Внешним пределом именовалась целая система залов и коридоров, примыкающая к тем территориям, куда разрешен вход для простых посетителей храма. Сирены пели на большом открытом балконе над бухтой. Крид устроился возле самых перил, с удивлением обнаружив внизу, в паре сотен локтей, на воде, настоящую толчею лодок, больших и малых, богатых и совершенно нищих. Потрясенный тягой морского народа к музыке, Крид ждал предстоящего уже с куда более живым любопытством. Внизу, в лодках, стонали, шептали имена и перебирали подарки. Опускали на воду огромные розовые цветки с крупными листьями, перевязанные лентами букеты передавали вверх, на балкон, со стражами внешнего круга. Отличить таких от принадлежащих внутреннему кругу оказалось легко — синие одежды имели блеклый, сероватый тон, белая отделка узкая и смазанного оттенка. Впрочем, и службой во внешнем круге люди гордились, это было заметно.
Внизу Крид заметил разные тона одежды. Олуо охотно взялся пояснять. Сероватые рубахи и штаны со скромной цветной вышивкой или поясом — у самых бедных. Основа — обычное некрашеное полотно. Темным, почти черным, его метят рыбаки, белым — добытчики жемчуга, розовым… Принц запутался сразу после рыбаков и дальше не пытался понять и сохранить ремесла и их цвета в памяти. Усвоил лишь, что в ориимах, где подают еду, прислуга обозначена зелеными тонами, и самый яркий, с богатым узором — у поваров. Орииму, принимающему гостей в верхнем городе, необходимо иметь не менее двух поваров с тройным ярко-зеленым поясом. Только они допущены к готовке любых морских блюд, даже из ядовитой рыбы.
— Буду обходить стороной, — опасливо буркнул Парси. — Мы оставили Гоо беречь короля, а сами теперь того и гляди отравимся.
— Вчера вечером не отравились, — пожал плечами Олуо.
— А предупредить? — возмутился Крид.
— У араави лучшие повара островов, — успокоил Роул. — И в прошлый раз мы тебя предупреждали, когда обедали в городе с Уло.
— Правда?
— Ты не расслышал? — наивно удивился сирена. — О-о, не надо было так строить глазки служанке и сорить золотом. Мы заказывали пять блюд из тех, что готовят лишь трехполосые.
Роул многообещающе заулыбался и начал подробно и красочно описывать признаки отравления. Крид не видел своего лица, но по активно зеленеющей коже Парси догадался, что не он один ощущает опасные признаки. Сонливость, жажда, колющая боль под ребрами, сухость во рту…
— Так-так, петь не можем, молчать не умеем, — звонко рассмеялась рядом невысокая и тоненькая, как все настоящие оримэо, девушка.
Крид вздрогнул и выдохнул воздух, застрявший где-то на полпути из легких. Вдохнул. Неприятные ощущения пошли на убыль, жизнь снова радовала. Спасительница улыбалась рядом. Сине-белые одежды храма, витая ракушка на шее — знак сирены. «Удивительно милая девушка, — охотно признал Крид, возвращая улыбку, — с огромными карими глазами, смотреть в которые хочется не отрываясь». Такой добрый и теплый взгляд запоминают навсегда. Да и голос — тоже. Девушка держалась в стороне от перил. Крид понял — старалась, чтобы не заметили снизу, из лодок. Почему? Роул церемонно поклонился и представил:
— Та самая Онэи, все приплыли услышать именно ее. Теперь это проблематично, она занята чем-то важным и тайным во дворце газура, в храме бывает редко.
Сирена приметно покраснела и невольно пощупала надетый под рукав на предплечье браслет. Роул нахально дернул рукав вверх и охнул. На миг блеснули-брызнули драгоценные искры и сразу скрылись. Словно рыба мелькнула у поверхности и ушла в глубину. Крид успел лишь приметить широкое золотое плетение и отделку с большим количеством камней.
