— Прилив смоет наш замок в море, — сказала Кара.
— Нет, не смоет, потому что мы выроем глубоченный ров и вся вода уйдет в него.
— Если прилив поднимется выше замка, то все равно его смоет. Как у короля Кнуда.
[6]
Николас обдумал ее слова.
— Ничего, какое-то время он постоит.
Это был один из тех дней, которые запоминаются на всю жизнь. Вирджиния представила, как ее дети, уже совсем взрослые, будут предаваться ностальгическим воспоминаниям.
Там была бухта с заброшенным коттеджем, и ни одной живой души — только мы. С нами были две собаки, а тропинка оказалась такая крутая — чистое самоубийство.
А кто показал нам пляж?
Юстас Филипс.
Но кто он был такой?
Не помню… кажется, фермер, он жил где-то по соседству.
Некоторые детали будут вызывать яростные споры.
Там был ручей.
Нет, водопад.
Нет, ручей — прямо в середине пляжа. Я прекрасно помню. Мы перегородили его, построив дамбу из песка.
Но водопад тоже был. А мне купили новую лопатку.
В прилив они купались: вода была чистая и соленая, зеленая, очень холодная. Вирджиния забыла купальную шапочку, и ее темные волосы облепили голову, а тень на каменистом дне напоминала силуэт диковинной рыбы. Придерживая Кару, она качалась на воде, зависнув между небом и морем, ослепленная солнцем и солеными брызгами; воздух рассекали крики чаек, и шелестели, разбиваясь о берег, волны.
Вирджиния совсем окоченела. Дети же ничуть не замерзли, так что она оставила их с Юстасом и выбралась на берег, усевшись на сухой песок выше линии прилива.
Она сидела прямо на песке, потому что не захватила ни пляжного коврика, ни больших купальных простыней. У нее не было расчески и помады, не было бисквитов, вязанья, термоса с чаем, не было теплого свитера. Не было сливового пирога или шоколадного печенья, денег, чтобы заплатить за катание на ослике или порцию мороженого.
Кара, стуча зубами от холода, вылезла из воды и уселась рядом с ней. Вирджиния закутала ее в полотенце и ласковыми движениями стала вытирать.
— Такими темпами ты скоро научишься плавать.
Кара спросила:
— Сколько сейчас времени?
Вирджиния посмотрела на солнце.
— Думаю, около пяти… Точно не знаю.
— Мы еще не пили чай.
— Не пили. И, наверное, не будем.
— Мы пропустим чай?
— Один разок можно. Просто пораньше поужинаем.
Кара скорчила недовольную гримасу, но возражать не стала. Николас, однако, страшно возмутился, когда узнал, что Вирджиния не захватила для него никакой еды.
— Я хочу есть!
— Мне очень жаль.
— У няни всегда была с собой куча еды, а у тебя ничего нету!
— Знаю. Я забыла. Мы так спешили, я совсем забыла про печенье.
— Тогда что я буду есть?
Юстас, весь мокрый, как раз вылезал на берег, и услышал последнюю фразу.
— В чем дело?
Он остановился поднять полотенце.
— Я проголодался, а мама не взяла ничего поесть.
— Надо же! — без всякого сочувствия ответил Юстас.
Николас смерил его долгим оценивающим взглядом, развернулся и в угрюмом молчании побрел обратно к своему песочному замку, но Юстас поймал мальчика за локоть, мягко вернул назад и, прижав его к своим ногам, с отсутствующим выражением на лице стал тереть полотенцем — словно одну из своих собак.
Вирджиния поспешила утешить сына:
— Все равно нам скоро ехать.
— Почему? — спросил Юстас.
— Я думала, тебе пора доить коров.
— Берт их подоит.
— Берт?
— Он был сегодня в Пенфолде, вычищал стойла в конюшне.
— Ах да!
— Когда-то он работал у моего отца, теперь удалился на покой, но приходит ко мне дважды в месяц по воскресеньям, помогает на ферме. Ему это нравится. Миссис Томас угощает его обедом, а у меня появляется несколько свободных часов.
Николаса начала раздражать их болтовня. Он вывернулся из рук Юстаса и обратил к нему свое разозленное лицо.
— Я хочу есть!
— Я тоже, — сказала Кара не так зло, но настойчиво.
— Ну-ка, послушайте, — сказал Юстас.
Они прислушались. За шумом прибоя и криками чаек возник новый звук — мягкое постукивание мотора — дррр-дррр-дррр, — приближавшееся к ним.
— Что это?
— Скоро узнаете.
Звук стал громче. У мыса появилась небольшая лодка, белая с синей полосой, которая неслась по волнам, оставляя за собой пенный шлейф; коренастая мужская фигура пристроилась на корме. Дррр-дррр — лодка по дуге влетела в бухту, грохот мотора перешел в мерное урчание…
Они смотрели на нее во все глаза.
— Оп-ля! — сказал Юстас тоном фокусника, только что продемонстрировавшего сложный трюк.
— Кто это? — спросила Вирджиния.
— Томми Бассет из Порткерриса. Приехал проверить ловушки для лобстеров.
— Но печенья-то у него нет, — заметил Николас, никогда не забывавший о своих интересах.
— Нет. Но, возможно, есть кое-что другое. Что, если я сплаваю и узнаю?
— Хорошо. — Однако в их голосах сквозило сомнение.
Он отстранил Николаса и пошел по песку к воде, потом нырнул прямо в волну цвета павлиньих перьев и мощными размеренными гребками поплыл к покачивающейся лодке. Ловушки для лобстеров уже были на борту. Рыбак опустошал их и опускал обратно; потом он увидел приближающегося Юстаса и поднялся на ноги, наблюдая за ним.
— Здравствуй-здравствуй, мальчик! — громко воскликнул он.
Вирджиния с детьми смотрели, как Юстас ухватился за борт, задержался на мгновение, а потом рывком выбрался из воды и оказался внутри лодки.
— Он заплыл так далеко! — сказала Кара.
— Надеюсь, он не собирается притащить нам лобстера, — проворчал Николас.
— Почему?
— Потому что у лобстеров здоровенные клешни.
Тем временем в лодке разворачивалась какая-то дискуссия. Потом Юстас поднялся на ноги, и они увидели, что он держит в руках какой-то куль. Он нырнул в воду и поплыл назад, на этот раз медленнее, явно отягощенный своей загадочной поклажей. Это оказалась сетчатая сумка, из которой струйками выливалась вода; в ней плескалась дюжина блестящих макрелей.