Сердце дикарки [= О, сколько счастья, сколько муки…] - читать онлайн книгу. Автор: Анастасия Дробина cтр.№ 49

– Кузьму не вспоминала? – не утерпел Илья.

Данка стремительно развернулась к нему, и он увидел злые слезы в ее глазах.

– И ты туда же, господи ты мой… Илья! Да ты ведь лучше всех знаешь, как я с Кузьмой оказалась. Мне тогда все равно было за кого, хоть за черта плешивого, – лишь бы цыганом был, лишь бы замуж, лишь бы снова по городам одной не шляться… Мне ведь пятнадцать всего было! Да, не любила его, да, да! Так ведь он меня об этом и не спрашивал! Спросил: «Пойдешь?» Я сказала: «Пойду». И пошла. Никогда я ему любви не обещала, и никто такого говорить не может. И он не может!

– Наверно, не может… Только измотала ты его дай боже. – Илья смотрел на блестящие паркетные плашки. – Он из-за тебя пить начал. Если б не Митро да не Варька моя, пропал бы уже давно.

– Это не из-за меня. – Данка отошла от окна, нервно отпивая из бокала. – Что-то Федька Соколов не запил, когда я его бросила. И миллионщики мои живы, и граф Суровцев так и не застрелился… Слава богу, все здравствуют и даже переженились. А Кузьма…

– Только тобой и жив.

– Илья, золотой, а что же мне поделать? – Данка совсем по-таборному вцепилась обеими руками в аккуратную прическу. – Да, знаю, знаю – он и к «Яру» ходил из-за меня, и здесь, на Воздвиженке, я его сколько раз видала, пьяным. Трезвый не приходил… Я ведь только прикидывалась, что его не узнаю: думала, так успокоится скорее… Ну ведь ничего, ничего у меня к нему нет. И не было! Хоть зарежь! Чужой он мне…

– А этот Навроцкий что же – роднее оказался? – мрачно спросил Илья.

Данка вздрогнула. Медленно, держась за край стола, опустилась на диван.

– Навроцкий… Да что вам всем Навроцкий? Знал бы ты, морэ… У меня ведь таких, как он, сотня была! Все в ногах валялись, золотые горы сулили, а мне только смешно было. Хоть пропади они все разом – не заплакала бы. А Казимир только появился – и все. Все! Все, Илья… Теперь я только его каждый вечер ждала. И пела для него, и плясала, и все подарки его берегла, ни одного колечка не продала… И до того в конце концов без головы осталась, что позвал он меня в тройку – ни минутки не думала! Подхватилась, в шаль завернулась – и прыгнула! Хоть и знала, что в «Яр» теперь возврата не будет, он ведь за меня в хор ни гроша не заплатил… И знала, что играет, что денег нет и что не женится никогда – на цыганке-то! – и все равно… И не жалела ни о чем!

– А сейчас что же? – осторожно спросил Илья.

– Сейчас… – Данка стиснула дрожащие пальцы. – Сейчас… Плохо все сейчас, Илья. Совсем плохо. Я ведь все, как дура последняя, ему отдавала, что ни просил, – все! Так и вытянул по грошику… И дом уже заложен, и золотишко только то осталось, что на мне. Я уж боюсь, как бы он меня саму в свои карты не проиграл.

Голос Данки был спокойным, но по лицу бежали слезы, капали на сжатые руки, на кольца, на смятую бархотку. Илья молчал.

– Одна я, Илья. Когда я с ним на тройке улетела, я все постромки за собой обрубила. А теперь вот и кинуться некуда. От своих оторвалась, ни к кому не прилепилась… Что ж теперь… Пропадаю я, морэ.

Илья поднял глаза. Помедлив, протянул руку, слегка прикоснулся к плечу Данки – и она, зарыдав, уткнулась лицом в его грудь.

– Ох ты, дура… Какая ж дура, дэвла… Что ж с тобой тут сделали?

