Он был один. Загляда уговаривала его взять с собой хотя бы Ило, который легче найдет дорогу и сможет сговориться с местными жителями. Сам Маленький Тролль поехал бы с превеликим удовольствием, но Лейв отказался.
– Боги отблагодарят тебя за доброту, Саглейд, – сказал он ей. – Но я поеду один. Я – несчастливый человек, а поездка моя может быть опасна. Я не хочу, чтобы вместе со мной опасность грозила и другому.
Загляда научила его нескольким самым нужным русским словам, а дорогу Лейв примерно помнил – ведь он трижды проделывал этот путь по воде. Теперь ему предстояло ехать берегом – сначала вдоль Волхова до Нево-озера, потом вокруг озера до того места, где из него вытекает река Нева. Около ее истока викинги ночевали во второй раз после отплытия из разоренной Ладоги и там оставили захворавшую Догаду.
Если бы вчера Снэульв не напомнил Лейву, что именно в этом дворе он впервые увидел Загляду, то он мог бы и не вспомнить, что девочка с красным лоскутом в русой косичке тоже была отсюда. А дальше Лейв все помнил хорошо: ее братья и сестры кричали и плакали, а она молчала, но на лице ее было недетское отчаяние. Она молчала и потом, сначала в клети Милутиного двора, потом на корабле. Но горе и боль, которые у нее не нашли выхода в слезах и криках, превратились в болезнь – уже на корабле, когда курганы Ладоги остались позади, у девочки началась лихорадка. Викинги заметили это только вечером, когда пристали к берегу на ночлег и оделяли пленников луковицами и горбушками жесткого хлеба. Обнаружив, что девочка лежит в жару и ничего не видит приоткрытыми глазами, викинги решили от нее избавиться. Ее болезнь могла оказаться заразной, а распухшая вывихнутая стопа, которую другие пленники пытались вправить, но не сумели, сильно понизила бы ее цену на невольничьем рынке. Такая цена не оправдала бы даже ее еды за время пути – и ее решили не везти дальше.
Викинги могли бы просто сбросить ее в воду, но Лейв не позволил. За то время, которое он провел в Ладоге, что-то изменилось в нем, хотя даже Хельги он не пытался рассказать об этом. Глаза Саглейд стояли перед его мысленным взором, она неслышно подсказывала ему мысли и решения, которых он не знал до встречи с ней. Возле места их ночлега было маленькое чудское поселение, и Лейв на руках отнес девочку на берег, в избушку рыбака. Хозяева позволили ему положить девочку на лавку в их тесной темной избушке, женщина коснулась пальцами ее горячего лба и покачала головой. Лейв сунул в руку хозяина серебряный денарий конунга англов и ушел, надеясь, что за эту монету чудины позаботятся о девочке, пока она не выздоровеет и не расскажет, кто она и откуда.
И вот теперь, глядя на серые воды Волхова и стену дремучего леса, мимо которого конь нес его по Подолу к берегу Нево-озера, Лейв думал о прихотливости воли богов и человеческих судеб. Мог ли он думать в тот давний вечер, когда оставил девочку в избушке рыбака и дал хозяевам денарий, что этим спасает жизнь не только ей, но и своему названому брату Хельги? Если она выжила, конечно, а выжить ей было нелегко: вывихнутая нога, лихорадка, потрясение от гибели родичей могли бы убить и более крепкое существо. И вот теперь жизнь Хельги должна быть оплачена возвращением девочки. Если же она умерла, то голова Хельги покинет его плечи и окажется на колу в тыне Середы. Другого способа спасти его не было: пойманный разбойник должен отвечать за свои дела, как велят закон и обычай. Вину Хельги подтвердит слишком много свидетелей, и даже Гудмунд и Оддлейв ярл ничего не смогут сделать. «О великие боги, сделайте так, чтобы она была жива!» – думал Лейв по дороге. Умом он понимал, что едва ли боги оживят девочку, если она умерла год назад, но душа его не могла принять мысль о такой потере. Одно дело, если бы Хельги погиб в бою и ушел бы в небесную дружину Одина, где вместе с другими павшими воинами-эйнхериями проводил бы время в пирах и битвах. Но совсем другое – умереть под топором словенского простолюдина, словно жертвенный баран, и опуститься в подземное царство Хель, где палаты зовутся Мокрая Морось
[229]
, а еда – Голод. Задолго до полудня Лейв миновал Подол и выехал к Нево-озеру. Дальних его берегов не было видно, и этим оно было похоже на море. Сердитые серые волны катились по его поверхности, как будто его подводный хозяин гневался. А если он гневается, значит, требует жертвы. Лейв повернул коня и поскакал вдоль берега на запад.
