Еще один, загадочный нюанс – полное бездействие безутешного
папы, ухаря-купца Беклемишева. Единственным напоминанием о том, что он живет и
здравствует, стал визит в прокуратуру одного из самых дорогих адвокатов
Шантарска с целой когортой помощников и консультантов. Упирая на заключение
ведущих городских психиатров и демонстрируя, как легко было предугадать,
виртуозное знание всех и всяческих законов, эта команда без особого труда
добилась юридического оформления того факта, что любые допросы означенной
гражданки Беклемишевой откладываются на неопределенный срок, равно как и
предъявление обвинения. И, что бы там ни кипело на сердце у Даши, умом она
признавала, что с точки зрения закона адвокат прав. А если в карманах эскулапов
прибавилось хрустких бумажек, доказать это пока что невозможно, остается одно –
пахать и пахать.
Странно другое: что обещанные боевые действия, сиречь
широкая огласка происшедшего, так и не грянули. Вряд ли дело тут в заботах Беклемишева
о репутации доченьки – он вполне мог бы устроить все так, что ее имя нигде
не появилось бы даже в виде щадящих инициалов. И тем не менее вызванные им
шакалы пера, давно закупленные Беком на корню, потоптавшись у омоновского
кордона, как-то подозрительно быстро слиняли. И об убийстве, вообще о смерти
начальника уголовного розыска города пока что не появилось ни строчки, многие о
случившемся не знали вообще, что могло быть следствием лишь прямого приказа
хозяина, однако Даша совсем недавно ручаться была готова, что Бек этого дела
так не оставит, и хай будет вселенским. Галахов недоумевал точно так же. После
короткой беседы сошлись на том, что Бек по своим каналам получил некую
информацию, заставившую его свернуть знамена, зачехлить пушки и быстренько притвориться,
что Мальбрук вовсе не собирался в поход. Знать бы только, что это за информация
– она должна быть чертовски серьезна и важна не для одного Бека, в первую
очередь не для Бека, – но ведь не спросишь в открытую…
Несмотря на то, что Женечка Беклемишева ангелочком отнюдь не
была, ничего серьезного раскопать не удалось. А посему невозможно угадать, что
могло толкнуть ее на сотрудничество с Воловиковым (если все же было
сотрудничество), невозможно вычислить в ее окружении какого-то дьявольски
расчетливого игрока, сумевшего подвести ее к той квартире (если ее все же
крупно подставили и на курок нажимал кто-то другой). Тупик.
…После прошлогодних злоключений, в которых психиатрия играла
не последнюю роль, к заведению на Королева Даша относилась с неким подсознательным
отвращением, в чем ее упрекнуть человеку понимающему было бы трудновато. Когда
машина въехала в вечно распахнутые ворота и неуклюже завертелась на узких
дорожках меж унылыми корпусами, Даша ощутила совершенно детское желание
повернуть назад, но, старательно выругав себя, постаралась забыть обо всем
постороннем.
Буйное отделение ничуть не изменилось с прошлого года –
одноэтажное деревянное строение, где почти все окна были заколочены снаружи
толстыми досками. Первый вопль, тягучий, совершенно бессмысленный, ударил ей в
уши, когда она выбралась из машины, тут же поскользнувшись на обледеневшем
сером снегу. Досадливо поморщившись и загнав поглубже иррациональные страхи,
дернула на себя разбухшую дверь, вошла в освещенную тусклой лампочкой комнату,
где тут же наткнулась на могучую санитарку, в лице у которой было нечто
неуловимо дебильное – насколько Даша помнила, иные бывшие пациенты здесь же и
приживались на правах вольнонаемных. Дальше все прошло гладко – толстенная
баба, совсем собравшись было рявкнуть что-то запрещающее, наткнулась взором на
торопливо – самую чуточку торопливее, чем следует, – выхваченное Дашей из
нагрудного кармана удостоверение. Преисполнилась. Осознала. Проводила в
тупичок, заканчивавшийся одной-единственной дверью, каковую без особых
деликатностей дернула на себя, просунула внутрь голову и отрапортовала:
– Сергей Степанович, тут к вам из ментовки…
Даша подняла бровь, потом, когда изнутри послышалось: «Пусть
заходит», мимоходом взяла санитарку за массивную кисть, быстро, пока та не
успела опомниться, повернула ее руку к свету, легонько задрала рукав.
Удовлетворенно хмыкнула: на кисти была выколота бабочка в венке из колючей
проволоки, судя по виду, наколка давняя.
– А если поискать, кабан с гитаристкой отыщутся?
[5]
– спросила она вполголоса.
Медленно, даже лениво высвободив руку, санитарка вяло
ухмыльнулась:
– Обшибки молодости, начальник…
Даша протиснулась мимо нее в крохотный кабинетик. На столе в
стеклянной банке пускал пузыри дешевенький кипятильник, за столом сидел человек
в белом халате, лет сорока – глаза, как водится, профессионально отзывчивые,
хоть Христа с него лепи. Что хотите делайте, но психиатров она с прошлого года
потаенно недолюбливала…
– Простите, мне говорили по телефону про майора
Шевчука… – протянул он, жестом приглашая садиться.
– Это я, – сказала Даша. – Майоры бывают и
женского рода, как врач-психиатр…
– Ох, простите… – Он принялся выдергивать
заклинившийся в старой розетке штепсель кипятильника. – Или, может, чайку?
– Нет, спасибо, – сказала Даша.
Он, наконец, выдернул штепсель, принялся отодвигать банку,
обжегся, зашипел сквозь зубы, смутился. Даша деликатно отвела глаза. Пожала
плечами:
– Контингентик у вас…
– А, Фаина… Что вы хотите? Работа поганейшая, а
зарплата – еще поганее, да и ту видим пару раз в год. Попробуйте тут
навербовать альтруистов, отвечающих мировым стандартам…
– Да оно везде так… – понимающе вздохнула Даша
ради скорейшего установления контакта.
Лично от него, правда, явственно попахивало туалетной водой
«Фаренгейт», не числившейся среди дешевых, да и сигареты на столе лежали вполне
заграничные. Ну, у него, быть может, тесть богат или бабуля оставила в
наследство пригоршню империалов. Или, что вероятнее, щедроты Беклемишева
мимоходом пролились на это унылое заведение, вернее, на конкретных его аборигенов.
– Простите, а по имени-отчеству…
– Дарья Андреевна. Как вас зовут, я уже слышала.
– Дарья Андреевна… – произнес он так, словно
усматривал в данном сочетании потаенный синдром некоего отклонения. – Вы
позволите?
– Да ничего, я сама курю.
– Итак, Беклемишева… Вы ведь из-за нее приехали? Вас
интересует точный диагноз?
– А его уже поставили?
– Возможно, я вас разочарую, но в нашей системе не
всегда следует ожидать быстрых результатов. Поставить диагноз, Дарья
Андреевна, – дело порой архитрудное. И требует долгого наблюдения,
исследования…