Ущелье дьявола - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 54

— Нет, теперь уже нет, — прозвучал ее тихий голос, и она подняла к нему свое очаровательное личико.

И вдруг она взвизгнула:

— Ложь! Я все-таки ненавижу тебя!

И бросилась было бежать. Но, ступив три шага, она свалилась, как сноп, на землю и лежала без движений… Самуил не сделал к ней ни шагу. Он только произнес ее имя:

— Гретхен!

Она поднялась на колени и беззвучно протянула к нему руки с умоляющим видом.

— Так иди же сюда, — сказал Самуил.

Она потащилась к нему ползком, цепляясь за растения.

— У меня нет больше сил, — простонала она. — Подними меня.

Он наклонился, взял ее за руки и поставил на ноги.

— О! Какой ты сильный! — воскликнула она, как бы гордясь им. — Дай мне взглянуть тебе в лицо.

Она положила руку к нему на плечо и откинула голову, словно не могла им налюбоваться.

— Ты прекрасен! — сказала она восторженно. — Ты имеешь вид властителя ночи.

Ее движения были мягки, а голос звучал невыразимой лаской и негой. Сначала в борьбе этой невинной души чувствовался скорее ужас, чем искушение. Но Самуил начал сам терять хладнокровие и проникаться страстью этого пылкого сердца.

Вдруг Гретхен обвила руками его шею и, поднявшись на цыпочки, прижалась лбом к его щеке. Он крепко прижал свои губы к ее губам.

Поцелуй этот огнем пробежал у нее по жилам, и она вся затрепетала, потом, вырвавшись из его объятий, отскочила назад с гневным, сдавленным криком:

— О, я бесчестная! Я нарушаю свой обет! Нет, лучше умереть.

Она быстро подняла блестевший на траве нож и ударила им себя в грудь.

В ту же минуту Самуил схватил ее руку. Удар был ослаблен, но все же кровь брызнула из раны.

— Несчастный ребенок! — сказал Самуил, отнимая у нее нож. — Хорошо, что я вовремя удержал тебя. Ну, ранка пустяшная.

Гретхен, казалось, не чувствовала боли. Она смотрела тусклым взглядом перед собой, мысли ее были далеко от действительности. Потом она провела рукой по волосам.

— Больно тебе? — спросил он.

— Нет, напротив, я чувствую облегчение. Как будто рассудок снова возвращается ко мне. Я теперь начинаю понимать все. Я знаю, что мне надо сказать.

Она залилась слезами и сложила руки в мольбе.

— Выслушайте меня, г-н Самуил! — начала она. — Пощадите меня, пожалейте меня! Видите, я у ваших ног. Я покорилась, ведь вы сильнее, если вы захотите я буду ваша, ну так пощадите же меня! В пощаде больше величия, чем в победе. О! Прошу вас, умоляю! К чему вам относиться ко мне со злостью? Ради минутного удовлетворения своего самолюбия вы готовы погубить всю мою несчастную жизнь! Что же станется потом со мной? Подумайте! Не бойтесь, что если вы меня не тронете сейчас, так я вас буду оскорблять потом. Ах! Подите вы! Это такой мне урок, который я не забуду до самой смерти! Я даже скажу все это графине Христине. Я поступлю так, как вы мне прикажете. Ведь правда, я привожу вам убедительные доводы? Вы сами теперь видите, что вам ни к чему мучить меня, ведь вы пощадите меня, Да? Я и так, у ваших ног, что же мне делать? Вы мужчина, а я даже не женщина, я еще совсем ребенок. Разве можно обращать внимание на то, что скажет или подумает ребенок? Разве можно губить его из-за одного неосторожно вырвавшегося у него слова? О, г-н Самуил, пощадите меня!

В тоне ее голоса слышалось такое отчаяние, такая безысходная скорбь, что Самуил почувствовал как бы смущение. Быть может, в первый раз за свою жизнь он колебался. Невольная жалость закралась к нему в сердце при виде глубокого отчаяния этой девственно чистой души, на которую его гордость собиралась наложить пятно, быть может, смертельное. К тому же, ведь она окончательно смирилась и покорилась ему. Ведь она была теперь вся в его власти. Она сама призналась, что ее жизнь была в его руках! Значит, он мог быть великодушным. Раз она сама отдавалась, так следовало пощадить ее.

К несчастью, Гретхен была так прекрасна, да и зелье продолжало действовать… Мало-помалу ее отчаяние перешло в какое-то изнеможение и бред, она взяла руки Самуила и начала покрывать их поцелуями, заключавшими в себе не одну только мольбу, она обращала к нему влажные, пламенные взоры.

— Ах! — сказала она, и странно звучали ее слова. — Торопись исцелить меня, а то после будет поздно!

— Хорошо, — отвечал он, устремив на нее пылкий, опьяненный, страстный взор, — хорошо, я излечу тебя. Я пойду принесу другое питье, которое успокоит волнение в крови и освежит тебя. Я иду.

— Да, да ступай, — говорила она, как во сне, а сама удерживала его. Губы произнесли: уходи! А взгляд говорил: останься!

Самуил попробовал уйти от нее.

— Неужели я не могу управлять своей волей? Ты покорилась, ты скажешь о том Христине. И довольно. Не надо бесцельного преступления! Прощай, Гретхен!

И, вырвавшись из объятий Гретхен, он бросился к скале.

— Ты уходишь! — жалобно и нежно простонала Гретхен.

— Ухожу, прощай!

Но едва очутился он у подножия скалы, как две руки нервно обхватили его, жаркие уста прильнули к его устам, и он почувствовал, что теперь уже не властен бороться с своей преступной страстью.

На следующий день, около четырех часов пополудни, Юлиус и Христина отправились гулять. Они только что вышли из замка.

— В какую сторону мы пойдем? — спросил Юлиус.

— Куда хочешь, — отвечала Христина.

— Ах, мне все равно, — проговорил Юлиус с каким-то ленивым равнодушием.

— Так поднимемся к Гретхен. Сегодня поутру она не приходила. Пришлось послать няню за ее козой. Меня это немного беспокоит.

Они пошли на мыс, на котором стояла хижина Гретхен. Христина обернулась и посмотрела на долину.

— Какая чудесная картина! — сказала она Юлиусу, показывая на реку и на далекие очертания холмов.

— Прекрасная, — сказал Юлиус, не поворачивая головы. Христина сделала вид, что не заметила скучающего тона мужа. Она подошла к хижине Гретхен. Дверь была заперта.

— Наверное, она в горах, пасет своих коз.

Христина заглянула под выступ скалы, куда Гретхен обыкновенно загоняла на ночь коз. Козы были там.

— Странно! — подумала она.

И, вернувшись к двери, она начала звать:

— Гретхен! Ты дома? Гретхен! Никакого ответа.

В ту же минуту со стороны долины донесся какой-то неопределенный гул. Юлиус и Христина посмотрели в ту сторону.

По неккарштейнахской дороге двигалась огромная толпа. Клубы поднявшейся пыли мешали разглядеть, что это были за люди. Время от времени слышались крики, пение, возгласы, прерываемые ветром. По-видимому толпа состояла из пятисот-шестисот человек.