В конце концов эти слухи дошли до начальства, и это
начальство, чтобы не получить по шапке за слабую воспитательную работу в
коллективе, предложило Ашоту поискать другую работу, не дожидаясь больших
неприятностей. Ашот вспылил — сказалась южная кровь — и хлопнул дверью.
Другую работу искать ему не захотелось, поскольку он не умел
делать ничего, кроме распиливания жены под музыку Кальмана, и он решил сделать
профессию из своих внеслужебных увлечений — мелкого мошенничества и еще более
мелкой торговли наркотиками.
Жена, у которой за прошедшие года командирский голос и усики
замечательно развились, так что она стала похожа на бравого
старшину-сверхсрочника, потерялась где-то на бескрайних просторах России.
Ашотик был этому несказанно рад: единственное, на что она годилась — пилить ее
на сцене, а этому занятию пришел конец.
Ашот переезжал из города в город, проворачивая две-три
стандартные аферы, поскольку фантазия его была небогата. В этой новой профессии
ему очень помогали навыки иллюзиониста. Однако жестокая судьба подкинула ему
очередную пакость: Ашотик нарвался на внимательного и осторожного клиента и
попал на скамью подсудимых, получив для первого раза не очень большой срок.
На зоне его, как представителя достойной и уважаемой
уголовной профессии, не слишком обижали, у Ашота появилось свободное время, и
он, к собственному удивлению, пристрастился к чтению книг.
Книг в лагерной библиотеке было немного, некоторые — совсем
неудобочитаемые, например политэкономия социализма, который к этому времени уже
приказал долго жить, или огромный том о разведении свиней белой степной породы.
На этом фоне попавшаяся Ашоту книга о культуре и мифологии древней Ассирии и
Вавилона показалась ему очень интересной.
Ашотика за примерное поведение выпустили досрочно, он начал
понемногу заниматься прежним бизнесом, хотя заметил, что времена очень
изменились и жулик-одиночка должен быть осторожен как никогда, чтобы не
попасться на глаза «браткам» из серьезных криминальных группировок.
Сложная творческая судьба забросила Ашота в северную столицу
— колыбель трех революций, город-герой Санкт-Петербург.
И здесь, присматриваясь к окружающей обстановке и планируя
очередную операцию по отъему денег у ближних в особо малых размерах, он
случайно заметил нескольких решительных черноволосых парней, получавших
ежемесячный взнос у старика-сапожника.
Ашот подсел к сапожнику и разговорился с ним. В процессе
беседы он выяснил, что этот ремесленник, как и большинство его коллег в
городе, — айсор, то есть ассириец, и платит он мзду своей же ассирийской
мафии. Вообще-то называть ее мафией язык не поворачивался, настолько мала и
незначительна была эта группировка.
Ашот Арутюнян серьезно задумался. Он вспомнил прочитанную на
зоне книгу, и кое-какие идеи зашевелились у него в голове.
В то же самое время он случайно узнал от одного своего
знакомого, который периодически продавал Ашоту небольшие партии дури для
распространения среди детей среднего школьного возраста, что примерно через
месяц в город должен прибыть знаменитый Киргиз с огромной партией наркотиков,
такой большой, какой еще не бывало. Эти наркотики собирался приобрести один из
крупнейших уголовных авторитетов, с тем чтобы в дальнейшем с десятикратной
прибылью перепродать на Запад.
Ашот Арутюнян задумался еще более серьезно. В его мозгу
созрели прямо-таки наполеоновские планы.
Самое удивительное, что он эти планы почти сумел
осуществить. Разговорившись с несколькими молодыми айсорами, он умудрился
увлечь их красивой сказкой о возрождении былого могущества великого
ассирийского народа. В заброшенном подвале оборудовал святилище, вспомнил
прежние навыки циркового иллюзиониста, для верности на каждом «богослужении»
обкуривал своих молодых приверженцев наркотической травкой...
Ашот сам удивлялся легковерию и энтузиазму молодых
ассирийцев и тому, как быстро пополнялись их ряды. Впрочем, это было не так уж
и удивительно: вокруг одна за другой возникали группы поклонников бредовых идей
и выдуманных вероучений, и на фоне фашиствующих молодчиков в тяжелых сапогах и
кожаных куртках с нашивками в виде стилизованной свастики или таких же безумных
парней, вырядившихся в волчьи шкуры и пытающихся возродить никогда не
существовавший культ Велеса и Перуна, поклонение древним ассирийским богам
выглядело вполне убедительно. Молодые люди нуждались в объединяющей идеологии,
дающей им уверенность в собственной значительности и нужное(tm), заменив
выродившийся и давно забытый комсомол, да и гипнотический взгляд «великого
жреца» в сочетании со сладковато пахнущей травкой делал свое дело.
Огромной удачей для Ашота оказалась встреча с двумя
глухонемыми наркоманами, братьями-близнецами. Он перевел их с самодельного
опиума, на котором они медленно умирали, на сильнодействующий синтетический наркотик
и полностью подчинил их своей воле, превратив в послушных и нерассуждающих
зомби. Под действием гипнотического внушения, усиленного очередной дозой,
глухонемые, одетые в развевающиеся белые балахоны поверх бронежилетов, послушно
играли роль златолицых, выполняя любые, самые дикие приказы хозяина. Равнодушие
к опасности, нечеловеческая жестокость и странный автоматизм движений этих
живых роботов так пугал и обескураживал всех, кто с ними сталкивался, что
златолицые, практически не встречая сопротивления, расчистили Ашоту путь к
вожделенной сделке с Киргизом.
В промежутках между «сценическими выступлениями» Ашот держал
их взаперти, как диких зверей.
С помощью своих ручных чудовищ, наркотиков и мистического
страха новоявленному жрецу удалось не только сплотить и усилить ассирийскую
группировку, но и обезглавить в буквальном смысле несколько крупных мафиозных
кланов. Его конечной целью было захватить огромную партию наркотиков, на
которую уже нашелся крупный покупатель, но Киргиз оказался Ашоту не по зубам,
операция сорвалась, а потом уже все пошло вразнос.
Вышли из-под контроля глухонемые ассистенты, и уцелевшая
после сражения с Киргизом ассирийская молодежь взбунтовалась против своего
великого жреца...
«Ничего, — думал Ашот, улепетывая по сырым и темным подземным
коридорам, — ничего, пусть не удалось захватить киргизскую дурь, но эта
статуэтка тоже стоит огромных денег, а покупателя на нее найти — еще легче, чем
на наркотики...»
И Ашот любовно прижал к груди статуэтку львиноголовой
Ламашту.
* * *
Маркиз снова надавил на кнопку звонка.
Наконец за дверью послышалось шлепанье босых ног по
линолеуму, и страдальческий женский голос осведомился:
— Кого черт принес?
— Это Катя? — вежливо спросил Маркиз. — Мне
бы с Нелли поговорить!
— Нелька, это к тебе! — крикнули за дверью, и
защелкали отворяемые запоры.
На пороге стояла сонная рыхловатая блондинка, с опухшим по
утреннему состоянию лицом, в остатках вчерашнего макияжа и в длинной белой
футболке вместо одежды. Переступая по полу босыми полными ногами, блондинка с
интересом окинула Маркиза взглядом, снова крикнула через плечо: