– Каким образом я мог бы послужить королю, сударь?
– Его величество со всех сторон окружают враги…
– Увы!
– И он не может справиться с ними в одиночку. Он поручает самым верным своим слугам защитить его, сразиться за него, победить злых людей. На языке роялистов, господин Жерар, злыми людьми, моавитянами, амаликитянами называются все, кто из тех или иных соображений принадлежат к той же партии, что и этот негодяй Сарранти, а также те, что не жалуют короля, зато обожают герцога Орлеанского, и, наконец, те, что не признают ни того, ни другого и помнят только об этой чертовой революции восемьдесят девятого года, о которой вы, дорогой господин Жерар, несомненно, знаете, ведь с нее-то и начались во Франции все несчастья. Вот злые люди, господин Жерар, вот враги короля, вот гидры, которых я предлагаю вам победить, и это благородное дело, не так ли?
– Признаться, сударь, – заговорил честнейший г-н Жерар и махнул рукой с безнадежным видом, – я ничего не понимаю из того, что вы говорите.
– Однако ничего мудреного в этом нет, и сейчас вы сами в этом убедитесь.
– Посмотрим!
Господин Жерар стал слушать с удвоенным вниманием, зато и беспокойство его возросло.
– Представьте, например, что вы гуляете под каштанами Тюльрийского парка или под липами Пале-Рояля. Мимо проходят два господина, беседующие о Россини или Моцарте; их разговор вас не интересует, и вы не обращаете на них внимания. Вот идут другие гуляющие, они разговаривают о лошадях, живописи или танцах; вы не любите ни того, ни другого, ни третьего и пропускаете этих господ мимо. Еще прохожие, обсуждающие христианство, магометанство, буддизм или пантеизм; философские дискуссии – это ловушки, расставляемые одними в расчете на глупость других, и вы оставляете спорщиков в покое, поступая как истинный философ. Но могу себе представить, как появляются еще двое, рассуждающие о республике, орлеанизме или бонапартизме.
Представляю также, что они помянут и королевскую власть!
В этом случае, дорогой господин Жерар, поскольку королевскую власть вы любите, зато ненавидите республику, империю, младшую ветвь и заинтересованы прежде всего в том, чтобы послужить правительству и его величеству, вы выслушаете все внимательно, с благоговением, не упустив ни единого слова, а если еще изыщете возможность вмешаться в разговор – тем лучше!
– Однако, если я вмешаюсь в разговор, – сделав над собой усилие, заметил г-н Жерар, начинавший понимать, что от него хотят, – я стану выступать против того, что ненавижу.
– Кажется, мы перестали друг друга понимать, дражайший господин Жерар.
– То есть?..
– Наоборот! Вы должны поддерживать говорунов обеими щуками, поддакивать им; вы даже постараетесь расположить их к себе. Впрочем, это дело нехитрое, достаточно будет представиться: господин Жерар, честный человек. Кому придет в голову вас опасаться? А как только вам удастся завязать знакомство, вы дадите мне знать об этой удаче, и я буду рад с ними познакомиться. Друзья наших друзей – наши друзья, верно? Теперь вам все понятно? Отвечайте!
– Да, – глухо произнес г-н Жерар.
– Ага! Ну, после того как я разъяснил вам этот первый пункт, вы, вероятно, догадались, что это лишь одна из целей вашей прогулки. Постепенно я расскажу вам и о других; не пройдет и года, как, слово Жакаля, вы станете одним из самых верных, надежных, ловких и, значит, полезных слуг короля.
– Стало быть, вы предлагаете мне, сударь, стать вашим шпионом? – пролепетал г-н Жерар, изменившись в лице.
– Раз уж вы сами выговорили это слово, я не стану вам противоречить, господин Жерар.
– Шпион!.. – повторил г-н Жерар.
– Да что уж такого унизительного в этой профессии! Разве я сам не являюсь первым шпионом его величества?
– Вы? – пробормотал г-н Жерар.
– Ну да, я! Неужели вы полагаете, что я считаю себя менее честным человеком, чем какое-нибудь частное лицо – я ни на кого не намекаю, дорогой господин Жерар, – какой-нибудь убийца, разделавшийся со своими племянниками ради наследства, а потом подставивший вместо себя невиновного?
В словах г-на Жакаля прозвучала такая насмешка, что г-н Жерар склонил голову и прошептал едва слышно, однако тонкий слух полицейского уловил его ответ:
– Я сделаю все, что вам будет угодно!
– В таком случае все идет отлично! – обрадовался г-н Жакаль.
Он поднял с пола свою шляпу и встал.
– Кстати, само собой разумеется, – продолжал полицейский, – что о вашей службе никто не должен знать, дорогой господин Жерар, и это важно не только для меня, но и для вас самого. Вот почему я вам предлагаю навещать меня в столь ранний час. В это время вы можете быть почти уверены, что не застанете у меня никого из своих знакомых. Никто не будет вправе – и вы заинтересованы в этом не меньше нашего – назвать вас словом «шпион», от которого вы буквально зеленеете.
Теперь вот еще что. Если за полгода вы заслужите мою благодарность – при условии, разумеется, что мы избавимся от господина Сарранти, – я испрошу для вас у его величества право носить клочок красной ленты, раз уж вам, как большому ребенку, не терпится прицепить его к петлице!
С этими словами г-н Жакаль направился к двери. Г-н Жерар последовал за ним.
– Не беспокойтесь, – остановил его г-н Жакаль. – Судя по испарине на вашем лице, я вижу, что вам очень жарко; не стоит рисковать своим здоровьем и выходить на сквозняк. Я был бы в отчаянии, если бы вы подхватили воспаление легких или плеврит накануне своего вступления в должность. Оставайтесь в своем кресле, придите в себя после пережитых волнений, но в ближайшую среду вы должны быть в Париже. Я прикажу, чтобы вас не томили в приемной.
– Но… – попробовал возразить г-н Жерар.
– Что еще за «но»? – удивился г-н Жакаль. – Я полагал, что мы обо всем договорились.
– А как же аббат Доминик, сударь?
– Аббат Доминик? Он вернется через две недели, самое позднее – через три… Что это с вами?
Господин Жакаль был вынужден подхватить г-на Жерара, готового вот-вот лишиться чувств.
– Я… – пролепетал г-н Жерар, – я… если он вернется…
– Я же вам сказал, что папа не позволит ему открыть вашу тайну!
– А что если он откроет ее самовольно? – умоляюще сложив руки, вымолвил г-н Жерар.
Полицейский смерил его презрительным взглядом.
– Сударь! – заметил он. – Не вы ли мне сказали, что аббат Доминик дал клятву?
– Так точно.
– Какую же?
– Он обещал не пускать в ход этот документ, пока я жив.
– Ну вот что, господин Жерар! – сказал начальник полиции. – Если аббат Доминик поклялся, то, так как он по-настоящему честный человек, он сдержит слово. Только вот…
– Что?