В когтях ястреба - читать онлайн книгу. Автор: Денис Юрин cтр.№ 34

– Сдохни, моррон, сдохни! – проревел древний рыцарь и обрушил на голову противника тяжесть мощного меча, помноженную на чудовищную силу удара.

Предположение Штелера частично подтвердилось: рыцарь являлся кем угодно, но только не симбиотом. Приверженцы Лотара были надменны и спесивы, ничуть не уступали в этих качествах сказочным персонажам, эльфам. Они бы никогда не опустились до проявления грубости, свойственной лишь более низким существам, например человеку, и не стали бы выставлять напоказ свою ярость.

Моррон быстро отпрянул вбок, плотно прижавшись спиною к стене, и выставил вверх меч под углом так, чтобы громоздкое, тяжелое оружие рыцаря обрушилось на его клинок возле основания и соскользнуло с него, отлетев по инерции к противоположной стене. Тогда бы у барона был шанс, пока рыцарь вновь поднимает меч, нанести быстрый тычковый удар яблоком рукояти в опущенное забрало, а затем действовать по обстоятельствам, в зависимости от того, как повезет. Если рыцарь не устоит и отпрянет назад, то ударить мечом, лучше всего по стыку между шейными пластинами и левым наплечником; если же противник удержит равновесие, а забрало лишь слегка погнется, то попытаться прижать к стене руку врага, державшую меч, естественно, ногой, а не навалившись на нее всем телом. Сам рыцарь был выше Штелера почти на голову, значит, и тяжелее, да и доспехи его весили немало. Моррону нужно было во что бы то ни стало избежать боя на близкой дистанции, почти вплотную, ведь враг мог бы прижать его к стене и не только лишить подвижности, но и, переломав ребра, раздавить грудную клетку.

Однако планы редко когда сбываются в поединке, бой один на один – действо спонтанное, непредсказуемое, в котором хоть и можно что-то задумывать, но нельзя целиком отдаваться планам. Удар полуторного меча оказался куда сильнее, чем барон рассчитывал. Клинки лязгнули при встрече, высекли искру, а Штелер хоть и сжал рукоять своего меча изо всех сил, но так и не смог удержать его в руках. Меч упал, в правой кисти что-то хрустнуло, и моррону не оставалось ничего иного, как ударить по забралу противника неповрежденным, левым кулаком.

По пустому коридору пронесся глухой звук, похожий на угасающее гудение колокола. К несчастью, усилия были напрасны, враг ничего не почувствовал, даже не отпрянул назад, а вот сбитые в кровь и, возможно, поломанные костяшки левой руки сильно заболели. Почти в тот же миг рыцарь нанес второй удар, снизу. Если бы Штелер каким-то чудом не успел вывернуться, то широкое острое лезвие разрубило бы его пополам чуть повыше пояса.

Не зная, за какую руку держаться, поскольку обе жутко болели, барон отступил назад и прижался спиной к камням, которыми затворник заложил дверь. Рыцарь наступал, занеся меч для последнего удара. Фактически они уже не являлись противниками: один был бессильной что-либо изменить жертвой, а другой – безжалостным палачом. В сжавшемся сердце барона все еще теплился слабенький огонек надежды увернуться от удара, а затем, быстро проскользнув в узкую щелочку между рыцарем и стеной, позорно спастись бегством к находившейся сейчас за спиной у врага двери в холл. Но тут произошло невозможное, можно сказать чудо. Каменная твердь за спиной у моррона стала необычайно мягкой и податливой. Он прошел через стену, точнее, провалился сквозь нее и оказался лежащим на полу кухни.

Штелер не поверил глазам, когда доски заложенной с той стороны камнями двери, через которую он только что «просочился», вдруг заколыхались, как волны, задвигались, принимая зловещую форму меча и рыцарских доспехов. Могучий враг не остановился, пошел следом, но здесь, на пустой кухне, было куда больше пространства, а следовательно, у барона, гостя в собственном доме, появилось и существенное преимущество: противник двигался значительно медленней, а он хоть и потерял оружие, хоть и был ранен, но мог маневрировать. В этот миг только вскочившему на ноги и вооружившемуся кочергой и кастрюлей барону, было не до того, чтобы подумать и подивиться. Почему на кухне, в которую не ступала нога повара как минимум месяца два, нет ни паутины, ни пыли; почему в очаге горит огонь, а на крюках висят распотрошенные птицы, ободранные тушки кроликов и даже наполовину разделанная свиная туша?