Ничего, кажется, особенного и не сказал, а ее затрясло. Вцепившись обеими руками в рубашку Ильи, Данка взвыла в голос, хрипло причитая по-цыгански, как вдова над гробом. Гребень выпал из прически, и черные вьющиеся пряди ринулись вниз по худенькой спине, по алому бархату дивана. Илья растерянно погладил их, обнял дрожащие плечи Данки, закачал ее, как ребенка, вполголоса приговаривая «ч-ш-ш…». В гостиную вбежала горничная и, ойкнув, остановилась на пороге.

– Пошла вон, – одними губами сказал ей Илья.

Девчонка, глядя округлившимися глазами на Данку, испуганно прошептала:

– Барин приехали…

– Гони прочь.

– Ох… – очнулась Данка, отстраняясь от Ильи. – Зови… Скорей зови.

Горничная ушла. Данка торопливо, всеми доступными способами – рукавом, платком, пальцами – уничтожила слезы, оправила платье. Илья подал ей гребень, но на восстановление прически уже не было времени: из коридора слышались приближающиеся шаги. Данка перекинула спутанную копну волос на плечо, последний раз шмыгнула носом – и в комнату вошел Навроцкий.

Было очевидно, что «барин» не спал несколько ночей подряд. При дневном свете его худое лицо показалось Илье еще более болезненным, отчетливее выступила нездоровая желтизна на щеках, под глазами лежали синяки. Подавив зевок, Навроцкий взглянул на Илью, нарочито не вставшего с дивана, и лишь на миг в его темных глазах мелькнуло изумление. На миг, но Илья понял, что шулер узнал его.

– Ты плакала, душа моя? – равнодушно спросил он у Данки. – Кто тебя расстроил? Пан цыган?

– Пустое, – хрипло отозвалась она. Не глядя, положила ладонь на руку Ильи. – Это мой родственник… брат.

Навроцкий насмешливо поднял тонкие, как у женщины, брови. Его взгляд скользнул с тонкого, красивого даже в слезах лица Данки на черную, сумрачную физиономию Ильи.

– Матка боска – поразительное сходство… – Пройдясь по комнате, он поднял с паркета отколовшуюся с ворота платья Данки бриллиантовую булавку. Отрывисто сказал: – Душа моя, ты напрасно приглашаешь в дом эту… свою родню. Я не удивлюсь, если ты недосчитаешься…

Он не договорил: Илью словно пружиной сбросило с дивана. Данка вскочила, вскрикнула, всплеснула руками, но ничего не помогло: Илья и Навроцкий, сцепившись, покатились по полу. Илья был сильнее и довольно быстро уселся верхом на вырывающегося поляка. Через минуту Данка взмолилась по-цыгански:

– Илья, ваш дэвлэскэ, ту умарэса лэс! [42]

– Гара трэби… [43] – пропыхтел он в ответ, опуская кулак. Наклонившись к неподвижно лежащему Навроцкому, предупредил: – Попробуешь, сволочь, на сестре отыграться, башку сверну!

Поляк не подавал признаков жизни. Илья встал, одернул измятую, насквозь мокрую от слез Данки рубашку и пошел к двери.

Он был уверен, что Данка останется с Навроцким, но она вышла вслед за ним во двор, у калитки молча протянула руку. Илья взглянул в ее мокрые, усталые глаза. Нет, ничем тут не помочь.

– Держись, девочка. – Он отпустил ее холодные пальцы и, не оглядываясь, вышел на серую от дождя Воздвиженку.

Над Калитниковским кладбищем – иссиза-черные тучи, мелкий дождь, пестрящий могильные плиты, тишина. Илья сам не знал, зачем явился сюда: не могла же Маргитка прибежать на встречу в такую собачью погоду… Возле часовни и в самом деле никого не было. Илья посидел немного на мокром камне, пожевал травинку, встал, уже собираясь уходить, но из-за поникших кустов вдруг появился Никодим со своим заступом.