Он не говорил «не плачь», зная, что именно этот призыв обычно вызывает новый поток слез, а отвлекал ее от грустных мыслей, болтая что подвернется на язык, но обязательно – бодрое и полное надежд. Борглинда цеплялась за него обеими руками, и в эти мгновения для нее не существовало разлуки: всю свою жизнь она будет вот так стоять рядом с ним, вцепившись в его плечи, и никакие силы ее не оторвут.
– Ты замерзнешь, – сказал наконец Гельд, обнаружив, что она вышла к нему в одном платье. – Уже поздно. Иди спать. Ты будешь хорошо спать и видеть сладкие сны. Я тебе обещаю. Маленького тролля в корзиночке, с длинными ушами и пушистым беленьким хвостиком. Иди.
Обнимая ее за плечи, Гельд довел Борглинду до сеней и открыл ей дверь. Повинуясь мягкому толчку в плечо, она вошла в сени и ощутила, что осталась одна. На ходу вытирая лицо и надеясь на темноту в девичьей, она вошла и при свете очага пробралась в дальний угол к своей лежанке. Она больше не грустила, потому что он не велел, и собиралась крепко и быстро заснуть, потому что он сказал, что так будет. Холодная пропасть долгой разлуки отодвинулась куда-то, вернее, Борглинда не заглядывала в нее больше, потому что Гельд велел не смотреть. Тоска, терзавшая ее вечером, исчезла, сейчас ей было почти легко. Она не оглядывалась назад, не вспоминала. Гельд хотел ее утешить, и она, повинуясь ему, чувствовала себя утешенной.
И только утром, может быть, даже не на следующий день, она успокоится и разглядит тот черный камень, который лежал на дне пропасти. Гельд утешал ее перед предстоящей разлукой, ее, но не себя. Его расставание с Борглиндой не терзало, потому что он-то отлично без нее обойдется.
Глава 9
За два месяца, прошедших после отплытия из Аскефьорда, Гельд и Бьёрн успели не так уж мало. Правда, успехи получились своеобразные. «Если ты убедился, что в этом лесу нет грибов, то больше не станешь ходить туда, – говорили когда-то Сёльви и Слагви. – А значит, ты провел время не зря». Вот и теперь Гельд мог с чистой совестью сказать себе, что провел время не зря. От Трехрогого фьорда, где стояла последняя, пограничная усадьба Торбранда конунга, он пустился через открытое море напрямик, не приближаясь к берегам раудов и западному побережью Квиттинга, где искать нечего, а ему, которого там уже видели вместе с фьяллями, не слишком бы обрадовались. «Рогатая Свинья» не подвела нового хозяина: ее пятачок смотрел точно на юг и вывел прямо к берегам полуострова Квартинг. Но ни у кваргов, ни у их соседей железа на продажу не имелось, а если было, то по такой цене, что из него впору ковать гривны и обручья, а не мечи и копья. Зная, что добыча на Квиттинге разорена, торговцы придерживали запасы, выжидая, пока обстановка прояснится и цены установятся. И Гельд их вполне понимал.
Не падая духом, посланец Торбранда конунга повел «Рогатую Свинью» на восток мимо земель граннов, тиммеров, хордов. Там предлагали много полезных вещей: горшки и котлы из «тихого камня»*, которые так хорошо греются, меха и шкуры, мед и говорлинский лен, лошадей, всякую мелочь вроде резной кости. Предлагали и оружие, но по сходной цене можно было взять только такое истертое старье, какое постыдишься показывать конунгу.
– Вам надо в Эльвенэс, – не раз советовали им. – Там все есть. Слэтты покупают все железо Квиттингского Востока. В этом году, рассказывают, Хильмир конунг столько набрал, что может отдать и дешево.
– Значит, Квиттингский Восток все-таки добывает железо?
– А что же ему еще делать? Только слэтты покупают все. Говорят, Хильмир конунг обязал всех тамошних людей никому не продавать железа, кроме него. Иначе зачем бы он стал собирать войско и помогать им против фьяллей?
Гельд и Бьёрн кивали: все это они уже слышали в разных местах, в том числе и на самом Квиттинге.
