Червонная Русь - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 17

– Дружба-то вся, выходит, врозь! – бормотала Зорчиха. – Дружба врозь, и родство все врозь.

Прямислава молчала. Родство тем и трудно, что родичи жаждут владеть наследством общего предка и все имеют право на одно и то же. Вокруг Киева, Новгорода, всех русских городов вечно кипит соперничество. Кто старше: младший брат прежнего князя или его сын? Один указывает на более близкую степень родства, а другой на свои седые волосы, и каждый отстаивает свое право. А так как дядя нередко бывает моложе племянника, а двоюродный дед может оказаться ровесником внука, то разобрать, кто ближе к вожделенному престолу, порой мудрено. Кто мечом дотянется, тот и владей.

И ярости, с которой дерутся эти родичи, могли бы позавидовать злейшие враги.

Но вот Берестье давно осталось позади, начинались сумерки, а отряд все ехал. Зорчиха дремала, а Прямиславу разбирало беспокойство. Судя по личику Крести, едва видному в темноте кибитки, по ее вздохам и по тому, как она елозила на своем месте, ей тоже было нехорошо. За эти семь лет Прямислава ни разу не проводила ночи вне стен Апраксина монастыря, а бедная Крестя давно свыклась с мыслью, что ни в каком другом месте ей отныне не ночевать – до тех самых пор, пока из кельи не переложат рабу Божию в могилку. Оказаться ночью посреди чиста поля им обеим было непривычно и тревожно, и хотелось поскорее найти хоть какой-нибудь ночлег. Вид бескрайнего темнеющего неба, свежий ветер на просторе и далекие крики ночных птиц в роще сами по себе были для них приключением.

– Потерпи, княжна, скоро отдыхать будем! – К их кибитке приблизился верхом боярин Милюта. – Ждет ведь нас князь Вячеслав, вот я и хочу засветло побольше проехать, чтобы завтра хоть к ночи на месте быть. По-хорошему, тут дороги на три дня, да ведь поспешать надо! У нас еще Туров впереди.

– Бог милостив, поспеем! Торопливый! – ворчала Зорчиха, когда воевода отъехал. – Не ехать же в такую темень, тут шею-то себе свернешь, не заметишь!

Но они все ехали, чуть ли не на ощупь, пока не добрались до маленького сельца из пяти-шести дворов. Где-то внизу текла невидимая речка, над обрывом поднимались вершины огромных старых ив. Деревья качали на ночном ветру своими растрепанными головами, и непривычной к такому Прямиславе было жутко на них смотреть. Даже вспомнилась Баба-яга, про которую Зорчиха рассказывала ей еще дома, в Смоленске. И маленькие избушки под растрепанными, перекошенными соломенными крышами казались такими же загадочными и жутковатыми, как изба Бабы-яги, где на каждом колу тына висела человеческая голова. Громкий стук, который подняли кмети боярина Милюты, колотя во все двери разом, быстро вернул княгиню к действительности. За маленькими окошками уже угасли последние лучины, там все спали, и двери открывались весьма неохотно. В моргающих со сна, хмурых смердах в длинных серых рубашках уже не было ничего жуткого или загадочного; нежданным гостям не слишком обрадовались, но с вооруженным отрядом не поспоришь. Вскоре Ростиславу, Крестю и Зорчиху уже ввели в одну из избушек. Полусонные, недовольные и встревоженные хозяева столпились в заднем углу у печки, мигая при свете лучины, дети таращили глаза на незнакомых.

– Ступай во двор, отец, в телеге поспишь, не зима! – уверенно распоряжался боярин Милюта. – Не ворчи, заплатим. Завтра на рассвете дальше поедем, никто вас не тронет. Ну, давай, шевелись, у меня люди устали!

Было душно, утварь выглядела убого, и Прямислава удивилась бы, если бы узнала, что для них выбрали самую лучшую избу во всем селе. Освобожденную хозяйскую лежанку предоставили женщинам, кмети заняли полати и лавки. Прямислава и Крестя с сомнением оглядывали тощие подушки и помятые одеяла, пахнущие чужими людьми, но выбирать не приходилось: очень хотелось спать. Не считая позабытого детства, та и другая впервые укладывались спать где-то кроме старой привычной кельи. Крестя приткнулась к стенке, Прямислава улеглась в середине, а заботливый боярин Милюта поверх жалкого хозяйского одеяла накрыл их двумя теплыми шерстяными плащами.