Теперь до самого Варяжского моря, которое скандинавы звали Зеленым морем, не было больше городов или заметных поселений. Только изредка можно было наткнуться на две-три чудские избушки, возле которых сушились на кольях рыболовные сети. Жители их питались рыбой и дичью и жили так бедно, что викинги по пути в Ладогу не останавливались – здесь было нечего взять. Но чудинов напугали эти корабли с красными щитами на бортах, полные воинов, и еще больше напугали на обратном пути, когда с них доносился плач и причитания пленников. Завидев издалека две или даже одну избушку на берегу, Лейв на всякий случай старался объехать ее лесом и никому не показываться на глаза. Сейчас его жизнь означала жизнь Хельги, и он ни на миг не забывал об этом.
Близился вечер. Лейв ехал вдоль берега в сторону Варяжского моря и думал, много ли времени у него уйдет на всю эту поездку. Он запросил у Середы десять дней, чтобы иметь запас на всякие непредвиденные случаи. Если же все будет спокойно, то туда и обратно можно будет успеть вдвое быстрей. И Лейву хотелось обернуться быстрее: если Гудмунд успеет снарядить ладьи для путешествия по русским рекам, то дожидаться их двоих он не станет.
Вдруг рядом коротко свистнуло. Стрела ударила Лейва в спину и упала, не пробив кольчуги. Лейв мигом пригнулся и скатился с коня на другую сторону. Прижавшись к земле, он застыл, прислушиваясь. За спиной у него был берег Нево-озера, а впереди – лес. Конь его испуганно отскочил в сторону, и теперь Лейв свободно мог смотреть на лес, но ничего не видел меж ближними деревьями. Лейв ждал, пока враг покажется, и благословлял Кетиля, одолжившего ему хорошую русскую кольчугу. Он упал так быстро, что едва ли хозяин той стрелы успел заметить, попал он в цель или нет. Пусть думает, что попал.
Лейв ждал не напрасно: через некоторое время из-за ствола показался бородатый чудин в накидке из потертых заячьих шкур. В руках он держал охотничий лук с наложенной стрелой, за поясом у него был нож. Видя, что Лейв не двигается, он вышел из-за дерева и стал медленно приближаться, неслышно ступая в лаптях, сплетенных из кожаных ремней. Следом за ним появился и второй охотник, с топором в руке, третий вышел из леса в стороне и пошел ловить коня. Больше никого не было видно. Должно быть, эти трое заметили в лесу чужака – светлые волосы и лицо Лейва выдавали в нем скандинава – и решили его ограбить. Для лесных жителей его конь, оружие и даже одежда были бы завидной добычей. Но Лейв не намерен был расставаться со своим добром и своей жизнью. Незаметно подглядывая, как два охотника-чудина приближаются к нему, он осторожно ощупывал древко копья.
Чудины подходили, настороженно оглядывая лежащего. Когда им оставалось сделать несколько шагов, Лейв вдруг мгновенно оказался на ногах и, держа копье двумя руками за середину, концом древка выбил из рук первого охотника лук. Чудины вскрикнули от неожиданности, а Лейв тут же острием копья ударил в плечо второго; тот выронил топор и зажал ладонью рану. А копье Лейва с быстротой молнии перевернулось и уперлось острым концом в грудь первому охотнику. Заячьи шкуры были слабым доспехом; чувствуя возле своего сердца острое железо, тот стоял неподвижно, его маленькие глазки широко раскрылись от страха.