Светлая сторона Луны - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Дорош cтр.№ 132

В свои апартаменты я вошел сам, мысленно смакуя это слово «апартаменты». Не слишком ли мудрено для простого плутонца? Сколько времени прошло с тех пор, как мы ютились в катакомбах и гордо называли комнатой клетку четыре на четыре шага?

Кресло, ставшее уже привычным, — упасть в него и замереть, сосредоточившись на своей боли. Я не сразу заметил свою пленницу. Она лежала под одеялом на единственной кровати, свернувшись калачиком, спиной ко мне. Сразу же вспомнился друид, дравшийся за нее, и то, как она поступилась свободой, чтобы он остался жив, не колеблясь, ничего не обдумывая. Нет, ради постороннего, даже ради просто друга на такие жертвы не идут. Опять всплыла ярость. Я почувствовал прилив сил. Похоже, эмоции питают меня. Наверно, точно так же это происходило у той же Тайви, когда опасность угрожала ее возлюбленному, да и у всех познавших таинства.

Я встал на ноги, чуть пошатываясь, двинулся к кровати. Девушка вздрогнула, когда моя правая рука легла на ее плечо. Левой я все так же не чувствовал. Резко развернул ее к себе лицом и наконец увидел в больших синих глазах следы страха. Ее самообладание дало трещину здесь, среди врагов, где ее безопасность измерялась моей милостью.

— Не смей! — зашипела она подобно рассерженной кошке, когда я сдернул одеяло.

Увы, я не заметил ее одежды, грязной, изорванной, по сути — груды тряпья, которая валялась возле кровати. Она лежала обнаженная, со взглядом затравленного зверька, и от этого я испытал не радость, а какое-то другое чувство. Захотелось оказаться подальше, и чтобы мы с ней встретились по-другому, и чтобы не было этого друида, которому, наверно, не дают оружия, потому что он и с голыми руками сущий зверь. И я не сразу заметил маленький кинжал, острие которого так уютно устроилось под полушарием левой груди с маленьким, аккуратным соском.

Она не могла соревноваться с тем, кто постиг науку Марса. Я вырвал это смешное оружие, которое и пустить-то в ход можно только против себя, раньше чем она моргнуть успела. Боль пронзила правую ладонь. Лезвие все-таки оказалось острым. Швырнул кинжальчик в угол, одновременно отворачиваясь. Мое лицо горело. Отчего бы это? Мало ли я голых женщин повидал за свою жизнь.

— Дура! — Мой голос дрожал от ярости. — Ты же пораниться могла! Ничего не грозит твоей чести! Хотя не понимаю, как в том, чего ты боялась, может быть честь или бесчестье, если ты не можешь на это повлиять, — добавил я уже тише.

Обернулся. Она укуталась одеялом по самый подбородок, но во взгляде уже не осталось страха, скорее, какое-то понимание. Присел на край кровати. Кровь пульсировала в висках, живот болел так, что хотелось согнуться пополам и замереть в этой позе.

— Здесь тебя никто не тронет, — выдавил я из себя. — Но не выходи из моих комнат. Поняла?

Она медленно кивнула. Я смотрел на нее как завороженный. Наверно, правильнее было бы сказать «пялился». В голове лениво шевельнулись две мысли. Первая — что она враг, а враг всегда жаждет мести. Нельзя оставаться наедине с ней в таком состоянии. Если я потеряю сознание, ей хватит просто сходить в угол за своим кинжальчиком и перерезать мне горло от уха да уха. А вторая — что можно было бы напиться ее крови и восстановить силы, как я уже делал не раз. Но последнюю я тут же отбросил. Почему-то стало противно даже думать об этом процессе, бывшем раньше для меня таким естественным, а тем более с ее участием в качестве жертвы.

Она смотрелась так трогательно под одеялом, вышитым волками и воронами, с растерянностью, сменившей страх в таких ярких глазах, с растрепанными волосами. Наверно, она решила, что эти комнаты выделены ей в качестве тюрьмы, потому и разделась. А потом ввалился я и напугал бедную девушку до смерти. Захотелось прикоснуться к ее волосам, поправить, просто погладить, чтобы ощутить их мягкость. Кажется, я даже протянул руку, а потом тело сообщило мне, что нельзя так себя истязать. Почувствовал, что падаю. Ковер смягчил удар. Мои глаза закрылись.

* * *

Несколько суток я провалялся в бреду. Иногда казалось, что слышу голоса. Чаще всего — голос моей пленницы, имени которой я так и не узнал. Иногда — моей сестры и Грешника. А однажды до так и не прояснившегося сознания донесся лязг железа и крик Хорена:

— Назад, ублюдки! Еще шаг — поднимем всех на копья.

И ни разу не услышал я голоса моей матери, не почувствовал ее присутствия. Наверно, это слабость, но так хотелось, чтобы в числе ухаживающих за мной оказалась и она, хоть ненадолго стать для нее не оружием, которое бьет наверняка, а сыном. Да, маленькие плутонцы грезят вечерними сказками, могучими, но заботливыми руками отца и нежными — матери. Маленькие плутонцы вырастают без всего этого, но очень долго не могут избавиться от детских грез.

Были моменты, когда мне казалось, что левой руки у меня больше нет, а случались и такие, когда я хотел бы, чтобы ее не было, потому что боль в ней невозможно было терпеть. И тогда приходили ее прикосновения, несущие облегчение. Ее маленькие ладошки дарили покой, прогоняли боль. А может быть, это были отголоски моего бреда?

Сколько это продолжалось? Дни, может быть, недели? Хотя нет, организм высшего восстанавливается быстро, а у меня все-таки не было открытых ран. Пришел в себя, потому что в комнате стало тихо. Эта необычная тишина и разбудила меня. Рука повиновалась, боли нигде не осталось, я чувствовал себя здоровым и полным сил.

Окинул комнату быстрым взглядом. Никого. Вскочил на ноги. Так приятно чувствовать себя полным сил, здоровым. Остальные комнаты тоже пусты. За дверью слышались какие-то голоса. Я быстро оделся. Мое оружие лежало на столе. Прицепил меч к поясу, взялся за топор и тут услышал за дверью ее голос:

— Не смей!

В нем не было страха — скорее, гнев и растерянность. Я тут же ринулся туда. Выскочил и замер. Двое гвардейцев, охранявших мои покои, были прижаты к стенам, у их шей красноречиво поблескивали мечи. Я узнал в их противниках двух молодых сокрушающих врагов. А еще двое были рядом с моей пленницей. Один, невысокого роста, держал ее за руку, второй стоял рядом и маслено ухмылялся. Меня они не заметили.

— Ну чего ты, красавица, с тебя не убудет, а нам приятно, — сказал коротышка.

— Руку убрал, — процедил я сквозь зубы.

Северяне-перебежчики растерялись. Ну, конечно, по их обычаям, женщина и человеком-то полноценным не считалась. А уж пленница, по сути — рабыня, ее обидеть мог каждый.

— Да что ты, конунг! — Тот, который держал ее за руку, осклабился. — Ну не убудет же с нее. Мы — твои воины, а она — пленница.

— Руку убрал, а то отрублю, — проигнорировал я его реплику.

Все четверо попятились. Мои гвардейцы тут же прикрыли меня с двух сторон, поднимая оружие. Молокососы уже поняли, что игры закончились. Сейчас они лихорадочно соображали, что делать. В моих глазах они прочли, что пощады не будет. По незнанию или по глупости посягнули они на то, что принадлежало мне.

— Оружие на землю, носом к стенке, — приказал я.

— Руби его! — крикнул тот, который приставал к моей пленнице, — видимо, главный.