Ивакин устроился поодаль от Даши, намеренно дистанцируясь.
Помощи от него Даша и не ждала – скорее веслом по пальцам врежет, когда будешь
за лодку цепляться…
– Вы догадываетесь, Дарья Андреевна, зачем мы вас
пригласили? – крайне шаблонно начал толковище Евстратов.
«Вы…ть и высушить», – сказала Даша. Про себя, конечно.
А вслух произнесла, пожав плечами:
– Наверное, опять жалобу накатали. На меня в последнее
время что-то частенько пишут…
– Не то слово, – саркастически ухмыльнулся зам по
надзору, седовласый, обаятельный и опасный, как гремучая змея. – Дарья
Андреевна, я повидал многое, но редко сталкивался с таким феноменом. В самые
кратчайшие сроки вы ухитрились дать на себя компромат, какого хватило бы на
полдюжины ваших коллег…
– Может, это оттого, что я хорошо работала? –
спросила Даша спокойно. – Вы очень хорошее слово подобрали – компромат…
– Я уже слышал эту версию, имеющую хождение в близких к
вам кругах, – кивнул Евстратов. – Вы героически расследуете
преступление века, и темные силы составили страшный заговор, чтобы вас
скомпрометировать… В частности, вас под пистолетом принуждали позировать в
откровенных позах, принимать наркотики, использовать подчиненных в личных
целях…
Он замолчал – Даша смотрела на него столь лучезарно, наивно
и восторженно, что это было хуже всякой издевки. Проворчал:
– Не забывайте, где находитесь…
– Простите? – Даша недоуменно подняла
брови. – Я что-то не вполне поняла насчет наркотиков и использования
подчиненных…
– Ну что ж, – кивнул он со сговорчивостью, не
сулившей ничего хорошего. – В таком случае… Не возражаете, если мы начнем
по порядку рассматривать всю клевету и все наветы, скопившиеся в этом гнезде
беззакония и террора? Вы, разумеется, вправе тут же давать любые объяснения,
которые будут внимательно выслушаны в присутствии третейского судьи, – он
кивнул на Ивакина.
– Начнем, – сказала Даша.
Он придвинул к себе папку устрашающей толщины. Несмотря на
паскудность момента, Даше стало интересно: это откуда же они столько мусора
понатаскали?
– Итак… Начнем с заявлений граждан Величкина, Панова и
Давыденко, гражданок Хрумкиной, Плужниковой, Даниловой и Теминой, а также
подданного Германии фон Бреве. Все эти заявления касаются одного и того же
момента. Утверждается, что вы, будучи внедренной в окружение журналистов
Хрумкиной и Василькова, неоднократно употребляли на их глазах наркотики. А в
последнем случае, после убийства гражданина Василькова, проводили допросы
задержанных, все еще находясь в состоянии наркотического опьянения.
– А данные экспертизы случайно не приложены? Насчет
меня.
– Нет. Равно как и нет анализов, позволивших бы
однозначно утверждать, что у вас в крови не было наркотика.
– Как же с презумпцией невиновности? – спросила
Даша.
– Хорошо, этот аспект снимаем, – неожиданно покладисто,
что-то очень уж покладисто согласился прокурор.
– Вы эту сатанистскую братию деликатно именуете
«окружением»?
– Простите, но как иначе мы должны ее именовать? У нас
в стране не существует законов, запрещающих деятельность подобных обществ.
Здесь вам не Иран, Дарья Андреевна, руки не рубят и писателей за выражение
своего мнения к смертной казни не приговаривают.
– Это вы про Рушди? Так там же сплошное богохульство и
святотатство, а не выражение своего мнения…
– Вы оправдываете подобные методы?
– Нет, – сказала Даша, испугавшись, что пришьют
еще и какую-нибудь политику. – Просто уточнила.
– Странное уточнение для человека, имеющего диплом
юриста… Хорошо, не будем отвлекаться. Все нарушения законности, вскрытые вами в
окружении Хрумкиной и Василькова, касались противоправной деятельности
отдельных лиц и не имели прямого отношения к увлечениям, скажем так,
большинства из этой компании. Итак, что вы можете показать по данным
заявлениям?
– Примитивная месть. У нас, слава богу, есть данные
экспертизы и показания свидетелей. Практически все поименованные вами граждане,
в том числе и германский подданный, сами были либо под наркотиком, либо пьяными
в дым. Все эти данные находятся среди представленных в прокуратуру материалов.
Евстратов обернулся к Чегодаеву. Тот медленно склонил
голову.
– Далее, – сказал Евстратов. – Имеется
заявление несовершеннолетней Светланы Сайко, утверждающей, что вы пытались
склонить ее к совершению акта лесбийской любви с использованием искусственного
члена…
– То же, что и выше. Сайко проходит по делу «окружения»
– свидетелем, увы…
– А гражданка Анжелика Валентиновна Изместьева у вас по
каким-либо делам проходит?
– Свидетель по убийству Ольминской.
– Без всяких «увы»?
– Без, – сказала Даша.
– Отлично, – осклабился Евстратов. – Имеется
также заявление данной несовершеннолетней гражданки о том, что вы, вызвав ее на
конспиративную квартиру по Чайковского, четыре, шестнадцать, равно пытались
склонить к лесбийской любви, угрожая в случае отказа «пристегнуть к делу вагончиком».
Вот, прочтите, она тут довольно подробно описывает ваше нижнее белье… Есть у
вас такое?
– Есть, – вынуждена была кивнуть Даша. – Но
все это – чушь собачья… В жизни я ее на Чайковского не вызывала. И никто из
моих не вызывал.
Вмешался Чегодаев:
– Изместьева подробно описала квартиру на Чайковского.
При проверке с понятыми описание совпало полностью.
«Толик, сука, – подумала Даша. – И Агеев,
конечно».
– Хорошо, – сказала она. – Докажите мне, что
я там с ней была. У вас есть что-нибудь, кроме заявления этой шлюшки? Платного
усачевского кадра?
– А у вас есть доказательства, что она – платная
проститутка, работающая на названное вами лицо?
– Нет.
– У вас нет свидетелей, и у нее нет… Пат? Или, как
говорили в старину, ремиз… – Он переложил и эти бумаги налево, но в папке
оставалось еще изрядно. – По вашей версии, откуда она узнала о квартире на
Чайковского?
– Поляков, – сказала Даша.
– К сотруднику вашей группы, покойному Анатолию
Игоревичу Полякову мы еще вернемся… Давайте о фотографиях. Не кажется ли вам, что
это чуточку не совмещается с офицерской честью – фотографировать свои
эротические забавы с женихом, используя при этом милицейскую форму, а потом то
ли забывать где-то, то ли терять эти снимки? Впрочем, эта деталь скорее в
компетенции вашей же инспекции по кадрам… (Ивакин подобрался, неприязненно
глядя на Дашу.) По этому поводу, что вы скажете?
– Вы мне пытаетесь доказать, что я сама
фотографировала?
Даша почувствовала, что помаленьку закипает.