Ночь богов. Тропы незримых - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 21

– Родню? Знатную родню? – удивилась Замила, у которой ничего подобного не было никогда в жизни. – Где ты ее возьмешь? Неужели в нашем прекрасном Хорезме уже можно купить и такое?

– Зачем ездить так далеко? – Хазарин усмехнулся. – Не подошел бы тебе такой брат, как я? Мы можем сказать твоему мужу и прочим людям, что семья нашего отца жила в Хорезме, но разбойники похитили тебя в юности и продали в рабство, мы переселились в Итиль и вот сейчас, побеседовав и узнав друг друга, поняли правду о своем родстве.

– Но ты – хазарин, а я – хорезмийка! – ответила Замила, изумленная смелостью этого невозможного замысла. – Это же совсем разные народы! У нас даже разные языки, и если бы меня не учили в детстве молиться, я не смогла бы даже разговаривать с тобой!

– Ты кому-нибудь объясняла это?

– Нет.

– И во всей этой стране есть хоть один человек, способный отличить арабский язык от хазарского и хорезмийского?

– Нет.

– Вот я об этом и подумал. Для склавинов тюрки, персы и арабы все на одно лицо и на один язык. Объединяет нас только наша праведная вера, но этим единством мы не должны пренебрегать и должны держаться как кровная родня в этой дикой стране. Ты согласна со мной?

– Но… – Замила не могла так сразу решиться на подобный обман. – Но чем мы отплатим тебе?

– Когда твой сын станет беком, он позаботится, чтобы мы никогда не терпели ни обид, ни убытков.

– Но я же объяснила тебе, как трудно моему сыну стать беком! У него столько врагов, перед ним столько препятствий!

– Если он тоже станет сыном моей сестры, – Арсаман с улыбкой посмотрел на Чаргая, – его враги станут моими врагами, и я не пожалею ни сил, ни средств, чтобы помочь ему одолеть любые препятствия. Это не так уж мало, сестра, если ты позволишь мне так тебя называть. Я понимаю твою тревогу, но подумай – даже если у нас ничего не выйдет, ты ведь ничего не теряешь. Мы уже примирились с беком, родство с нами не навлечет на тебя бед, зато уважение к тебе возрастет, если ты окажешься не безродной пленницей, а дочерью такого богатого и знатного рода, как наш. Решайся же, – подбодрил он княгиню. – Мне даже кажется, что ты и впрямь немного похожа на мою сестру Салампи, мать Чаргая. А теперь, выходит, Аллах вернул мне вторую сестру взамен умершей первой, и я всей душой благодарю его за эту милость!

Вечер ознаменовался для Ратиславичей еще одной неожиданностью. Первым узнал новость сам князь Вершина: когда он ближе к сумеркам вернулся с полей и въезжал во двор, Замила кинулась ему навстречу, смеясь и причитая.

– Я нашла моего брата, нашла мой род, это мой брат! – бессвязно восклицала она.

– Постой, свет мой! – Князь, грязный, пропотевший, пахнущий травами и пылью, усталый после целого дня под жарким солнцем, мыслями был сосредоточен на бане и кринке холодного кваса и никак не мог понять, о чем она толкует. – Ты плачешь или смеешься? Что еще у нас стряслось? Да не тереби меня, я весь грязный, сейчас все платье извозишь!

– Мой брат, брат!

– Какой брат? Чей?

За двадцать лет он привык, что у его младшей жены нет никаких родичей, кроме него и сына, что хотя бы с ее стороны никогда не явится тестюшка, шурья или сваты с просьбой подсобить зерном до урожая или «посправедливее» рассудить с соседями, нагло запахавшими межу или бесстыдно ограбившими чужую борть! И вдруг – брат, родня? Это у Замилы-хвалиски?

Однако все оказалось именно так. Этот богатый и красноречивый хазарин оказался родным братом Замилы, а не в меру удалой Чаргай-бек, которого, в память прошлых подвигов и неприветливого нрава, в Ратиславле прозвали «упырь чернявый», – племянником!

Вскоре все косари, вернувшиеся с лугов, и жницы, пришедшие вслед за ними с полей, наскоро обмывшиеся и сменившие рубахи, уже сидели на длинных лавках и с раскрытыми ртами слушали Арсамана, от удивления забыв даже о еде.

– Неудивительно, что мы не узнали друг друга сразу, ведь мы не виделись двадцать пять лет! – рассказывал хазарин. Он так увлекся, что Налим едва успевал переводить. – Моя сестра была еще ребенком, когда ее похитили из отчего дома. Наша семья жила тогда в Хорезме, где отец вел богатую торговлю китайскими шелками. Все наши поиски оказались напрасны, и через несколько лет мы с отцом и младшей сестрой Салампи, похоронив нашу почтенную матушку, вернулись в Итиль. Мы думали, что Аллах не судил нам больше увидеть нашу дорогую Замилю, наш нежный цветок! Но никогда нельзя недооценивать милосердие и мудрость Создателя! Все испытания, выпавшие нам на долю в последние годы, были только ступенями, ведущими к радостной встрече! Если бы не те невзгоды, что побудили нас пуститься в путь и прибыть в эту далекую страну, я никогда бы не увидел больше мою дорогую сестру! Но и будь эти невзгоды в пять раз больше, это и тогда была бы слишком малая плата за счастье! Об одном я скорблю и сожалею в этот радостный день – что наш отец, наша мать и сестра не дожили до этой встречи! Что им не суждено увидеть, как мне, нашу дорогую Замилю и ее сына. Что не узнали они, как богато вознаградил ее Господь – сделал хозяйкой в богатом изобильном доме, любимой женой могущественного властителя, матерью доблестного сына, настоящего батыра!

Арсаман поднес руку к глазам, словно утирая слезы. Он и в самом деле почти поверил в то, что рассказал. Слушатели гудели, изумленно переглядываясь, но в основном им понравилась эта повесть. Люди любят сказки со счастливым концом.

Слушая, Ратиславичи вопросительно посматривали на князя. Именно от него зависело, будет ли эта сказка принята за быль.

– Ну и чудеса! – сказал наконец Вершина. – Я думал, только в баснях такое бывает, а вот поди ж ты! Ну, Расман Буянович, [5] был ты мне гостем, теперь будь братом!

Он развел руки, словно приглашая хазарина в объятия. И хотя тот на самом деле обниматься не полез, народ радостно закричал, и рассказанное, таким образом, утвердилось в правах истины.

Замила утирала слезы радости и так сияла, будто сама верила, – впрочем, отчего же ей было не поверить, если своей настоящей семьи она почти не помнила? И то, что она из хвалиски превратилась в хазарку, ее ничуть не смущало.

На полях продолжалась жатвенная суета – на одном участке, где начинали раньше, волнуемые ветром нивы сменялись частыми копенками, а песни жниц, согнутые спины и белые платочки перемещались на другие, где жито зрело позднее. Более многочисленные роды, быстрее справившиеся с делом, уже выходили помогать соседям и родичам, кому не хватало рабочих рук.

Наступил месяц густарь. Волхву Росоману, одетую в красное платье невесты и покрытую белым покрывалом, все женщины и девушки Ратиславля с плачем проводили в святилище Велеса. Теперь она, в нарочно устроенном подземном покое, будет жить до весны, пока не оттает земля и богиня Лада не освободится из подземелья. Молигнева рыдала и причитала, как по мертвой, как причитает мать по дочери, выходящей замуж и умирающей для прежнего рода. С этих пор и пока Лада не вернется, ее мать, Макошь, носит белый повой в знак своей скорби.