Колодец старого волхва - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 42

— Уж и с Обережей помириться не могут, вот ведь люди! Хлебом не корми — дай повздориться! — подхватил другой.

— А мы чего — хозяин послал! — Мышан ткнул продранным локтем в сторону детинца. — Велел работу начинать, хватит, говорит, отдохнули.

— Отдыхали они, вишь! — издевательски подхватил Громча и повернулся к Галчене. — Хорошо ли отдохнули?

— Да ты чего? — Галченя видел его раздражение и старался говорить примирительно. — Мы вам худого не делаем, воды на всех хватит. Я-то тебя чем обидел? Или ты меня на валу не встречал?

Он не был труслив, но не был и задирист и особенно не хотел ссориться с братом Живули. Но Громче необходимо было на ком-то сорвать свою досаду. И склонность Галчени и Живули друг к другу теперь служила лишним основанием сердиться на него.

— Воды ему! — К ним придвинулся еще один парень из гончарного конца, Горошко. Он давно заглядывался на Живулю, заметил, как охотно она беседует с сыном печенежки, и от ревности был зол на Галченю. Где же такое видано — предпочесть вольному парню, своему же гончару, какого-то чумазого печенежского холопа, да еще со двора вражины-Добычи! Без ворожбы не обошлось, а мать его печенежка — как есть злая ворожея, это всякий скажет! — Да ты не по воду к нам ходишь, а по девок! — злобно продолжал парень, со сжатыми кулаками наскакивая на Галченю. Горошком его прозвали за круглую голову — кулаки-то у него были с некрупный кочан капусты, но гораздо тверже. — А твои девки в печенежском поле скачут, вот к ним ты и поди, а наших не трогай!

Лицо и даже шея Живули мгновенно налились алой краской смущения, и она поспешно отвернулась, закрываясь рукавом. Ее мучил стыд за себя, страх за Галченю, обида на брата — зачем он все это затеял?

— Да что вы на него накинулись? — пыталась вступиться за Галченю женщина-северянка. — Он-то перед вами в чем виноват? Он и сам холоп, не слаще вашего живет.

— А мать его ведьма печенежская! — перебив ее, завизжала другая женщина. — Видали, как она над печенеговыми костями бормотала! Она на мою сноху порчу навела! Наведет она на нас печенежских навий, всех пожрут!

— А батька его и рад будет! — подхватил Гооошко.

— Он-то от полона откупится!

— А нам всем пропадать!

— Бей его!

Непонятно, кто первым крикнул это, но тут же призыв подхватил десяток голосов и парни скопом бросились на Галченю. Живуля истошно визжала и висла на братьях, но ее отшвырнули в сторону. Вся злость на замочников и на печенегов, долго копившаяся в гончарах и в других жителях Окольного города, обрушилась на бедного Галченю. Кричали женщины, изо всех дворов выглядывали люди, останавливались прохожие, не понимая, кого и за что бьют гончаровы парни. Калина опрокинула в кучу дерущихся оба своих ведра с водой, а когда это не помогло, схватила дубовое коромысло с резным водяным узором-плетенкой и принялась лупить по плечам и спинам, норовя зацепить кого-нибудь за шиворот и вытащить из кучи.

— Да помогите же, да разнимите, убьют ведь до смерти ни за что! — в отчаянии голосила Живуля. — Да что же это делается! Ой, Мати-Макоше!

Не понимая, кого же убьют, но жалея живую душу, мужики принялись-таки разнимать разгоряченных парней, но без особого усердия — никому не хотелось быть битым в чужой драке.

— Эй, сынове мои, стойте-ка! — послышался вдруг негромкий ровный голос, и разом замерли поднятые кулаки. Этот голос проникал даже в заложенные злобой уши и усмирял горячечный задор драки. — Не годится так-то да по живому!

К колодцу подходил Обережа, опираясь на свой высокий посох с медвежьей головой. Увидев его, парни опомнились и разбрелись в стороны, утирая рукавами мокрые и окровавленные лица, — в общей свалке они побили и друг друга.

— Что вы за ворога сыскали? — спросил волхв, подходя ближе. — Али мало вам печенегов?

— Печенег и есть, — хмуро пробормотал Громча, не поднимая глаз на волхва. Теперь он мог бы счесть себя победителем, но ему почему-то было так же стыдно, как после драки с Зимником.

На земле перед колодцем остались лежать Галченя и Мышан, которому досталось и вовсе ни за что. Увидев их, Обережа осуждающе покачал головой.

— Ой, злое дело вы сотворили! Теперь его убьете, он и на том свете холопом будет, а ему и здесь несладко живется. Ох, ох! — Волхв огляделся и сильнее закачал головой. — Ох, сколько зла вокруг колодца, Кладезя Воды Живой, порассыпали! Так враз и не подберешь! Просите прощения у Воды, а не то уйдет!

Парни и даже любопытные прохожие принялись покаянно кланяться колодцу, бормотать просьбы о прощении.

— Убили! — Едва только парни расступились, Живуля с плачем кинулась к Галчене, бросилась на колени и приподняла его разлохмаченную черноволосую голову. — Ой, Мати-Макоше, ой, да за что, да что он вам сделал, да что ж вы за люди! — в невыразимом горе неразборчиво причитала она, дрожащей рукой вытирая окровавленное лицо Галчени и прижимаясь к нему мокрыми от слез щеками. Жалость ее и любовь изливались бурным потоком слез и причитаний, и ей дела не было, кто на это смотрит да что потом скажет.

Пристыженные парни отступили назад и потупились, смущенно утирая лица рукавами. Теперь, когда горячка озлобления схлынула, они и сами понимали, что бросились на Галченю безо всякой его вины.

— Да не убивайся, дево-душе, не убит он, — утешающе сказал Обережа Живуле. — Боги милостивы.

Волхв присел возле Галчени, положил ладонь ему на лоб, приоткрыл веко. Народ у колодца примолк, с тревогой и надеждой наблюдая за ним. Вызванное усталостью и обидой ожесточение уже прошло, и никому вовсе не хотелось, чтобы Галченя оказался убитым.

— Хоть и крепко вы его приложили, да боги над вами смиловались, не убили, — объявил Обережа, и все вокруг облегченно перевели дух. Те, кто сам не участвовал в драке, даже заулыбались.

— Они, печенеги-то, племя живучее. Скоро опомнится! — сказала Егоза.

Мышан уже пришел в себя и сел, со стонами вытирая подолом длинной серой рубахи кровь из носа, — ему все-таки досталось меньше.

— Да что ж теперь делать? — плакала Живуля. Слова Обережи несколько утешили ее, но она была не в силах успокоиться. — Да дайте ж хоть воды!

Сполох первым взялся за колодезный ворот и вытянул ведро воды. Живуля бережно обмыла Галчене лицо; он слабо зашевелился, но глаз не открыл.

— Уж теперь-то вас Добыча не помилует! — громко, почти с торжеством вынесла приговор Калина. Она стояла возле колодца, опираясь на свое дубовое коромысло, как на копье. — И за подручников своих он вас на суд поволок, а уж за сына и вовсе головы снимет!

— Да он же холоп, — неуверенно пытался защититься один из парней.

— Хоть и холоп, а всё сын! — не уступала Калина. — И поделом вам! Сила есть — ума не надо! Был бы ум, знали бы, куда силу девать. А теперь — вас в поруб, а в поле с печенегами воевать — меня вот с этим! — Она воинственно погрозила коромыслом. — Вы, вояки, настоящих-то печенегов забоялись, вот и измываетесь над кем послабже! Эх! Все мужики, видать, с князем ушли, с нами одни поганки остались!