Самое и веселое, и пикантное – эти неотесанные дикари
пользовались большим успехом у титулованных придворных шлюх, утонченных и
жеманных, поскольку недостаток изысканности – восполняли неутомимостью. Сварог
лишь похохатывал в кулак, читая иные донесения дворцовых шпиков. Придворные
щеголи, пораженные в самое сердце, отчаянно ревновали, злились и пытались хоть
как-то компенсировать свои афронты анекдотами о степных дикарях – но
рассказывали эти анекдоты, лишь убедившись, что означенных дикарей нет
поблизости. А о попытках вызвать на дуэль или хоть как-то выразить
неудовольствие публично и речи не шло – с тех пор, как один из ратагайцев по
приказу Сварога при большом стечении публики показал, что способна сотворить
степная плеть в опытной руке с манекеном в полном доспехе…
Посреди приемной маялся плюгавый человечек средних лет, в
мундире Министерства двора с убогими знаками отличия канцеляриста, с объемистым
мешком в руках. Табунщики таращились на него со столь кровожадной надеждой,
словно ожидали, что король все же прикажет прирезать эту чернильную душу у него
на глазах. Для исконного степняка чиновник находился примерно на той же
социальной ступенечке, что для горожанина – уличная шлюха или золотарь.
– Проверили укладку, г’дарь, – сказал старший. –
Одне гумаги.
– Все в порядке, – сказал Сварог. –
Пропустить.
И, не теряя времени, буквально затолкал канцеляриста в
кабинет. Спросил нетерпеливо:
– Ну, что принесли?
– Очень много, ваше величество…
– Вываливайте прямо на пол, – сказал
Сварог. – Вон на тот, у окна.
Он подошел вплотную к золоченой столешнице, подхватил стопу
бумаг, чтобы не свалилась на пол. Наскоро пробежал взглядом несколько
документов, писанных давным-давно выцветшими от времени чернилами. С довольной
улыбкой сказал:
– Ну что же… поздравляю вас, любезный, с канцелярии
советником. И это не предел, если разыскания ваши в этом направлении принесут
что-то новое, пойдете выше…
Чиновничек взирал на него стеклянными от преданности глазами
– счастливец, пятнадцать лет проскрипевший в нынешнем чине и вдруг прыгнувший
сразу через две ступеньки на третью, выражаясь военными аналогиями – из
сержантов в лейтенанты. Собственно говоря, на его месте мог бы оказаться кто
угодно, любой другой – но именно он подвернулся под руку и полностью оправдал ожидания
Сварога, дав нужные консультации и разыскав необходимые бумаги…
Новоиспеченный канцелярии советник еще покидал кабинет
спиной вперед, кланяясь через шаг и бормоча заверения в вечной и неколебимой
верности – а Сварог уже, забыв о нем, уселся за стол напротив окна. Придвинул к
себе принесенные бумаги – и несколько книг, лежавших на столе с утра.
Оказалось, что такой вот пропитавшийся чернилами и сургучом
канцелярский гриб иногда способен принести пользы больше, чем знатоки старинных
рукописей или опытнейшие шпики. Потому что во всякой профессии существовали
свои тонкости – и Сварог узнал от только что повышенного в чине массу
интересного.
Ему самому и в голову не пришло бы искать в этом
направлении. А меж тем…
С тех пор, как существуют бумага и чернила, архивы и
делопроизводство, бюрократическая машина работает неостановимо и усердно, по
своим собственным законам. Как выяснилось, даже секретнейшие миссии, вроде
поездки Асверуса в провинцию Накеплон, обрастают массой не особенно и секретных
бумаг, оседающих опять-таки не в личных королевских хранилищах, а в архивах
самых безобидных и незначительных ведомств…
Асверуса в его поездке сопровождали две дюжины гвардейцев –
следовательно, все они были внесены в приказ об откомандировании, каковой
преспокойно пылился более ста лет в архиве Квартирмейстерского департамента
штаба Гвардии. Каждому из гвардейцев следовали прогонные деньги, кормовые,
фуражные – о чем опять-таки остались бумаги в соответствующем департаменте
Казначейства. Кроме гвардейцев, с графом отправилось еще и три десятка
мастеровых Золотой, Серебряной и Железной гильдий – а это опять-таки оставило
уйму бумаг как в гильдейских архивах, так и в полицейских: всем требовались по
всей форме выписанные подорожные, а также прогонные-кормовые-сверхурочные.
Вьючных лошадей предоставило Конюшенное ведомство – снова стопа бумаг, осевших
в архивах означенного ведомства. Три инженера из Сословия Циркуля – снова
обширная деловая переписка, бумаги о выдаче денег. То же самое и касаемо
взятого в поездку медика. Наконец, повозки и снаряжение – еще одна охапка бумаг
в архивах Департамента карет и повозок…
Одним словом, многочисленные следы были разбросаны по доброй
дюжине самых прозаических архивов – как и донесения губернаторов, наместников и
бургомистров о том, что они встретили графа Асверуса, как надлежит встречать
обладателя подобной королевской бумаги, выполнив все распоряжения, и проводили
с почетом…
Сварог постепенно пришел к выводу, что у изощренной
бюрократии есть свои светлые стороны, как только что выяснилось. Не попадись
ему этот труженик чернильницы с его обстоятельными лекциями – так и топтался бы
на месте…
Итак, сказал он себе, начнем с самого начала. Сто двадцать
пять лет назад Латерана еще принадлежала Ронеро, именно здесь, а не в Равене,
была столица, и в этом самом дворце энергичной рукой правила молодая королева
Дайни Барг…
Он достал из-под груды бумаг овальный портрет на фарфоре
размером с ладонь, мастерски выполненный кем-то из знаменитых художников той
эпохи, всмотрелся.
На него задумчиво и лукаво смотрела синеглазая красавица с
бесценным ожерельем на шее – Сварог видел это ожерелье в сокровищнице
Конгера и узнал сразу. Золотистые локоны падают на обнаженные плечи, в волосах
алеют розы, на первый взгляд – беззаботная светская красотка, озабоченная
лишь флиртом и балами, но, присмотревшись, начинаешь узнавать в ней характер
дерзкий, независимый и чертовски волевой. Нечто вроде Мары, право же, есть
что-то общее, хотя они вообще с разных планет…
Итак, правила тогда в Латеране Дайни Барг…
Справедливости ради следует упомянуть, что она была не
вдовствующей или незамужней. Собственно говоря, Баргом был как раз ее супруг,
законный наследник трона, а сама Дайни – гланской принцессой, просватанной за
Горомарте и вышедшей за него замуж по всем правилам.
Тонкость в том, что означенный Горомарте на роль правящего
монарха не годился по причине полного отсутствия хоть малейшего интереса к
государственным делам, равно как и способностей к таковым. Молодой король знал
одну, но пламенную страсть – охоту во всех ее разновидностях: загонную,
облавную, псовую и соколиную, на хищного зверя и копытную дичь, на уток и
медведей, на горных гланских ящеров и даже сильванских мамонтов. И ничего более
для него на свете не существовало: живопись и скульптуру он коллекционировал только
в том случае, если она имела отношение к предмету страсти пылкой, баллады и
стихи читал тоже соответствующие, а если и случалось ему разделить походную
постель с придворной красоткой, то, как легко догадаться, исключительно из
числа сопутствовавших королевской охоте амазонок.