Огонь погасили, все стихло. Но Прямиславе не скоро удалось заснуть: непривычная обстановка, возбуждение от поездки, мысли о прошлом и догадки о будущем не давали ей покоя, и она лежала, чутко прислушиваясь ко всем звукам, скрипам и шорохам. Наверняка здесь водится домовой… Он – за печкой, а в подполе – кикимора, маленькая, тощенькая, с мышиной мордочкой и птичьими лапками… Воспитанная на смеси древних поверий и Священного Писания, Прямислава была смутно убеждена, что в монастыре мелкая нечисть жить не смеет, но жилища мирян кишат ею, и сейчас, ночуя в доме, не защищенном сенью монастырской церкви, она чувствовала себя как в стане врага. Ей даже было боязно открыть глаза, чтобы не увидеть на полу маленькую тень какого-нибудь бесовского отродья. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матери, преподобных и Богоносных отец наших и всех святых… Чур меня!» Молитв она знала много, и под привычное успокоительное бормотание внутреннего голоса Прямислава стала потихоньку погружаться в сон.

Назавтра тоже ехали целый день, только в обед остановились перекусить. Боярин Милюта торопился как мог, не жалея коней, но опять стемнело, и он был вынужден признать, что и сегодня они до Ивлянки не доедут.

– Вот ведь уже Припять! – Раздосадованный боярин показывал плетью куда-то в темноту, но Прямислава не могла разглядеть реку. – Чуть-чуть осталось ехать-то! Ну да делать нечего, придется опять у смердов ночевать.

Опять стучали в низкие двери, будили хозяев, но сегодня Прямислава так устала, что ей было не до того, чтобы разглядывать избушки и утварь. Глаза слипались, голова клонилась, она не хотела даже есть, а мечтала только о том, чтобы побыстрее оказаться на лежанке.

Она заснула раньше, чем Зорчиха укрыла ее и сняла с княжны башмаки. А потом вдруг проснулась – казалось, всего через минуту после того, как заснула. Что-то происходило: кто-то из мужчин метался по тесной избе, налетая в темноте на утварь и товарищей, кто-то бранился, а снаружи тоже слышался шум.

– Мирята, живо! – распоряжался боярин Милюта, и один из кметей распахнул двери. Одной рукой он одергивал рубаху, а второй перехватывал поудобнее меч в ножнах, который среди другого оружия с вечера был положен у изголовья.

Вместе с ночной свежестью внутрь ворвались голоса и стук копыт.

– Здесь! Вон кони! – До слуха долетали обрывки выкриков, и Прямислава приподнялась, убежденная, что им эти новые гости ничего хорошего не несут.

Чьи-то шаги звучали уже перед крыльцом; Мирята, как был в одной рубахе, выхватил меч и грубо крикнул кому-то:

– Кто такие? Куда лезешь?

– Вот он, туровский! – ответило сразу несколько голосов. – Где княгиня?

При этом слове Прямислава вскочила, схватила платье и стала торопливо его натягивать. В темноте она никак не могла разобраться с рукавами, понять, где зад, а где перед, и верхняя рубаха казалась ей слишком тесной. Она торопилась, сама не зная, то ли хочет пытаться бежать, то ли просто стыдно показываться на глаза чужим людям в одной исподней рубахе. Растрепавшиеся волосы лезли в глаза, и, только одевшись, она уже на ощупь поняла, что схватила не свою рубаху, а Крестин подрясник. Крестя и Зорчиха тихо охали в темноте, но не смели встать, потому что Милютины кмети носились по избе, налетая друг на друга, торопливо одевались, хватали оружие и бежали наружу. Было почти темно, выбивать или раздувать огонь было некогда, и только открытая дверь давала немного света. Со двора доносились крики и даже звон оружия.