Сальватор. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 16

– Да, черт возьми, там арестовывают какого-то человека, верно, и мне от всей души жаль этого господина.

– Так вы не знаете, кто это?

– Нет.

– А тех, кто его арестовывает, вы знаете?

– У меня такое слабое зрение… И потом, их там много, как мне кажется.

– Вы не знаете даже тех двоих, что держат его за шиворот?

– Да, да, эти парни мне знакомы. Но где, черт возьми, я мог их видеть? Вот в чем вопрос.

– Итак, вы не помните?

– По правде говоря – нет.

– Хотите я вам помогу?

– Доставьте мне это удовольствие!

– Того, что ростом пониже, вы видели, когда он отправлялся на каторгу, а высокого – когда он с каторги возвращался.

– Да, да, да!

– Теперь вспомнили?

– Да я их знаю как облупленных: они же находятся у меня на службе. Какого дьявола они там делают?

– Полагаю, они работают на вас, господин Жакаль.

– Уф! – произнес г-н Жакаль. – Не исключено, что сейчас чудаки работают на себя. Такое с ними случается.

– Да, в самом деле, – заметил Сальватор. – Один из них только что срезал у пленника часы.

– Я же вам говорил… Ах, дорогой господин Сальватор!

Полиция так несовершенна!

– Кому вы это рассказываете, господин Жакаль!

И, не заботясь, видимо, больше тем, чтобы его дольше видели в обществе г-на Жакаля, Сальватор отступил на шаг и поклонился.

– Рад был увидеться с вами, господин Сальватор, – проговорил, отступая, начальник полиции и торопливо зашагал в ту сторону, где Жибасье и Карманьоль пытались арестовать г-на Сарранти.

Мы говорили «пытались», потому что, хотя г-на Сарранти и схватили за шиворот двое полицейских, он не намерен был сдаваться.

Прежде всего он попытался вступить в переговоры.

Заслышав слова: «Именем короля вы арестованы», которые шепнули ему с двух сторон Карманьоль и Жибасье, он отозвался в полный голос:

– Я арестован?! За что?

– Не надо шуметь! – вполголоса заметил на это Жибасье. – Мы вас знаем.

– Вы меня знаете? – вскричал Сарранти, смерив взглядом сначала одного, потом другого полицейского.

– Да, вы – Дюбрей, – отвечал Карманьоль.

Как помнят читатели, г-н Сарранти написал сыну, что находится в Париже под именем Дюбрея, и г-н Жакаль, не желавший придавать этому аресту политической окраски, посоветовал своим людям арестовать ловкого заговорщика как Дюбрея.

Видя, что его отца пытаются арестовать, Доминик поддался сыновнему чувству и бросился ему на помощь.

Однако г-н Сарранти жестом остановил его.

– Не вмешивайтесь в это дело, сударь, – сказал он монаху. – Я пал жертвой ошибки; я уверен, что завтра же меня освободят.

Монах поклонился и отступил: он воспринял слова отца как приказ.

– Разумеется, – подхватил Жибасье, – если мы ошибемся, то принесем вам свои извинения.

– А по какому праву вы налагаете на меня арест?

– Мы действуем согласно постановлению об аресте некоего господина Дюбрея, а вы так на него похожи, что я счел своей первейшей обязанностью вас арестовать.

– Однако, если вы боитесь огласки, почему задерживаете меня именно здесь?

– Да где встретили вас, там и задержали! – ухмыльнулся Карманьоль.

– Не говоря уж о том, что мы гоняемся за вами с самого утра, – поддержал Жибасье.

– С самого утра?

– Ну да! С той самой минуты, как вы покинули гостиницу.

– Какую гостиницу? – удивился Сарранти.

– Ту, что находится на площади Сент-Андре-дез-Арк, – уточнил Жибасье.

Господина Сарранти словно осенило. Ему почудилось, что он уже видел лицо и слышал голос Жибасье.

Он вспомнил свое путешествие, мадьяра, курьера, кучера – все это как в тумане и в то же время достаточно ясно, скорее инстинктивно, чем осознанно, но сомнений у него не осталось.

– Ничтожество! – смертельно побледнев, бросил корсиканец и решительно запустил руку в складки плаща.

Жибасье увидел, как сверкнуло лезвие кинжала, и вполне возможно, что за этим последовала бы смерть, как гром сопутствует молнии, если бы не Карманьоль: он увидел и понял, что происходит, и обеими руками перехватил занесенное было оружие.

Чувствуя себя зажатым с обеих сторон, Сарранти неимоверным усилием сбросил с себя полицейских и, зажав в руке кинжал, прыгнул в толпу с криком:

– Дорогу, дорогу!

Но Жибасье и Карманьоль бросились следом, сзывая на помощь своих товарищей.

Вокруг г-на Сарранти в одно мгновение сомкнулось плотное кольцо; над его головой уже были занесены два десятка кастетов, и он, очевидно, пал бы, как бык под ударами мясников, но в эту минуту раздался приказ:

– Живым!.. Брать только живым!

Полицейские узнали голос своего начальника г-на Жакаля, и мысль о том, что они трудятся у него на виду, будто придала им сил: они так и набросились на г-на Сарранти.

Произошла ужасная свалка. Один человек отбивался от двадцати; потом он упал на одно колено, а вскоре и вовсе пропал из виду…

Доминик ринулся было ему на помощь, но толпа в панике шарахнулась в сторону и с криками устремилась по улице, разлучив сына с отцом.

Монах уцепился за решетку особняка, чтобы обезумевшие от страха люди не унесли его вместе с собой; но когда толпа схлынула, г-н Сарранти вместе с избивавшими его полицейскими уже исчез.

Мы дали читателям представление о том, какие сцены разыгрывала полиция г-на Делаво 30 марта благословенного 1827 года.

Чем объяснить такой скандал? Какова причина нелепой профанации, совершавшейся над тем, что осталось от благородного герцога?

Никто этого не ведал.

Правительство не могло простить г-ну де Ларошфуко-Лианкуру искренности его убеждений. Чтобы урожденный Ларошфуко принадлежал к оппозиции и голосовал за нее!.. По правде говоря, в этом и состояло его преступление, это было оскорблением его величества, и правительство просто обязано было покарать виновного.

Оно позабыло о Ларошфуко-фрондере. Правда, он был наказан: сначала – выстрелом из аркебузы в лицо, затем – черной неблагодарностью.

Действительно, правительство мало-помалу лишило г-на де Ларошфуко – мы, разумеется, имеем в виду нашего современника – всех званий, а также возможности заниматься благотворительностью. И вот, притесняемый при жизни, он не нашел покоя и после смерти: правительство стремилось помешать благодарным согражданам засвидетельствовать свое почтение усопшему; оно пыталось противостоять любви и уважению, которое внушал парижанам герцог благодаря своей долгой и самоотверженной службе на ниве благотворительности и образования.