– Я получила послание из города, – объявляет Джоанна, когда люди замолкают. – И я желаю изложить его вам.
Она берется пальцами за край рубашки, а потом складывает руки перед собой. Видимо, нервничает.
– Лихачи объединились с бесфракционниками. Они намереваются напасть на эрудитов в течение ближайших двух дней. Будут воевать не с армией эрудитов и лихачей, а со всеми, в том числе невинными эрудитами, и уничтожать знание, накопленное тяжелым трудом.
Она опускает взгляд, глубоко вдыхает и продолжает речь.
– Я знаю, у нас нет формального лидера, так что я не имею права обращаться к вам таким образом, – продолжает она. – Но надеюсь, вы простите меня за то, что я попрошу пересмотреть наше предыдущее решение насчет невмешательства.
Люди начинают переговариваться. Это не разговоры лихачей, они тише, как щебет птиц, взлетающих с веток.
– Наши отношения с Эрудицией непреходящие, мы лучше других фракций знаем, насколько важна их роль в обществе. Их надо защитить от бессмысленного уничтожения если не потому, что они такие же люди, как мы, то потому, что мы без них не выживем. Я предлагаю вступить в город в качестве ненасильственной силы, миротворцев, не вмешивающихся в конфликт, но старающихся сделать все возможное для снижения накала насилия, которое неизбежно случится. Давайте начнем обсуждение.
Дождь покрывает мелкими каплями стеклянные панели над головами. Джоанна садится у самых корней и ждет, но члены Товарищества не начинают оживленно беседовать, как делали в прошлый раз. Сначала шепот, едва различимый на фоне шелеста дождя, потом нормальные голоса, а некоторые почти кричат.
Каждый возглас заставляет меня вздрагивать. За свою жизнь я слышала множество пререканий, большей частью – за последние два месяца, но ни одно из них не пугало меня так сильно. В Товариществе не должны спорить.
Я решаю больше не ждать. Прохожу по краю площади собраний, проталкиваюсь между членами Товарищества, перешагиваю через руки и ноги. Кто-то смотрит на меня. Я ведь в красном платье, а татуировки у меня над ключицей в платье видны издалека.
Останавливаюсь рядом с эрудитами. Когда я оказываюсь поблизости, Кара резко встает.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она.
– Пришла, чтобы встретиться с Джоанной, – отвечаю я. – И попросить вас о помощи.
– Меня? – переспрашивает она. – Зачем…
– Не тебя, – отвечаю я, стараясь не вспоминать ее замечание о моем носе, хотя это сложно. – Всех. Хочу спасти хотя бы часть информации, накопленной вашей фракцией, и поэтому нужна ваша поддержка.
– На самом деле, это наш план, – слева от меня появляется Кристина.
Кара переводит взгляд с меня на нее и обратно.
– Ты хочешь помочь эрудитам? – спрашивает она. – Удивлена.
– Ты хотела поддержать лихачей. Думаешь, ты единственная, кто не соглашается слепо подчиняться лидерам своей фракции?
– Это соответствует твоему поведенческому типу, – говорит Кара. – Стрелять во всех, кто попадется на пути, – в традиции Лихачества.
У меня колет в горле. Она так похожа на брата, вплоть до этой морщинки между бровей и темных прядей в светлых волосах.
– Кара, ты поможешь нам или нет? – спрашивает Кристина.
Кара вздыхает.
– Да, конечно. И уверена, остальные тоже. Встретимся в спальне эрудитов.
Собрание длится еще час. К тому времени дождь прекращается, но вода все еще течет по потолочным и стеновым панелям. Я и Кристина сидим у стены, коротая время за игрой, где нужно ловить друг друга за большой палец. Выигрывает она постоянно.
Наконец, Джоанна и другие, взявшие на себя роль ведущих, встают под деревом. Она должна объявить исход обсуждения, но молчит, опять сложив руки на груди и постукивая пальцами по локтю.
– Что происходит? – удивляется Кристина.
Внезапно Джоанна поднимает глаза.
– Прийти к соглашению оказалось сложно, – говорит она. – Мы продолжим политику невмешательства.
Для меня не имеет значения, пойдут члены Товарищества в город или нет. Но я уже было начала надеяться, что не все среди них трусы, а решение выглядит трусливым. Я снова опираюсь на окно.
– Я не желаю вносить раздор в общину, которой столь многим обязана, – продолжает Джоанна, – но совесть заставляет меня пойти против такого вердикта. Любой может присоединиться ко мне.
Сначала я, как и все остальные, не очень понимаю ее слова. Джоанна наклоняет голову, и ее шрам снова виден.
– Я осознаю, что в результате данного поступка более не имею права быть членом Товарищества.
Она шмыгает носом.
– Но если мне придется покинуть вас, я сделаю это с любовью, а не с неприязнью.
Джоанна кланяется собравшимся, убирает волосы за уши и идет к выходу. Несколько членов Товарищества вскакивают, потом еще, и, наконец, вся толпа стоит. Некоторые из них, немного, но достаточное количество – следуют за Рейес.
– Вот такого я не ожидала, – восклицает Кристина.
Глава 40
Спальня эрудитов – одна из самых больших в районе Товарищества. Двенадцать кроватей, восемь в ряд вдоль длинной стены и по две других – напротив. В середине комнаты находится большой стол, на котором валяются инструменты, куски металла, механизмы, старые компьютерные детали и провода.
Кристина и я заканчиваем разъяснять план, который звучит намного глупее, когда тебя слушает дюжина внимательных эрудитов.
– Ваш план дефектный, – первой выступает Кара.
– Именно поэтому мы к вам и пришли, – заявляю я. – Чтобы вы сказали, как его исправить.
– Ну, для начала, об этой важной информации, которую вы хотите спасти, – начинает она. – Запись на диске – смешная идея. Диски рано или поздно разбиваются, попадают не в те руки, как любые физические объекты. Я бы посоветовала воспользоваться сетью передачи данных.
– Чем?
Она смотрит на эрудитов. Молодой парень с оливковой кожей отвечает.
– Давай. Расскажи им. Теперь нет причин держать это в тайне.
– Многие компьютеры в районе Эрудиции настроены так, что могут получать информацию с компьютеров других фракций. Поэтому Джанин было легко осуществить симуляцию через «железо» Лихачества, а не Эрудиции.
– Что? – спрашивает Кристина. – Значит, вы можете запросто прогуляться по информации другой фракции, если захотите?
– Нельзя «прогуляться», – объясняет молодой парень. – Фраза лишена логики.
– Это метафора, – хмурится Кристина. – Правильно?
– Возможно, просто фигура речи? – спрашивает парень. – Или метафора является частным случаем последнего термина?