Полетевшая в шлем только что прошедшему сквозь стену и дверь рыцарю кастрюля, к сожалению, не достигла цели. Рыцарь сбил ее на лету рукой, а затем тут же ударил мечом, разрубив на две почти ровные части только что висевшую за спиной моррона разделочную доску. Загнутая на одном конце кочерга была слишком короткой, чтобы воспользоваться ею словно копьем или крюком, да и от удара таким «оружием» по доспехам было мало толку. Штелеру не оставалось ничего иного, как избавиться из бесполезного инструмента в руках, и он бросил его… конечно же, не на пол, а во врага. Раздался звон, доспехи противника взяли высокую ноту.

– Морронятина, на гуляш порублю! – взревел разозленный противник, чьи уши (если они у него, конечно же, были) весьма пострадали от звона.

Рыцарь рассвирепел и обрушил на барона серию сокрушительных ударов, каждый из которых был способен разрубить его пополам. Однако Штелер быстро перемещался, ловко маневрируя между столами, табуретами и прочими препятствиями, пока наконец не добрался до заветной, волшебной двери. И вот тут Аугуста постигло горькое разочарование. Засов поддался, дверь открылась, но камни уже не дрожали, словно желе, а были твердыми. Наложенные на проход чары действовали лишь в одну сторону: попасть на кухню сражавшиеся смогли, а вот выбраться, увы, нет. Раздосадованный барон на секунду замер и чуть не поплатился за свою нерасторопность головою. По-прежнему мощный, как будто рыцарь совсем не уставал, удар раскроил на две половинки дубовую дверь и чуть не отсек голову вместе с левой рукой моррона.

«Бежать некуда… если здесь и есть выход, то мне его не найти – не успею!» – подумал Аугуст, судорожно ища хоть что-то, что могло нанести противнику урон, а до тех пор постоянно перемещаясь и от отчаяния швыряя во врага все, что только попадалось под руку: пустые кастрюли, половники, разделочные ножи, глиняные плошки, медные тазики, столовый фарфор и птичьи да кроличьи тушки. Нельзя сказать, что хаотичный обстрел был бесполезен: урона он рыцарю не нанес, но зато довел грубияна до вершины бешенства. Отбиваясь от летящих в голову предметов, рыцарь ругался, а каждый раз, когда металлический предмет звенел о его шлем, сотрясал воздух зловещими обещаниями лютой расправы.

Запас пригодных для метания предметов постепенно иссяк, крюки опустели, лишь на одном из них одиноко болталась свиная туша. И тут барона осенило. Это был шанс, хоть опасный, трудно осуществимый и необычайно рискованный, поскольку у него могло элементарно не хватить сил, но единственный. Выбор был прост: или схватиться за последнюю возможность спасения, или ждать, когда рыцарь настигнет жертву и воплотит в жизнь все, что наобещал, начиная от четвертования и заканчивая медленным поджариванием на еле тлеющих углях.

Подбежав к обезглавленной, аккуратно разрезанной вдоль и избавленной от внутренностей туше животного, Штелер схватил ее за задние лапы, что было сил рванул на себя и поднял над головою. Громкий крик боли вырвался из груди моррона, ему уже никогда не забыть, как сильно заныли поврежденные кисти, какая тяжесть одновременно обрушилась на дрожащие от напряжения мышцы рук, ног, спины и, казалось, разрывающегося на части живота. Чувствуя жуткую резь во всех конечностях, Аугуст не только высоко поднял за задние лапы свиную тушу над головой, но и, продолжая оглушать противника диким воплем, принялся ее раскручивать. Во время первых двух витков Штелеру казалось, что его руки вот-вот разорвутся в локтях и улетят вместе с тушей к камину, но затем барон вдруг перестал чувствовать боль, он вообще не ощущал страдающего от непосильной нагрузки тела. Напряжение мышц оказалось так высоко, что мозг заблокировал нервные окончания, сигнализирующие о боли.