– Зря мы ввязались в это дело! – ворчал украдкой Бьёрн. – Незачем было и браться, если не знаешь, как выполнить.
– А разве у меня был другой выход? – вяло отвечал Гельд, которому быстро надоело оправдываться. – Ты предпочел бы, чтобы с меня там сняли голову? Или даже взяли виру: эйриров двести серебра?
– Кольбейн ярл добился бы, чтобы ее снизили на треть! Есть такой закон!
– Хорошо: по закону вышло бы сто тридцать три эйрира и… еще сколько-то пеннингов. У нас есть лишние?
На это Бьёрн не находил возражений. Какой же порядочный торговец признается хотя бы сам себе, что у него есть лишние деньги?
– А кроме того, выбора мне не предлагали, – добавил Гельд.
– Зато теперь мы, хоть и сберегли сто тридцать эйриров, можем лишиться всего! – нашелся Бьёрн чуть погодя. У него никак не укладывалось в голове, что этот трудный и довольно-таки опасный поход был неизбежен.
– А просто так мы не можем лишиться всего? Шесть лет назад, когда разбило о камни нашего старого «Кабана», помнишь, с нами еще был Альв? Тогда мы тоже лишились всего, а виноваты были гораздо меньше нынешнего. От судьбы не уйдешь.
– Ты мне сын не многим меньше, чем Альву! – немного торжественно заявил Бьёрн, как всегда, когда собирался сказать что-то неприятное. – И никто не скажет, что я мало к тебе привязан. Но мне сдается, что только разные дураки, бездельники и трусы валят свои неудачи на судьбу! А достойные люди должны бороться с судьбой!
– Спасибо тебе! – душевно поблагодарил Гельд. – Я про это еще в детстве слышал. Такая сага есть, и не одна. О Сигурде, о Хельги, о Хёгни и Гуннаре… Давай не будем заново изобретать колесо.
Все шло к тому, что попытать счастья придется в Эльвенэсе. Гельд уже пошучивал, что будет рад вновь увидеть свою «родину» и ту землянку на поле тинга, от которой вел отсчет своих земных дорог. Бьёрн, напротив, беспокоился.
– Ты слышал, что говорят? – ворчал он. – У Хильмира конунга сын женился на квиттинке, а она запрещает ему торговать с фьяллями. Если кто-то узнает, что мы ищем железа для Торбранда конунга, в Эльвенэсе нам гнутого гвоздя не продадут! Проездим в такую даль зря! Да еще зимой!
– А откуда кто-то узнает, что мы ищем железа для фьяллей?
– Мало ли кто мог тебя с ними видеть? Ты же ходил чуть не в обнимку с тем сутулым парнем, Асвальдом. Я тебе всегда говорю: надо быть осторожнее! А ты никогда не слушаешь! Уж если к кому привяжется злая судьба, то от нее не отделаешься!
– Может, и так. Но я вовсе не думаю, что ко мне привязалась злая судьба! – с упрямой веселостью отвечал Гельд. – А если кто так о себе думает, то ему остается одна дорога – туда!
И он кивнул за борт корабля, в серые зимние волны.
В Хорденланде «Рогатая Свинья» задержалась дней на десять: дурная погода не давала выйти в море. Целыми днями зимняя буря с ревом бросалась на прибрежные скалы, ярилась и кипела, снова и снова кидалась, грозя вывернуть их из тела земли и уволочь с собой, не могла, но не сдавалась и ночью принималась снова. Даже в отдалении от моря грохот волн мешал спать. А когда погода прояснилась, Гельд удивил Бьёрна неожиданным решением.
– Я думаю, нам с тобой не стоит плыть сразу в Эльвенэс, – сказал он. – Мы и так знаем, что сумеем там найти. Давай-ка зайдем на Квиттинг. На восточном побережье о нашей дружбе с Асвальдом ярлом никто не знает. А мы сможем выяснить, не осталось ли у них что-нибудь от слэттов. А если и нет, то узнаем, много ли слэтты забрали. Тогда они нас не проведут, если начнут жаловаться на бедность.