Огонь любви, огонь разлуки - читать онлайн книгу. Автор: Анастасия Туманова cтр.№ 39

Глубокой ночью в Столешниковом переулке на крыльце дома графини Грешневой Владимир Черменский прощался с хозяйкой. Лицо молодого человека было мрачнее черного, затянутого тучами неба. Анна, кутаясь в шаль, стояла рядом с Черменским, держа руку на его рукаве, и взволнованно говорила:

– Владимир Дмитрич, я уверена, что здесь какое-то недоразумение. Софья очень молода, на нее могло найти помраченье, ее могли обмануть, запутать, ввести в заблуждение. Я умоляю вас не делать скорых выводов! Подождите хотя бы, пока я напишу к ней сама, пока объясню…

– Анна Николаевна, – сдержанно перебил ее Черменский. – Ни вы, ни я не имеем права влиять на решения Софьи Николаевны. Разумеется, ее поступкам есть объяснение, и вы их как старшая сестра непременно получите… но мне, боюсь, дожидаться уже нечего.

Анна вздохнула, понимая, что Черменский прав.

– Когда вы уезжаете?

– Вероятно, уже завтра. Мой адрес вам известен. Если во мне будет необходимость – напишите, пожалуйста. Я же, со своей стороны, более вас беспокоить не буду.

– Напрасно вы так, Володя. Впрочем… у вас есть на это право, – опечаленно сказала Анна. – Если будете в Москве – сделайте милость, зайдите в гости.

– Непременно. Честь имею, Анна Николаевна. – Черменский поцеловал руку молодой женщины, коротко поклонился, подождал, пока та скроется в доме, и зашагал, перепрыгивая лужи, через двор к флигелю, где жила прислуга. Остановившись у закрытой двери, он постучал и сердито крикнул:

– Северьян!!! Оставь Феклу в покое, выходи!

Северьян с испуганной физиономией как ошпаренный вылетел из флигеля, держа в руках смятую рубаху:

– Да чего ж вы так орете-то, Владимир Дмитрич?! У меня баба чуть с кровати не сверзилась! Этак-то можно всякой мужской силы лишить…

– Лишишь тебя, жеребца, как же… Идем.

– Да что стряслось-то?! От Софьи Николавны вести, что ль, худые?

Северьян был прав. Черменский приехал в Москву в начале августа, сразу же отправился в особняк в Столешниковом и узнал от Анны, что никаких известий от Софьи за все лето не появилось. Еще около двух недель Владимир находился в Москве, утрясая свои дела в земельном сообществе, и уже собирался домой, однако сегодня вечером неожиданно получил записку от графини Грешневой, в которой она просила молодого человека незамедлительно посетить ее. Владимир, бросив все, на извозчике прилетел в Столешников, но у Анны опять было полно народу, и молодому человеку пришлось просидеть до ночи, дожидаясь ухода последних гостей, прежде чем удалось поговорить с хозяйкой.

Графиня выглядела расстроенной и сбитой с толку. Она объяснила Владимиру, что сегодня наконец получила долгожданное письмо от сестры. На конверте стоял парижский штемпель, но Софья сообщала, что более в Париже ее не будет, так как она отправляется в Неаполь. Письмо датировалось июнем и, очевидно, долго блуждало, прежде чем попасть по адресу. Это послание сестры Анна уже не дала прочесть Владимиру, да тот и не решился попросить, понимая по выражению лица графини Грешневой, что там содержатся какие-то интимные подробности. Анна дала понять, что между Софьей и ее неожиданным покровителем из торгового сословия завязались какие-то странные отношения, которые, похоже, не скоро закончатся.

– Владимир Дмитрич, клянусь вам, я сама в растерянности, – удрученно говорила графиня. – Софья пишет, что уехала с этим купцом от отчаяния, что вы обманули ее, что ею было получено лишь одно ваше письмо да еще какая-то ужасная записка, в которой вы просите ее не искать с вами встреч…

– Вздор! – защищался Черменский. – Как я мог не искать с ней встреч, если уже год только этим и занимаюсь?! Анна Николаевна, право, я столько раз говорил вам…

– Володя, я верю, слово чести! Но… ничего не понимаю.

