Паша заглянул в дверь и с видом глубочайшей озабоченности
пробасил:
– Дарья Андреевна, машина подошла, ни минутки
свободной…
Шумков обмер. Вне сомнения, он был уверен, что на запястьях
сию минуту лязгнут кандалы.
– Вы, Константин Михайлович, в Бога верите? –
задумчиво спросила она, собирая в стол бумаги.
– Верю…
– Везет вам, как утопленнику. Мне сегодня работать до
глубокой ночи, и с вами заняться просто нет физической возможности… Если я вас
до завтрашнего утра отпущу под подписку о невыезде, из города не сбежите?
– Да куда же я сбегу?! – горячо воскликнул Шумков.
– А и в самом деле, куда… – протянула она,
пододвигая бланк. – Вот здесь распишитесь, давайте я вам повестку отмечу,
но чтобы завтра к девяти, как штык. Договорились? Ну, идите, да шапочку не
забудьте…
Он вылетел бомбой, стукнув ножнами по косяку. Даша,
мгновенно исполнившись деловой собранности, схватила с вешалки куртку, кивнула
Паше. Оба неторопливо спустились по лестнице, огляделись на крыльце. Пробежали
десяток метров до светофора, дождавшись зеленого, перешли на другую сторону.
Шумков летел, то и дело натыкаясь на прохожих, задевая их
шашкой. Временами он оглядывался, совершенно бестолково пытаясь обнаружить
слежку, – но Даша с напарником спокойно шли по противоположной стороне
улицы, а туда он глянуть не догадывался…
Дашина машина неспешно катила в крайнем правом ряду, шофер
готов был в любой момент подъехать по сигналу. Все шло в полном соответствии с
Дашиной задумкой – Шумков подлетел к киоску, ко второму, где и обрел искомое,
стал лихорадочно озираться в поисках телефона. Спешил поделиться горестями с
кем-то, кто наверняка обещал покровительство и защиту.
– Бег зайца по полям… – хмыкнул Паша.
– Помолчи, – одернула она. – Лучше проверься,
нет ли за нами хвоста… Что вылупился? Проверься, говорю…
– Никого.
– И то хлеб…
Видимо, номер был занят – Шумков бросил трубку, выколупал
жетон и стал нервно расхаживать рядом, следя, чтобы никто не занял очередь
впереди него. Провинциалы, толкавшиеся возле ЦУМа, оторопело таращились на его
папаху, шашку и сияющие погоны – вполне возможно, кто-то из селян и
полагал в простоте душевной, что узрел взаправдашнего генерала, запросто
гуляющего по улицам град-столицы.
С третьего звонка атаману повезло. Прижимая трубку к уху,
что ни миг оглядываясь, он возбужденно затараторил что-то. Ни она, ни Паша не
смогли с такого расстояния разглядеть, какой номер он набирал – но такой задачи
Даша перед собой и не ставила. И приемник доставать не стала – в толчее и
гомоне возле телефонов голос Шумкова все равно не удалось бы расслышать.
– Ты смотри, – сказала она. – Просиял, сукин
кот, утешили деточку, чтоб мне с места не сойти… Стоять!
Повисла у Паши на шее, подобно нынешним раскованным
малолеткам, нежно прильнула, спрятала лицо у него на плече и зашептала:
– Чуть-чуть вправо повернись… ага… он на нашу сторону
переходит… теперь меня влево поверни… больше страсти, непринужденно…
Прохожие равнодушно обтекали их, причем никто даже не
пытался залезть в карман – коли уж везет, так везет, возле ЦУМа исстари
работали щипачи, не пропускавшие подобной оказии. Возможно, их просто узнавали
в лицо шантарские «соловьи».
– Ну что там, хахаль? – спросила Даша.
– Ловит… опа, есть!
– Все, поамурничали. – Она вывернулась из его рук
и махнула своему шоферу. – Паша, когда будем ехать, проверяйся…
Нет ничего проще, чем следить за случайной машиной, водитель
которой и не подозревает, что стал объектом слежки. Шумков же ни разу не
оглянулся – видимо, уверовал, что все невзгоды позади. Вскоре белый „жигуленок“
свернул на Энгельса, проехал мимо гостиницы, мимо стадиона, теперь он двигался
назад к УВД – оба центральных проспекта Шантарска были параллельными улицами с
односторонним движением, и передвижение в центре требовало хитрых маневров.
Через пару минут „жигуленок“ замигал правым поворотом,
прижался к тротуару и высадил пассажира.
– Пешком дойти не мог? – фыркнул Паша. – Тут
два шага…
– Это он след сбивал, – сказала Даша. – В
меру интеллекта… – Обернулась к шоферу: – Направо, во-он туда!
– Сам знаю, – проворчал тот по привычке всех
водителей. – Сейчас у магазина встану, маневр обеспечен…
Машина остановилась у небольшого квадратного скверика,
некогда разбитого в честь классика советской литературы Шишкова. Чтобы народ не
сомневался, что почтили именно Шишкова, скверик тогда же украсили небольшим
бюстом писателя (которого из-за бороды некоторые принимали то ли за художника
Сурикова, то ли за сказочника Бажова). Местечко было тихое и уютное. Ходили,
правда, среди краеведов слухи, что именно в этом скверике, когда Шишков был еще
не советским классиком, а благополучным господином инженером императорского
геодезического ведомства, Ольховские мазурики по ночному времени сняли шубу с
припозднившегося франта. И обиженный Шишков в одной из своих самых знаменитых
повестей изобразил под видом города Разбойска именно Шантарск…
Шумков расхаживал неподалеку от бородатого бюстика, то и
дело глядя на часы. Двое бичей, примостившиеся было под сенью классика
раздавить бутылочку, покосились на «генерала» и на всякий случай убрались
восвояси. Даша опустила стекло и закурила, старательно оглядываясь.
Прошло минут пять. На противоположной стороне скверика
остановилась темная иномарка, кажется «ауди». Даша ее, конечно зафиксировала,
но особенного внимания не обращала. Зато Шумков, когда машина призывно
прогудела, уставился в ее сторону, потом прямо-таки помчался к машине, не стал
даже удлинять путь, следуя по дорожке, – перемахнул через невысокий, по
колено, гранитный барьерчик.
Дашин шофер торопливо включил мотор. Она жестом велела не
суетиться – иномарка не спешила отъехать, – поднесла к уху приемник.
Слышимость была прекрасная. Пришлось даже приглушить звук –
Шумков во весь голос, захлебываясь и частя, рассказывал жуткую историю своих
недавних хождений по мукам – причем безбожно привирал, приписывая Даше самое
хамское обхождение, угрозы и чуть ли не рукоприкладство.
– Поближе немножко, – сказала Даша. – Во-он
туда, чтобы можно было номер рассмотреть…
Шофер проехал метров пятнадцать. Теперь можно было
разглядеть капот иномарки. Шумков тараторил, чуть ли не стеная…
«Ага, – сказала себе Даша. – Дело-то даже
облегчается…»
Это была машина Стольника. Сам он к тому времени уже стал
задавать вопросы, определенно стараясь унять разыгравшуюся фантазию собеседника
и выкачать максимум толковой информации, что было делом нелегким:
разнервничавшийся орел-атаман, воочию узревший призрак мрачного каземата, был
перепуган не на шутку. Кажется, до него только сейчас стало помаленьку
доходить, что между суровой жизнью и игрой в солдатики – дистанция огромного
размера.