Анук, mon amour… - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 51

Я возвращаюсь к Линн, она наконец-то оставила в покое блузку.

– Простите, Линн…

– Ничего, это просто молодость, – на улыбку Линн жалко смотреть. – Интересно, какую историю она придумает о вас, Кристобаль?

– Кто? – вопрос Линн застает меня врасплох.

– Эта японка.

– А она японка?

– Она поблагодарила вас по-японски. И она обязательно придумает о вас историю. Я, во всяком случае, именно так бы и поступила.

– Я просто сфотографировался с девушкой, Линн.

– Она извела на вас целую пленку. У меня в глазах рябило от вспышек.

– Но…

Пальцы Линн неожиданно касаются моего подбородка, только этого не хватало!

– Вы слишком красивы, Кристобаль. Слишком. А у красивых мужчин существует один недостаток: непонятно, что с ними делать. Лучше всего никогда не вступать с ними в контакт. Лучше всего держать их в клетке воспоминаний. И лгать себе, что у вас с ними когда-то был роман, это делает жизнь не такой бессмысленной. И это примиряет со старостью, Кристобаль.

– И много у вас таких клеток, Линн?

– Мои мужчины вовсе не были так красивы. Так что со старостью я пока не смирилась.

В голосе Линн звучит легкая сумасшедшинка – и это, как ни странно, действует на меня успокаивающе: юное лицо Бабетты в кинозале вовсе не плод моего воображения и не детские шутки Анук; Линн все еще не решается примириться с собой нынешней, только и всего.

– Вы обещали рассказать мне о книге, Линн…

– Да-да, я помню. – Мой подбородок больше не интересует Линн. Теперь она смотрит на темную, в цветных разводах, воду.

А я… Я кажусь себе мелким воришкой на велосипеде: бельевая прищепка на правой брючине, вытертая красная куртка а lа Джеймс Дин – прямо на голое тело, расстегнутая до половины. Все подчинено единственной цели: половчее вырвать сумку из рук зазевавшихся дамочек у края тротуара, предпочтение отдается пухлым ридикюлям с облупленными уголками, sacs avec courroie [22] или sacs a main [23] Но иногда везет и просто с sac [24] – в том случае если украшенные бисером кошельки покоятся сверху, на шпинате или брюссельской капусте; на то, чтобы завладеть ими, уходит секунды три от силы, а потом – мелькание велосипедных спиц и o-o-oh, bella ciao, bella ciao!.. [25] В двух кварталах от места происшествия посредством нехитрых манипуляций (всего-то и надо, что вывернуть рукава наизнанку) красная куртка а lа Джеймс Дин превращается в черную, а lа Леонардо Ди Каприо. А бабло из кошелька перекочевывает в задний карман брюк.

Я, мелкий воришка на велосипеде, пытаюсь вырвать тайну из рук Линн – не мытьем так катаньем. Тайну «Ars Moriendi», которая покоится на шпинате и брюссельской капусте ее воспоминаний. Что будет потом – знаем мы оба. Мелькание спиц – и… Bella ciao, bella ciao!

– Я люблю парижские мосты, Кристобаль… А вы?

Никогда не задумывался о парижских мостах, для подобных мыслей я слишком прагматичен. О парижских мостах моей Бабетте лучше бы поговорить с Мари-Кристин; Мирабо, Гренель и Бир-Хаким – ее любимые, им была посвящена прошлогодняя коллекция haute couture: преобладающий цвет – фисташка и карамель, длинные волосы лучше не расчесывать, бриться тоже необязательно, романтики-самоубийцы предпочитают галстучные булавки и Бир-Хаким. Самоубийцы-философы – грубую шерсть и Мирабо.

Понт-Нэф [26] Мари-Кристин недолюбливает, Понт-Неф уже давно растащен на цитаты, так считает Мари-Кристин, черно-белые, цветные, кинематографические, фотографические, литературные, fashion. He повезло и Альме [27] – его репутация в глазах Мари-Кристин безнадежно подпорчена гибелью принцессы Дианы; свечи на ветру и стихийно возникающие мемориалы Мари-Кристин тоже недолюбливает.

– Парижские мосты, да… Esta perfecto, – я смутно надеюсь, что мой испанский не выдаст меня.

– Esta perfecto, – подхватывает Линн. – Fantastico! Maravilloso! [28]

Обилие восклицательных знаков свидетельствует об экспансивности испанского дружка Линн, не более.

Должно быть, все эти восклицательные знаки относились к самой Линн, той, двадцатилетней. Должно быть, я не первый, кого Линн катает на речном трамвайчике, к тому же о конечной цели путешествия можно догадаться, и она – не что иное, как общее место. Совсем скоро Бато Муш обогнет Ситэ [29] и остров Сен-Луи и вплотную приблизится к мосту Марии, именно под ним принято закрывать глаза и загадывать самое сокровенное желание, Линн непременно скажет мне об этом. А потом спросит – есть ли сокровенное желание у меня.

Еще бы, Линн.

Каштаны не только цветут, но и болеют раком.

Линн говорит мне об этом именно тогда, когда мост Марии наконец-то попадает в поле нашего зрения. В Париже полно каштанов, следовательно, и процент раковых заболеваний среди них гораздо выше, чем где-нибудь в Роттердаме или Франкфурте.

– Надо же, – столь прискорбное известие не вызывает у меня никакого энтузиазма. – Надо же, как удивительно.

– Представьте себе. Я сама читала об этом. Мой испанец тоже умер от рака, совсем молодым. Молодым для меня нынешней, конечно, не для вас. Ему только-то тридцать три исполнилось… Он не знал, что умирает.

– Бедняга, – ничего более оригинального мне в голову не приходит.

Испанец не знал, что умирает, и в этом он ничем не отличается от каштанов, от каштанового неведения о собственной судьбе; я даже могу представить себе, как он умер – свалился на землю с глухим стуком, время вышло, и оболочка треснула, раскололась на две половины.

– Именно так я и сказала себе тогда – «бедняга», – Линн улыбается. – Но знаете, Кристобаль, его смерть поразила меня даже меньше, чем та статья… В которой говорилось, что и каштаны болеют раком. Она до сих пор у меня сохранилась, я вам покажу.

– Верю вам на слово, – я почти физически ощущаю, как мой голос затягивает под мост: он меняет тембр и становится гулким. У Линн осталась секунд тридцать, чтобы поведать мне о мосте Марии.

Она укладывается в пятнадцать.

– Загадайте желание, Кристобаль, – шепчет мне Линн. – Под этим мостом принято загадывать желания. У вас ведь есть сокровенное желание?