Владимир тоже ничего не понимал. И сейчас, шагая по темной Неглинке, даже не мог вразумительно объяснить наседающему на него Северьяну, что, собственно, произошло. Тот, впрочем, догадался сам:

– Не выгорело, стало быть, наше с вами дело, Владимир Дмитрич? Так она с Мартемьяновым по заграницам и мотается?

– Выходит, брат, так, – сквозь зубы сказал Владимир.

Северьян сочувственно вздохнул, но, посмотрев на лицо Черменского, комментировать ситуацию не стал.

Путь их в номера Солодовникова в Колокольниковом переулке, где Владимир обычно останавливался по приезде в Москву, лежал через Грачевку – темную, бесфонарную, со странными звуками, доносящимися из подворотен. В этих звуках мешались возня, женский смех, мужское ворчание, хлопанье дверей, приглушенный визг и звон битой посуды: здесь находились публичные дома и по ночам шла нелегальная торговля водкой. Северьян, который пропадал тут почти безвылазно все время, которое они с Черменским провели в Москве, шагал по Грачевке, как по собственной вотчине, вертя головой, изредка отвечая на приветствия бесформенных, скользящих вдоль стены теней или сам окликая кого-то. Владимир не обращал на это внимания до тех пор, пока товарищ не остановился около едва различимой в стене двери, контуры которой с трудом высвечивались тускло мигающим красным фонариком.

– Владимир Дмитрич… Может, изволите зайтить?

– Ты что, рехнулся? – удивился Владимир. – Феклы тебе мало? Иди один, коль охота есть, а меня уволь. Я спать хочу.

– Влади-и-имир Дмитрич… – заныл Северьян. – Я ж вас одного не пущу, сами знаете… Места тут пакостные, не ровен час башку проломят… Ежели из-за угла да гирькой, да без упреждения, так и шанхайский мордобой не поможет!

– Ну, так в чем же дело? Идем к Солодовникову?

– Ва-а-аша милость… Да вы хоть о своем здоровье подумайте!

– При чем тут мое здоровье, дурак?!

– Да как же ни при чем, когда вы все лето, аки схимник святой, в Раздольном прожили?! У меня просто сердце напополам раздиралось! И Фролыч расстраивался, а ему это по годам вовсе вредно… Ваша Анисья-ключница уж как перед вами с самого Иванова дня задом крутила, уж как титьками трясла, а титьки-то – чудо господне! У меня просто сапогом валяным все торчало, не знал, куда спрятать, чтоб людей не пугать, а ваша милость… Такую бабу все лето обижали! С вас за это на том свете спросится…

– Ну уж не обижал я ее… – буркнул Владимир.

Северьян обрадовался:

– Взаправду?! И сколь разов не обижали?! И как это я не видал?

– Вот забыл тебя позвать свечу подержать! – разозлился Владимир. – Идем отсюда, говорю!

– Ну, Владимир же Дмитрич, ну в последний раз! – взмолился Северьян. – Уезжаем ведь завтра, сами сказали, а у меня тут…

– Так у тебя здесь тоже предмет? – наконец-то понял Черменский. – Так бы и говорил сразу, кобель… Ну, черт с тобой, идем. Только живо. Там тоже уже, верно, все заканчивается, и барышни твои устали…

Владимир знал, что говорил: несколько лет назад, когда друзья вместе бродили по Крыму, Северьян пристроился ненадолго вышибалой в публичный дом в Одессе, и они оба были там своими людьми. Да и во время службы в полку Черменскому часто доводилось посещать с компанией других офицеров местечковые «заведения». В московских домах терпимости он не бывал и менее всего собирался знакомиться с ними сейчас, но еще меньше хотелось спорить с Северьяном, который, едва войдя в полутемную комнату, освещенную двумя керосиновыми лампами, заорал: