– Ну, а если не верю я в посмертное наказание? Не верю, уж
простите…
– Я понял, кажется, – сказал священник. – Вы от
меня ждете чего-то вроде некой универсальной формулы?
– Пожалуй.
– Не бывает таких. И в христовой церкви не бывает. Вы сами
должны искать… Приходите как-нибудь в храм. И не затем, чтобы искать формулы –
просто попытайтесь понять…
Он замолчал, видимо, и в самом деле очень устал, а Родион не
стремился продолжать разговор – не то чтобы он чувствовал себя
неудовлетворенным, просто-напросто и сам толком не понимал, какие ответы ему
нужней. Когда священник протянул деньги, Родион отмахнулся:
– Не надо, батюшка, честное слово, не обеднею…
– Ну, в таком случае, спасибо, что подвезли. Я бы вас
благословил, но вы же не верите? – Он распахнул дверцу, но не вылез,
наморщив лоб и склонив голову, сидел рядом, будто забыв, где находится.
Родион тоже замер. В сердце отчего-то понемногу заползала
сладкая жуть. Вокруг стояла тишина, в доме, у которого они остановились, горело
лишь два-три окна.
Священник пошевелился, повернулся к нему и, глядя почти в
упор, тихо сказал:
– Одумайтесь, молодой человек, вовремя.
– Вы о чем? – наигранно бодро спросил Родион.
– Одумайтесь, – еще тише повторил священник и грузно
вылез. Не оборачиваясь, направился к подъезду.
Родион мельком глянул ему вслед, хмыкнул и тронул машину.
Глава 8
Стимулятор «Сделано в Германии»
На следующий день он вопреки обыкновению проснулся поздно,
чуть ли не в одиннадцать утра, но на дворе стояла суббота, и спешить было
некуда. Как всегда, моментально перешел от забытья к яви, открыл глаза.
И в первый миг подумал, что все вчерашнее приснилось. И
очаровательная пассажирка в светлом плаще, и ее золотая клетка, и пистолет.
Рывком приподнялся в постели – и с превеликим облегчением
сообразил: ничего не привиделось, все было… Протянув руку, нашарил пачку, сунул
в рот сигарету и с наслаждением втянул полной грудью первый утренний дымок.
Надел очки и, прошлепав босиком к тумбочке, достал
обретенное вчера сокровище. Ни жена, ни дочка не входили в комнату, если
считали, что он спит, так что ненужных свидетелей опасаться не приходилось.
Несколько минут он играл пистолетом, как ребенок – только
что подаренной, давно желанной игрушкой. Вынул обойму, несколько раз взвел
затвор и спустил курок, вышелушил все до одного патроны и снова старательно
наполнил обойму. Указательным пальцем отогнул занавеску, посмотрел вниз, во
двор.
Сосед – тот, что когда-то приставал к Лике и был научен
уму-разуму – стоял у зеленой лавочки, о чем-то болтая с двумя словно бы
двойниками: такие же куртки, спортивные мешковатые брюки, бритые затылки,
громкие уверенные голоса…
Первая пуля ему и досталась – в лоб, навскидку. Потом был
убит тот, что стоял справа, с синей сумкой на плече. И, наконец, свою пулю
получил третий.
Они безмятежно курили, похохатывали, не подозревая, что за
окном третьего этажа только что трижды щелкнул вхолостую направленный на них
германский взаправдашний пистолет. Родион, оскалясь, еще какое-то время смотрел
на них поверх ствола, пока не пресытился зрелищем. Вставил обойму и, не загоняя
патрона в ствол, убрал пистолет вместе с кобурой на самое дно тумбочки, завалив
сверху старыми номерами «Нового мира». В тумбочку никто без него не полезет,
так что особо изощряться, выдумывая тайники, не стоит…
Подошел к зеркалу и тщательно осмотрел тело, выгибаясь и
поворачиваясь. На груди предательски виднелись сразу три отпечатка зубов –
впрочем, не столь уж глубокие, как он сначала опасался, скоро сойдет без следа…
Вчера, когда он вернулся в первом часу ночи, обе его дамы уже спали, что
позволило обойтись без заготовленной по дороге легенды о жуткой драке на
стоянке – с вмешательством милиции и безжалостным задержанием на пару часов
всех правых и виноватых. А если учесть, что Лика никогда прежде не устраивала
ему допросов насчет позднего возвращения – чему друзья отчаянно завидовали, –
согласно теории вероятности, не станет проводить дознания и сегодня…
Вышел в коридор, натянув предварительно спортивные брюки и
рубашку, тщательно застегнув ее на все пуговицы. Из ванной доносился шум
стиральной машины. Белье Лика обычно носила в частную прачечную, обосновавшуюся
в соседнем доме, но иногда на нее нападали легкие приступы тяги к домоводству,
«жажда опрощения», как она сама, смеясь, выражалась, – и тогда сама на
скорую руку стирала, что подвернется.
В Зойкиной комнате работал телевизор, снова доносилась
заокеанская мова с гнусавым дубляжом. Вздохнув, Родион совершил прогулку в
туалет, критически обозрел поцарапанный живот – черт бы побрал ее брильянты,
весь пуп изодрали! – и решил податься на разведку, непринужденно выяснить
настроение противника, сиречь любимой некогда женушки, – просто так, от
нечего делать, он не опасался никаких разборок. Не без удивления вдруг понял,
что не ощущает ровным счетом никакой закомплексованности, все прежние
привычно-зудящие неудобства, проистекавшие из положения принца-консорта,
куда-то улетучились. Это было так ново и неожиданно, что Родион почувствовал
себя моложе, в походке появилась этакая фривольная легкость. Неужели достаточно
ощутить на поясе приятную тяжесть оружия?
Как и вся квартира, ванная была громадная, с высоким
потолком – во времена товарища Сталина царили контрасты, либо бараки, либо
размах и простор, третьего, кажется, и не было. Что, впрочем, на фоне мировой
истории никак не являлось чем-то оригинальным…
Вот только санузлы даже в роскошных по тем временам
квартирах делали совмещенными, однако Раскатников-дед еще до появления Родиона
на свет божий не пожалел денег и трудов, разделив капитальной стенкой
собственно ванную и собственно сортир. Герой польского похода преследовал в
первую очередь, честно признаться, собственную выгоду – любил по примеру многих
российских интеллигентов посидеть на унитазе полчасика с познавательным чтением
в руках…
Бесшумно отворив высокую дверь, Родион просочился в ванную.
На полу, кое-где заляпанном пушистой белой пеной, лежала груда простыней и
рубашек, шумела машина, Лика, в любимом черном халатике с золотыми драконами,
что-то старательно полоскала в ванне – работящая, домовитая женушка, глянет со
стороны непосвященный, узрит идиллию…
– Явился, гуляка? – громко спросила она веселым
голосом, не оборачиваясь. – Это кого же ты возил за полночь? Стриптизерок
из «Жар-птицы» по домам вдумчиво доставлял?
– В аэропорт ездил, – сказал он самым естественным
тоном. – Хороший клиент подвернулся.
– Ну, на зубную пасту себе заработал, и то ладушки… Молодец
ты у меня, рыночный мужик. Иди на кухню, я там в приступе опрощения супчик
изобрела, мы с Зайкой живы пока, так что есть можешь смело…