Только с дочерью - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Хоффер, Бетти Махмуди cтр.№ 62

Махмуди обнаружил, что не может выключиться из международной борьбы. Оставаться в стороне было практически невозможно. Его иранские друзья навязывали ему роль активиста, привлекали к организации демонстраций, использовали наш дом в качестве штаб-квартиры. Наши американские друзья и соседи, так же как и коллеги Махмуди, ожидали, а порою и требовали, чтобы он заявил о своей лояльности государству, обеспечившему ему достойный образ жизни.

Поначалу он колебался. Вдали от посторонних глаз он не скрывал своего ликования по поводу кризиса с заложниками, откровенно радуясь тому, что Америка продемонстрировала свое бессилие всему миру. Я ненавидела его за это, и мы шумно ссорились. Кроме того, он без конца возмущался американским эмбарго на поставки оружия в Иран. Утверждал, что это чистой воды мошенничество – мол, Америка попросту действует через третью страну, взвинчивая цены.

Тут случилось нечто странное. Некоторое время тому назад у Махмуди завязалась тесная дружба с доктором Моджаллали, нейрохирургом из Ирана. Поскольку доктор Моджаллали получил образование в Иране, то у него не было лицензии на медицинскую практику в Америке. Он работал лаборантом. Однако Махмуди относился к нему со всем уважением коллеги, и они дружно работали со студентами. Внезапно их отношения охладели. Махмуди не желал даже разговаривать с доктором Моджаллали, отказываясь объяснить мне причину.

В больнице Махмуди занял нейтральную позицию. И хотя он по-прежнему позволял иранским студентам собираться у нас дома, но пытался скрывать эти встречи и старательно избегал разговоров о политике, утверждая, что порвал с «Группой обеспокоенных мусульман». В больнице он полностью сосредоточился на работе.

Но урон уже был нанесен. Он слишком широко разрекламировал свои взгляды, благодаря чему стал легкой мишенью для каждого, кто в него метил.

Напряженность достигла кульминации, когда второй анестезиолог обвинил Махмуди в том, что тот пренебрегает своими обязанностями во время операции – он-де надевает наушники и слушает свой коротковолновый транзистор. Я вполне могла в это поверить. С другой стороны, я была хорошо знакома со спецификой профессии Махмуди. Мы с Махмуди безбедно жили на высокую зарплату анестезиолога, что вызывало откровенную зависть. Вероятно, коллега Махмуди, который тоже не перетруждался и не бедствовал, усмотрел для себя возможность самоутвердиться и воспользоваться ситуацией к собственной выгоде.

В результате этого противостояния больничный персонал разделился на два лагеря. Не вызывало сомнений, что нынешнее положение дел будет только ухудшаться, учитывая кризис с заложниками, который перерос в затяжной, неутихавший скандал.

К концу этого сложного года Махмуди оказался между двух огней, уязвимый как для одной, так и для другой стороны.

На Рождество мы отправились в Мичиган погостить у моих родителей. После предельного напряжения в Корпус-Кристи это была благодатная передышка. Родители устроили замечательный праздник; Джо, Джон и малютка Махтаб получили множество подарков. В течение праздничных, наполненных блаженным бездельем дней я размышляла о том, как бы нам выпутаться из неприятностей в Корпус-Кристи. Махмуди любил Мичиган. Согласился бы он сюда переехать, если бы подвернулась работа? И есть ли для этого какие-нибудь перспективы? Я знала: стоит ему встретиться с некоторыми из своих бывших коллег, как неизбежно зайдет разговор о работе; и в один прекрасный день я предложила:

– Почему бы тебе не навестить старых друзей в Карсон-Сити?

При этих словах Махмуди просиял. Наконец-то ему представится возможность поговорить о делах в спокойной обстановке, где никто не знает о его сочувствии Ирану. Из Карсон-Сити он вернулся воодушевленный и полный энтузиазма и замыслов – в Мичигане его тяжелое наследие забудется. Он радостно сообщил мне о предложении одного из врачей: «Слушай! Я знаю человека, который ищет анестезиолога».

Махмуди позвонил этому человеку, анестезиологу из Алпины, и тот пригласил его на собеседование. События развивались со стремительной быстротой. Мы с Махмуди, оставив детей с родителями, вскочили в машину и отправились в трехчасовое путешествие.

Шел снежок, темно-зеленые ели стояли в белом праздничном убранстве. После трех лет в жарком, голом Техасе от этого великолепного зимнего пейзажа захватывало дух.

– Как мы могли отсюда уехать? – вслух недоумевал Махмуди.

Алпинская больница была расположена в сказочном месте. Передний план составляли современные здания, стоявшие ансамблем в укутанном снегом парке. Под елками беспрепятственно разгуливали вперевалочку канадские гуси. Дальние, мягкие очертания холмов создавали умиротворяющий фон.

Собеседование прошло гладко. Здесь, в Алпине, срочно требовался второй анестезиолог. В конце разговора второй доктор улыбнулся и протянул руку со словами:

– Когда бы вы могли приехать?

Прошло несколько месяцев, прежде чем мы уладили свои дела в Корпус-Кристи. Махмуди до того не терпелось перебраться в Алпину, что несколько раз в середине мягкой техасской зимы он включал кондиционер, чтобы можно было жарко растопить камин. Это напоминало ему Мичиган. Мы решали предшествовавшие переезду задачи, находясь в прекрасном настроении. Мы вновь стали единым целым, стремившимся к осуществлению общей цели. Махмуди сделал свой выбор: он будет жить и работать в Америке. Он американец и останется таковым.

Мы продали дом в Корпус-Кристи, правда, сохранили за собой другой дом, купленный с целью вложить деньги и укрыться от налогов. И к весне мы уже были в Алпине, всего лишь в трех часах езды от моих родителей и за тысячи миль от Ирана.

Алпина находилась за тридевять земель от убогой квартиры, в которой я сейчас была заточена. За тридевять земель находились и мама с папой, Джо и Джон. За тридевять земель находилась Махтаб!

Неужели она у Маммаля и Нассерин? Я надеялась, что нет. Я надеялась, что она находится при ком-то, кого знает и любит и кто любит ее. А что, если она у Амех Бозорг? При этой мысли я содрогнулась. О, как же я плакала по моей малышке!

Одна, запертая на целый день в своей одиночной камере в бесконечном ожидании известий о Махтаб, я начала опасаться за свою психику. В слезах, отчаянии и душевной муке я последовала собственным же наставлениям – тем, что давала Махтаб. Когда тебе одиноко, надо молиться. На самом деле ты не одна.

Я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Милостивый Боже, помоги мне! – начала было я… однако мой измученный ум утерял мысль, и я вдруг ощутила острое чувство вины. Я пренебрегала религией в течение многих лет и обратилась к Богу за помощью, лишь оказавшись заложницей в чужой стране. С какой стати он должен теперь мне внять?

Я попыталась еще раз. Я уже не молилась о том, чтобы мы с Махтаб вместе вернулись в Америку. Я просила только об одном – чтобы Господь нас воссоединил. Милостивый Боже, говорила я, помоги мне вернуть Махтаб. Защити и утешь ее. Покажи ей, что любишь ее и печешься о ней, и не дай ей разувериться в моей любви. Помоги мне найти способ вернуть ее обратно.