— Нахалом был, им и останешься, — возмутилась Онэи, делая шаг назад, одергивая и придерживая ткань.
— Вот возьму и сообщу новость народу, — не унялся Роул. — Надо же, Риоми полагала, ничего такого не намечается. Неужели бросишь петь? Говорят, во дворце скучно. Люди там противнее спрутов, вауры всякие и зуры с ними, от своей важности все плавают надутые, как рыба-шар. И такие же ядовитые, учти.
— Сам не лучше, — рассмеялась Онэи. — Крид, у него любимая шутка — описание признаков отравления. Как раз хватает силенок испортить людям аппетит.
— Я думал, на меня не действуют голоса сирен, — расстроился тэльр.
— Мед звучания чужих враждебных уст тебе, возможно, не опасен. По крайней мере, ты будешь бороться. Яд убьет тебя так же, как любого иного, разве что потребуется больше силы извести. Но Роул… Он ведь свой, ты ему веришь и не ждешь подвоха, — охотно пояснила Онэи. — Он жил на северном берегу и был ловким лазутчиком сиятельного араави. Входил в доверие к наивным людям и выведывал все-все, без голоса, одним обаянием. Бойся его!
— Уже, — пообещал принц. — Почему ты не подходишь к перилам?
— Внизу станут шуметь, — смутилась Онэи. — Нехорошо получается: поем мы все, а лотосы одной мне. Мое имя звучит как название редкого вида летучих рыб. Видишь, к каждому букету рыбка прикреплена?
— Ничего, ты же лучшая, — ловко взялся утешать Роул, пробираясь ко второй руке сирены. — О-о, браслеты-то парные! Думаю, тебе пойдет красный цвет.
— Невыносимый тип, — еще отчетливее покраснела Онэи. — Изволь молчать об этом, а то голос отпою — год мычать будешь. Понял?
— Мм.
— Или лаять, — сузила глаза сирена.
— Молчу, — серьезно согласился Роул. — Добровольно.
Сирена кивнула, еще раз одернула рукава и вернулась к группе готовящихся петь. Музыканты устраивались, расчехляли незнакомые инструменты. Снизу жалобно просили восхитительную Онэи хоть выглянуть. Потом шум стих и сменился удивленным шепотом. Стражи внутреннего круга, стоящие у перил, заулыбались. Один из них, сложением напоминающий Уло, сбегал за веревкой и спустил конец вниз. Итогом странного вида рыбной ловли стал титанический букет красных лотосов. Внизу зашептались громче, провожая взглядами узкую дворцовую лодку. Онэи покраснела, глянув на лотосы, и умоляюще обернулась к музыкантам. Ей кивнули — готовы.
Крид слышал, как сирена Роул голосом погасил схватку во дворце на острове Лоог. Он помнил и короткое, но жутковатое, подчиняющее звучание голоса отступника на набережной Дильша, усиленное жезлом. Еще более загадочным, лишенным звучания, было лечение короля в исполнении Дио.
Способности Онэи ничуть не напоминали все перечисленное. Прежде всего потому, что сопротивляться голосу оримэо оказалось невозможно. Девушка не заставляла верить в богиню Сиирэл, молиться ей или поклоняться. Она просто пела. И отдавала все, что сама думала и чувствовала, ни к чему не принуждая. Удивительно красивый голос и сила того, что звали на островах каплей божьей, сплетались, создавали настоящее чудо. Такое же доброе и теплое, как взгляд Онэи.
В лодках внизу не молились богине. Никто не бился в экстазе и не выкрикивал невыполнимых обещаний. Сирена говорила с океаном за всех, а люди просто радовались, что у них есть такой дивный голос, достойный бескрайнего синего неба, сливающегося на горизонте с водой. Потому что любые боги, в том числе и береговые, наверняка тоже собирались заранее и ждали пения Онэи. Разве можно такое пропустить? Жаль, чудо очень непродолжительно…