Ночь богов. Тропы незримых - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 51

Далянка еще раз обернулась, кивнула и вышла. На плече у нее висел плетеный короб, в который могли влезть пара рубашек и еще какая-нибудь мелочь. Она, достойная стать княгиней и получить воз приданого, ушла пешком, почти только с тем, что на ней, но зато ушла к тому, кому верила. Лютава не спрашивала – к кому. Уж наверное, у ворот Далянку дожидаются сани, а при них одно-два знакомых лица. А что она, Лютава, этих лиц не видела, так это даже хорошо. Ведь ее будут спрашивать, куда подевалась лучшая невеста Ратиславльской волости. И она с чистой совестью скажет: «Не знаю».

К Далянке пришла ее судьба, и у той хватило смелости за ней последовать – пусть судьба эта оказалась совсем не такой, как все ожидали. Но Лютава не осуждала подругу и даже не удивлялась ее смелости. Тот, кто идет своим собственным путем, каким бы странным тот ни оказался, имеет все же больше надежд на счастье, чем тот, кто покорно следует за толпой и даже не задумается: а мне-то сюда ли?

Осталось три месяца. Даже меньше. Яровед был здесь почти две недели назад, теперь уже пришла настоящая зима. Лютомер объявил бойникам, что в наступающем году весной вернется «в люди», так что и они, кому возраст позволяет, могут присматривать себе невест.

Из Ратиславля наконец приехал двоюродный брат Борослав Боровитович – младший родной брат Ратислава. Его называли Борославом-старшим, чтобы не путать с Бороней, Борославом-младшим, его двоюродным братом по отцу, с которым им досталось одно на двоих имя общего предка. Как он рассказал, после долгих разговоров с родом и волостью князь Вершина, несколько пристыженный теми делами, которые натворили якобы родичи его младшей жены, никаких обвинений Лютомеру и Варге выдвигать не собирался, а, наоборот, пообещал им по возвращении подарки во искупление вины. Взамен он просит их пока еще побыть в Чурославле и вернуться к новогодью, собрав заодно с волостей по Рессе причитающуюся князю дань. Как поведал Бороня-старший, Замила изводит князя нытьем и причитаниями по своему «брату» и требует наказания его убийцам. У нее на поводу князь идти не соглашается, ибо никак не может в угоду чужеземке обвинить свою родную Варгу в убийстве чужеземца, который к тому же сам первый нарушил мир, но, желая обрести хоть немного мира и покоя в семье и в постели, не хочет дразнить жену видом ее обидчиков. И Борослав-старший, который и в путь-то пустился, чтобы немного отдохнуть от вечных свар между его собственными двумя женами, его прекрасно понимал.

Лютомера и Лютаву это решение устраивало, и они принялись собирать дань, которую здешняя волость платила угренскому князю: зерно, мед, воск, льняное и шерстяное полотно, железо, меха, шкуры и кожи – кто чем богат. Благота, освобожденный с их приездом от этих хлопотных обязанностей, похаживал вокруг, засунув руки за пояс, или похрустывал капустной кочерыжкой и знай восхищался: это какая же жизнь пошла распрекрасная, ничего-то ему больше делать не надобно, знай себе прохлаждайся! Но едва возникало какое-то затруднение или недоумение, что-то не получалось, или что-то было некуда складывать, или хотя бы двое саней застревало в воротах – кочерыжка летела в сторону, а боярин со всех ног кидался помогать, разъяснять, изыскивать и растаскивать.

Однажды, уже ближе к концу месяца полузимника, Лютомер вернулся от Льняников – так звалось одно из дальних сел, в угодьях которого особенно хорошо рос лен, и все свои подати они выплачивали в основном им. Был поздний вечер, но никто не торопился спать. Привезенное принесли пока в братчину и разложили на лавках; Лютава металась между свертками льняной ткани, осматривала, ощупывала, разражаясь то радостными, то пренебрежительными восклицаниями. У всех хозяек лен получается разный, и качество ткани тоже бывает совсем разное. Бойники толпились возле лавок: они имели право на часть собранной дани, а их старые рубахи к концу года поистрепались. Парни щупали ткань, присматривали себе куски получше.

