– Но ведь никто не мог и знать заранее, что на
Короленко мы найдем автомат…
– Тоже верно, – сказала Даша. – Интересно,
мне теперь попадет по темечку?
– Не думаю, – сказал Галахов. – Смотря что
считать ударом по темечку. Между прочим, не далее как вчера тот же Кобликов
имел со мной крайне любопытную беседу. В Москве, при центральном аппарате
министерства, организуется новое подразделение, нечто вроде Интерпола, только
на порядок пониже. Что-то вроде координационного центра по взаимодействию с
полицейскими службами стран, входящих в Совет Европы. Часть кандидатур
выдвигает центр, часть предстоит определить на местах. Знаете, кого на Черского
выбрали? Правильно, вас. Перспективный молодой кадр, блестящий послужной
список, награды, опыт поездки в Париж…
– И когда они рассчитывают меня выпихнуть наверх?
– Насколько я понимаю, вас собираются вызвать завтра, в
крайнем случае послезавтра. И отчего-то мне не верится, что после сегодняшнего
инцидента Кобликов даст задний ход. Прием довольно избитый… Представляю, что
будет с делом, если вас отсюда уберут. Не мне вас учить, как при необходимости
рассыпаются дела…
– Ну да, это проще, чем наезжать на меня асфальтовым
катком… – сказала Даша. – Но я ведь могу и отказаться?
– Думаете? Не знаете, как это делается? Вас поставят в
ситуацию, когда отказаться будет невозможно… Я постараюсь оттянуть это мероприятие
деньков на несколько, но долго тянуть не удастся. У вас есть хоть какие-то
подвижки?
– У меня есть идиотская версия, – сказала Даша.
– Это что-то новое, – усмехнулся Галахов. –
Версии обычно бывают только правильными либо неправильными…
– А у меня, боюсь, именно идиотская… Простите за
нескромный вопрос, вы уверены, что ваш кабинет не прослушивается?
– Уверен. Проверили.
– Как вы отнесетесь к тому, что я скажу, будто в
Шантарске готовится военный переворот? Классический сепаратистский мятеж? С
провозглашением независимости, танками на улицах и прочими красивостями? Я имею
в виду не шумковских идиотов, а людей на сто порядков посерьезнее…
Он слушал с непроницаемым лицом, катая в пальцах незажженную
сигарету. Всего два раза прервал наводящими вопросами. Потом, когда понял, что
Даше больше нечего сказать, прищурился:
– Вариантов тут три. Либо вы сошли с ума, либо сваляли
грандиозного дурака, подогнав события под версию, либо правы. Первый вариант,
пожалуй, отметем. Остаются два. Горите от желания узнать, как я ко всему этому
отношусь? – Его глаза были цепкими и холодными. – А никак. Категории
веры тут бессмысленны. Вот когда вы принесете неопровержимые доказательства, к
этому можно будет относиться. И не раньше… Если это вас хоть немного утешит,
могу сказать, что не вижу в подобной версии ничего невероятного. В наше время
невероятного попросту не бывает, возможно все. Вы мне доказательства принесите…
Полученные по возможности законным путем. Впрочем, я готов и на незаконные методы
согласиться, если не будет трупов, не останется хвостов, а вот доказательства
будут железные… Не очень-то педагогично с моей стороны такое заявлять, но жизнь
в бюрократические формулы не всегда укладывается…
– Я постараюсь, – сказала Даша.
– Вы хоть понимаете, что вас постараются убрать, если
версия и в самом деле не идиотская?
– Если захотят, никакая охрана не спасет. Такой вот
фатализм. Я не бравирую, просто взвесила все…
Он усмехнулся:
– Если взвесили, я к вам чуть погодя пришлю Граника.
Пусть его орлы переснимут все материалы. Иногда полезно иметь копии…
Даша с ним была полностью согласна. Совсем недавно по
сводкам прошел симптоматичный примерчик: в столице соседней губернии глава
администрации одного из районов нанял уголовничков, которые старательно
подпалили районную прокуратуру, где хранилась неплохая подборочка компромата на
этого самого главу. Исполнителей и заказчика уже повязали, но компромат
превратился в пепел…
…На человека Беклемишева, приставленного для бережения дочки
босса, жалко было смотреть – не человек, а замешанное на ужасе желе. Его
напарник-милиционер выглядел малость непригляднее, но тоже был угнетен. Оба
твердили одно, что ничуть не удивительно: им приходилось еще и надзирать друг
за другом, так что практически не разлучались, словно верные влюбленные.
Показания были бесхитростны: часов около десяти утра, когда врач стал делать
обход, Женю никак не удалось разбудить, потом, когда врач присмотрелся, начался
вселенский тарарам…
– Не переживайте, господа, – сказала Даша хмуро,
понизив голос – в углу коридора толпились невеликим табунком любопытные
медсестры. – Вы когда заступили?
– В восемь утра, сегодня, – сказал сержант.
– А меня часом позже сменили… – поведал
преторианец Бека, белый как мел.
– Ну вот, – сказала она отрешенно. – А врач
уверяет, что она умерла вчера, около семнадцати ноль-ноль, когда вас тут и не
было, так и пролежала вечер воскресенья и всю ночь… Выше голову.
Ничто так не окрыляет человека, как приятное осознание того,
что все твои неприятности вдруг переложили на плечи ближнего. Беклемишевский
кадр расцвел в секунду, обнаглел даже до того, что спросил:
– А вы мне это на официальном бланке не напишете?
– Ваш босс и так со всеми документами должен будет
ознакомиться, – безжалостно отмахнулась Даша.
Отвернувшись, прошла по сырому коридору и без приглашения
вошла в уже знакомый крохотный кабинетик. Сергей Степанович, душка-психиатр,
восседал за столом, как и в прошлый ее визит, вот только глаза у него сейчас
были не профессионально отзывчивые, а прямо-таки мутные от ужаса. «Расклеился,
дерьмо», – с легоньким презрением констатировала Даша. Впрочем, ничего
странного – человек с живым воображением без труда представит рассвирепевшего
Беклемишева, в особенности если сталкивался с ним уже и понимает, что против
разъяренного купчины выглядит не более чем пылинкой…
– Хорошенькие дела… – сказала Даша, вытаскивая
сигареты.
– Вы что-то уже знаете?
– Кое-что, – сказала она холодно. –
Беклемишев поднял на ноги всех профессоров, до каких мог дотянуться, вскрытие
провели в таком темпе и с таким тщанием, каких мне в жизни не добиться бы: наша
судмедэкспертиза, признаюсь вам по секрету, являет зрелище унылое, да и бастует
второй день, остервенев без зарплаты… Острая сердечная недостаточность,
представьте себе, – усмехнулась она одними губами. – Сергей
Степанович, я бы на вашем месте не ликовала. Наоборот. Сердце у девчонки было,
как у хорошего скакуна – пламенный мотор… Они там сейчас возятся с
анализами, это затянется, но в любом случае жребий ваш горек.