— Идет, Александр Васильевич.
— Тогда успехов… — я поднимаю руку в приветственно-прощальном жесте. Успехи теперь действительно ожидаются.
Мы спускаемся по лестнице. Стельмах стоит у входной двери с парой своих подчиненных и о чем-то оживленно переговаривается с ними, дымя сигаретой.
— Ну что, майор, все в порядке?
— В какой-то мере, да. Но, скорее, по моему расследованию, чем по твоему. Сержант к вчерашнему ограблению не причастен — это я тебе говорю со всей ответственностью.
— Забираешь его с собой? — интересуется он, глядя на моего спутника.
— Обязательно, — заверяю я его.
— Может сопровождающего дать? — капитан вопросительно смотрит на широкоплечего вэвэшника.
— Обойдемся как-нибудь. Но за предложение спасибо.
На улице пусто. Даже моторизованные топтуны куда-то подевались. Пешеходам, спешащим по своим делам, нет никакого дела до двоих медленно прогуливающихся по городу мужчин.
— Я так понимаю, что вы меня знаете? — нарушает молчание Сухорук-младший.
— Вас — нет. А вот с вашим отцом нам пришлось заниматься одними и теми же проблемами. Однако не буду изображать из себя графа Монте-Кристо — я майор Лукин Александр Васильевич. Контрразведка.
— Очень приятно. — Мой собеседник кривит губы в весьма искусственной улыбке. — Чем обязан?
— Я вижу, доверять ты мне не склонен, — начинаю я таинственный обряд вербовки.
— Честно говоря, не очень, — угрюмо цедит он.
— Благодарю за откровенность. Я почему-то так и подумал.
— Мой отец был убит. Потому что занимался этим делом. Генерал Рыбаков тоже получил пулю в голову. Из-за того, что что-то знал о нем.
— Ты знаешь что?
— Не знаю. А знал бы, не сказал. Вы называете мне первое попавшееся имя, говорите, что работали с моим отцом, и я должен вам верить? Чего вдруг?
— И все-таки желательно. Поскольку кому-то тебе верить надо. Или ты хочешь сказать, что у дома Рыбаковых прогуливался просто для того, чтобы подышать свежим воздухом?
— Может быть и нет. Вам-то что?
— Мне-то, как раз, что. К дому Николая Михайловича ты пришел по делу. Тебе нужен был генерал Рыбаков. Твой отец погиб перед встречей с ним. А сам он был убит как раз в то время, когда у него была назначена встреча с твоим отцом. Но ты, насколько я понимаю, не знал об этой смерти. А вот об опасности, грозящей твоему отцу, знал. И ещё кое-что знал. Иначе зачем тебе было сюда ходить?
— Предположим, что вы правы. Что из этого следует?
— Только то, что ты ходишь над пропастью с закрытыми глазами и старательно пытаешься их не открывать. Информация, из-за которой погиб подполковник Олег Георгиевич Сухорук, настолько опасна, что вопрос о том, убивать тебя или нет, перед теми, кто отдавал приказ об уничтожении подполковника Сухорука и генерала Рыбакова — а список жертв в этом деле можно продолжать! — просто не стоит. Ты смертник. Понимаешь, смертник!
— Не надо меня пугать. Я не из пугливых, — огрызнулся юноша.
— Это радует. Но ничего не боятся только мертвецы и дураки. Надеюсь, что к ним ты тоже не относишься. Храбрость в этом деле — не довод. Точнее, довод, но не решающий. Понять, кто в нашей игре догоняет, а кто убегает — невозможно. Здесь ты имеешь дело не с человеком, даже не с бандой, а с великолепно отлаженной надгосударственной, возможно, транснациональной структурой. Понимаешь, о чем я говорю?
— Честно говоря, не совсем. — Во взгляде младшего сержанта недоверие сменяется живым любопытством.
— Хорошо, постараюсь объяснить. Извини тебе придется набраться терпения. Надеюсь, ты понимаешь, что все словечки типа «империализм», «коммунизм» и иже с ними, — это всего лишь пустое сотрясение воздуха, никакого реального смысла в себе не несущее?
— Положим, — усмехается он.
— Положим. Все эти и другие, тому подобные теории создаются лишь с одной, но весьма практической целью — загнать людские потоки в то или иное контролируемое русло. Ни одно государство, со времен изгнания населения из первого государства — Эдемского сада, ни для одного реального конкретного индивидуума ничего не сделало. Причем, вовсе не от того, что здесь есть чей-то злой умысел. Просто интересы каждого человека в отдельности и государства в целом кардинально противоположны. Каждый из нас по натуре своей индивидуалист. Прости за очередного «-иста» — это все издержки терминологии… Говоря без околичностей: каждому из нас хочется, чтобы ему и тем, кто находится рядом с ним было хорошо, вне зависимости от каких бы-то ни было политических, национальных, экономических, религиозных и любых других раскладов, которые только могут прийти в голову. Чем дальше от тебя, как от эпицентра, находится то или иное событие, чем меньше оно с тобой соотносится, тем меньше оно тебя волнует. Нужен пример? Пожалуйста! Генерал Рыбаков был замечательным человеком и выдающимся разведчиком. Его смерть причинила бездну горя семье, она больно ранила нас, работавших под его началом, вызвала живое сочувствие у тех, кто его знал, дежурные фразы в официальном некрологе и абсолютное равнодушие у встречных прохожих. Как я понимаю, она же послужила поводом для радости у тех, кто был врагом Николая Михайловича. И так со всеми и во всем. Но я о другом. Для поддержания людских масс в повиновении государство неминуемо порождает доктрины, объясняющие направление движения потока и властные структуры, надзирающие за тем, чтобы всяк отдавал, что с него спрошено и из общего потока не выбивался. Это понятно?
— В общих чертах, да, — морща лоб, согласился Сухорук-младщий.
— Конкретизируем как-нибудь в другой раз. Так вот, чем выше над общим потоком в той или иной структуре стоит человек, тем яснее он понимает, если, конечно, способен что-то понимать, абсурдность всех тех теорий и доктрин, которые он призван охранять и проводить в жизнь. Вообще же, юридические законы — это единодушное требование овец идти на шашлык на общих основаниях с пастухами и их собаками. Это относится к любому обществу, к любой политической системе. Когда теории и условности отступают на задний план, вступает в силу то, что в данном случае только и имеет смысл. Это общность интересов. Следовательно, ни подданство, ни политические ориентации здесь не играют никакой роли. До определенного момента все эти байки, эта жвачка для бедных помогает держать народы в повиновении, но только до определенного момента. Потом они начинают мешать бизнесу. Бизнесу с большой буквы. Не торговле, а делу. Тогда-то и возникают надгосударственные транснациональные, прости за идиотское словечко, картели. Людям, которые играют в эти игры, нет нужды в бухгалтерских формальностях в оформлении таких союзов. Им не нужно давать рекламу и устраивать презентации. Здесь свои правила. Это игра на вылет. Итак, вот мы: я, мои друзья, твой отец, наш генерал, отчасти ты сам — стоим на пути такого картеля. Одно неверное движение, и от нас оставят только воспоминание. Это не шутки. Попытайся понять. Я не могу предоставить тебе в доказательство ничего, чего не могли предоставить тебе наши враги. Тут крыть нечем. Но постарайся понять также другое. Твой отец был великий спец своего дела. Информации, которую он собрал, нет цены. За это его и убили. Кто? Мы пока не знаем. Но узнаем, в этом можешь не сомневаться. Убийцу генерала Рыбакова сегодня, считай, нашли.