Похититель теней - читать онлайн книгу. Автор: Марк Леви cтр.№ 20

— Никаких, профессор, — ответил я, опустив голову.

— Вы уверены? — настаивал он.

— Я не успел изучить карту этого пациента, я больше работаю в отделении «Скорой»…

— Стало быть, мы должны заключить, что команда психологов преуспела в своей работе, и приписать всю заслугу ей? — перебил он меня.

— Я не вижу причин думать иначе.

Фернштейн отложил листок и подошел к мальчику. Мы с Софи переглянулись — она была вне себя. Старый профессор погладил ребенка по голове.

— Я рад, что тебе лучше, малыш. Теперь мы будем постепенно тебя подкармливать и, если все пойдет хорошо, через несколько дней вынем иглы из твоей руки и вернем тебя родителям.

Обход продолжился. Когда он был закончен, студенты разошлись каждый по своим делам.

Фернштейн окликнул меня, когда я уже уходил:

— На два слова, молодой человек!

Софи тотчас подошла и встала между нами.

— Я полностью разделяю ответственность за происшедшее, профессор, это моя вина.

— Я не знаю, о какой вине вы говорите, мадемуазель, так что лучше вам помолчать. У вас наверняка есть работа, вот и ступайте.

Дважды повторять Софи не пришлось, она оставила меня наедине с профессором.

— Правила, молодой человек, — сказал он мне, — существуют для того, чтобы вы приобрели опыт, не убив слишком много пациентов, приобретенный же опыт позволяет вам от них отступать. Я не знаю, как вам удалось совершить это маленькое чудо и что натолкнуло вас на верный путь, буду признателен, если когда-нибудь вы со мной поделитесь, мне ведь история известна только в общих чертах. Но не сегодня, иначе мне придется вас наказать, а я из тех, кто считает, что в нашей профессии важен результат. Пока же советую вам подумать о педиатрии, когда будете выбирать интернатуру. Если у человека дар, жаль зарывать его в землю, право, жаль.

С этими словами старый профессор повернулся и ушел, не простившись со мной.

Сменившись с дежурства, я вернулся домой озабоченный. Весь день и всю ночь меня не покидало ощущение незавершенности, оно тяготило, хоть причины его я понять не мог.

* * *

Неделя выдалась адская, отделение «Скорой помощи» было переполнено, и мои дежурства затягивались много дольше положенных суток.

С Софи я встретился в субботу утром; глаза у меня к тому времени совсем ввалились.

Мы назначили встречу в парке у пруда, где дети пускали кораблики.

Софи пришла с корзинкой, в которой лежали яйца, соленья и паштет.

— Держи, — сказала она, протягивая ее мне, — это фермеры принесли для тебя вчера в больницу, ты уже ушел, и они попросили меня передать.

— Ты можешь поручиться, что паштет не кроличий?

— Нет, свиной. Яйца прямо из-под курицы. Приходи сегодня ко мне, я приготовлю тебе омлет.

— Как твой больной?

— Розовеет с каждым днем, скоро совсем выздоровеет.

Я откинулся на спинку стула, сцепив руки на затылке, и подставил лицо теплым солнечным лучам.

— Как ты ухитрился? — спросила Софи. — Три психолога ничего не смогли добиться, а тебе за несколько минут в саду удалось…

Я слишком устал для логического объяснения, которого она от меня ждала. Софи хотела разумных доводов, которых у меня сейчас просто не было. Я даже не успел задуматься, слова вырвались сами собой, словно какая-то сила заставила меня сказать вслух то, в чем я не смел признаться даже самому себе.

— Мальчик ничего мне не сказал, я узнал, отчего он страдает, от его тени.

В глазах Софи я вдруг увидел то же скорбное выражение, с каким посмотрела на меня мама однажды на чердаке.

— Вовсе не учеба мешает нашим отношениям, — сказала она, и губы ее дрогну ли. — Наш плотный график — только предлог. Истинная причина в том, что ты мне не доверяешь.

— Возможно, дело и правда в доверии, иначе ты поверила бы мне, — ответил я.

Софи встала и ушла. Я еще посидел немного, и тут тихий голос изнутри назвал меня дураком. Я вскочил и кинулся за ней вдогонку.

— Мне просто повезло, вот и все, я задавал ему правильные вопросы. Я отталкивался от своего детства, спросил, не потерял ли он друга, расспрашивал о родителях, так постепенно и выведал, где зарыта собака… то есть кролик. Повезло и только, никакой моей заслуги тут нет. Почему ты придаешь этому такое значение? Он ведь выздоравливает, это главное, разве нет?

— Я часами просиживала у постели этого малыша и ни разу не услышала его голоса, а ты уверяешь меня, что за несколько минут выведал все про его жизнь?

Никогда еще я не видел Софии в таком гневе.

Я обнял ее — и сам не заметил, как моя тень пересеклась с ее тенью.

«У меня нет никаких талантов, я ни в чем никогда не блистала, мои учителя не раз мне это повторяли. Я была не той дочерью, о которой мечтал мой отец, впрочем, он все равно хотел сына. Не очень красивая, я, подрастая, делалась то слишком худой, то слишком толстой. Я стала хорошей ученицей, но далеко не лучшей… Я не помню, чтобы он меня хоть раз за что-нибудь похвалил. Ничто во мне ему не нравилось».

Тень Софи нашептала мне это признание, которое нас сблизило. Я взял ее за руку.

— Идем, я открою тебе один секрет.

Я повел Софи к раскидистому тополю, и мы легли на траву в тени ветвей, где было чуть прохладнее.

— Мой отец ушел однажды субботним утром, когда я вернулся из школы, отбыв наказание, заработанное в первую же неделю учебного года. Он ждал меня в кухне, чтобы сообщить о своем уходе. Все мое детство я корил себя за то, что был недостаточно хорош и потому он не остался с нами. Ночи напролет я ломал голову, в чем же мог провиниться, чем его разочаровал. Я твердил себе, что, будь я замечательным сыном, которым можно гордиться, он бы не покинул меня. Да, я знал, что он разлюбил мою маму и полюбил другую женщину, но все равно винил в его уходе себя. Я боялся позабыть его лицо, позабыть, что он живет на свете, что у меня, как и у моих одноклассников, тоже есть отец, и бороться с этим страхом мне помогала только боль.

— Почему ты говоришь мне это сейчас?

— Ты же хотела, чтобы мы доверяли друг другу? Ты приходишь в ужас, когда ситуация выходит из-под контроля, замыкаешься в себе, думая, что терпишь неудачу… Я говорю тебе это сейчас, потому что слов недостаточно, чтобы услышать то, что не удается выразить. Твой маленький пациент погибал от одиночества, чуть совсем не зачах, стал тенью самого себя. Его печаль привела меня к нему.

Софи потупила глаза.

— У меня всегда были конфликтные отношения с отцом, — призналась она.

Я не ответил. Софи опустила голову мне на плечо, и мы немного полежали молча. Я слушал пение славок над нашими головами, оно звучало как упрек, ведь я сказал не все, что должен был сказать. И я собрался с духом.