– Не трогайте никто ничего! – кричала Лютава, размахивая деревянным «локтем», которым измеряют ткань. – Худота, лапы-то подбери, нечего хватать! Вот все перемеряю, разберу, тогда и будем делить!

– А когда ты перемеряешь?

– Завтра! Не ночью же мне с этим возиться!

– А завтра мы опять уедем. Варга, хоть бы денечек дал отдохнуть!

– Я знаю, почему Миляга ехать никуда не хочет! Он боится, что его Приветку без него сосватают!

– Тебя не спросили! А можно мне вот этот кусок на рубашку?

– На рубашку тебе? Вот эту дрянь кто вам всучил? – Лютава гневно потрясала куском ткани, серым и грубым, да еще с камими-то ржавыми пятнами. – Да это делала безрукая какая-то, а потом еще в ларе лежало небось лет пятьдесят! Уж не знали, куда деть, пока не послали боги радости – бойников угренских! Ну, какой безглазый эту дрянь взял? Ты, Лесога, привез, тебе и отдам, делай что хочешь! На онучи разве, и то один срам!

– Ну… – Лесога почесал в затылке. – Это не от Льняников, это, похоже, от Сваряничей привезли.

– Делать-то с этим что?

– Ну, на подкладку в стегач сойдет, там все равно не видно. Туда и жалко хорошую-то, – примирительно предложил Дедила.

– А кто это подложил, я помню, – вставил Бережан. – Точно, у Сваряничей взяли, где еще, помнишь, чур дубовый на въезде. Не помню, как называется, там еще гороховой кашей нас весь день кормили. Помнишь, Лесога, девчонка у тамошнего деда, все глазками сверкала? Вот пока она с нами перемигивалась, бабка эту дрянь и подсунула.

– А что же ты тогда не сказал?

– Да я тоже… не на бабку смотрел.

Кто-то засмеялся, Лютава вздохнула:

– Ославят вас, как дураков последних! Вот велеть бы вам дань одними девками собирать, вот тут бы вы не промахнулись!

– Уж это точно! – Невесель ухмыльнулся. – Всех бы перещупали, пересмотрели, а самых бы лучших выбрали.

– Чуете, вот тут бы вместо тканин этих везде девки сидели, – мечтательно протянул Худота и обвел рукой лавки. – А мы бы ходили да выбирали: кому какую…

– Ну, пятнадцать локтей, на рубашку годится, кому? – Лютава подняла сверток сложенной ткани. – Соколик, тебе хватит, берешь?

– А мне?

– А ты погоди, тебе пятнадцать локтей мало, кусок узкий. Вон тот побольше вроде, погоди, сейчас померяю.

– А можно и два разных. Подумаешь, рукава другого цвета! Покрашу, и не видно будет!

Пока Лютава возилась с тканью, Лютомер отошел к окошку и прислушивался к чему-то далекому.

– Волков слышал, – сказал он, подойдя к сестре. – Далеко, плохо разбираю. А что-то нехорошее говорят.

– Что? – Лютава обернулась, опустив мерный локоть.

– Про чужаков каких-то. Но очень далеко, не слышу.

Лютава тоже прислушалась, но, не обладая тонким слухом оборотня, не уловила ничего.

– Далеко, – повторил Лютомер. – Пойду наружу, послушаю.

Он взял с лавки шапку и вышел.

Чурославль уже спал: маленькие окошки везде были задвинуты заслонками, печки не топились. По небу тянулись темно-серые тучи, как огромные комки нечесаной шерсти, а между ними в небесной черноте неожиданно остро и чисто поблескивали звезды. С пригорка был хорошо виден берег, засыпанный снегом, а чуть подальше – молчаливый спящий лес. Снова падал снег, но тепло – снова подтает.