив взор, королева.
– Горсть земли московской, что ли? Извините, мэм, но пи ляди… извиняюсь… ни пяди… земли русской…
– Камень из мавзолея… сувенир… – совсем смешалась ее величество.
– Скромничаете, мадам, – улыбнулся, разведя большие руки, президент. – Камень – разве ж это сувенир? У нас же не пляж, чтобы камешки с него домой увозить.
– Нет-нет, не с пляжа камень, а из мавзолея, – краснея, шептала взволнованная королева.
– Да как же это, матушка? – растерялся президент. – Выпиливать, что ли? Дырка же будет. А Ильичу температура постоянная нужна… Пока он там квартирует… Но мы можем написать на мавзолее «Здесь была Елизавета Вторая».