Воронья стража - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Свержин cтр.№ 65

Случилось так, что в пору, когда Одиль уже стала совсем девушкой, о ее участи прознал младший брат, родившийся год спустя. Он несказанно обрадовался, обретя никогда не виданную прежде сестру. Прошу прощения, мессир, но совсем не так, как обрадовался подобному же известию ваш брат. Нет, сей юноша, носивший имя Гуго, воспылал желанием вернуть сестре положенное ей по рождению. Он пригласил ее в замок Оберн, где в тот момент находился и его нечестивый отец.

И вот как-то, стоя на башне, с которой открывался вид на дорогу, герцог увидел роскошную процессию, приближающуюся к замку. Он спросил у суровых воинов, составлявших его свиту, кто это едет с такой пышностью. Тогда Гуго выступил вперед и сказал ему: “Мой отец и господин! Это едет ваша дочь Одиль, спасенная для вас и проживавшая все эти годы в монастыре Жен Мироносиц!” Однако весть о давнем ослушании так разгневала Атальрика, что, схватив железный скипетр, он с размаху опустил его на голову несчастного сына. Да так, что тот вскоре скончался! – Брат Адриен вздохнул, делая паузу и давая мне возможность во всей полноте ощутить драматизм ситуации.

Признаться, я не мог полностью оценить житейскую драму владыки Эльзаса, поскольку единственной мыслью, мелькнувшей в этот момент у меня в голове, была: “Как хорошо, что сию душещипательную байку не слышит Лис, поскольку его комментарии касательно Ивана Грозного с его сынулей, контактных линз и прочая, несущаяся стремительным потоком галиматья, наверняка бы лишили меня возможности держать подобающее случаю, постное выражение лица. Между тем удовлетворенный молчанием единственного слушателя священнослужитель напевно продолжил назидательное повествование:

– Трудно передать отцовское горе, когда узрел он, что в приступе гнева содеяла его рука! Устыдившись, скорбя душой, герцог Атальрик принял в своем доме родную дочь, как то положено по законам человеческим и божеским. Долго убивалась смиренная Одиль из-за смерти брата, но все же, живя под кровом отца, ничем не желала вызвать его гнев. Так длилось вплоть до той поры, когда Агальрик решил выдать юную принцессу за некого германского князя. Праведная девушка наотрез отказалась выходить замуж за кого бы то ни было, заявив, что с малых лет почитала себя невестой Христовой. Гнев отца, как вы, конечно, догадались, был необычаен, и боголюбивая девица сочла за лучшее спастись бегством от грозного тирана. Переодевшись нищенкой, лишь чуть забрезжил утренний свет, она бежала из Оберна в горы.

Но даже там, среди скал и дикого леса, ей не было покоя. Взбешенный Атальрик и постылый жених снарядили погоню, точно охотились на трепетную лань. Среди мрачных скал и поросших мхом камней настигли нечестивцы обессилевшую Одиль. Но та, укрепясь в вере, вознесла молитву к Господу, и камни сомкнулись вокруг нее, словно нерушимые ворота, скрыв кроткую беглянку от безжалостных злодеев.

Пораженные и смущенные свершившимся чудом, герцог Эльзасский и его несостоявшийся зять пали на колени, моля Всевышнего о прощении. Тогда скалы вновь расступились, явив взору живую и невредимую Одиль, стоящую с молитвенно сложенными на груди руками. Видение сие так поразило Атальрика, что стал он на путь благочестия. И, уступив ордену бенедиктинцев крепость Альтитона, смиренно удалился в Оберн, где и провел все свои дни, вплоть до последних, в служении Господу и праведных трудах. Одиль же стала настоятельницей монастыря и сотворила еще немало чудес. К тому же она обладала даром ясновидения и излечивала больных наложением рук, так что после благоуханной кончины ее никто и не подумал усомниться в святости этой дамы, слывущей ныне покровительницей Эльзаса.

Брат Адриен многозначительно прикрыл глаза, явно намереваясь перейти от поучительного рассказа к прикладной морали.

– Преподобный отче, – давая голосовым связкам кладезя священной премудрости возможность отдохнуть, начал я. – Должно ли мне понимать ваши слова как указания на то, что вы планируете словом Божьим сокрушать стены Тауэра? Не забудьте меня предупредить! Я не премину лично присутствовать на столь великолепном… – признаться, язык так и норовил произнести “шоу”, но уважение к сану, а более того, приятельское отношение к его носителю заставило подыскивать иное словцо, – священнодействии.

– Увы мне! – развел руками брат Адриен. – Хотя вера моя сильна, но грехи, присущие всякому смертному, не позволяют надеяться на столь благостное разрешение сей многотрудной проблемы. Но я, признаться, хотел говорить совсем о другом: конечно, чудо – прекраснейший образчик всемогущества Божьего, но было бы самонадеянно искать себе Господа в сообщники. Однако вы не можете отрицать, что пример святой Одиль недвусмысленно свидетельствует, что побег, совершенный в нужное время, для обращения закоренелого язычника значит порою более, чем самые убедительные и благочестивые проповеди!

Длинные пальцы брата Адриена в такт словам неспешно перебирали четки, и мне невольно вспомнилась дорога в Понтуаз, когда двух легких взмахов этим немудрящим приспособлением для отсчета молитв было достаточно, чтобы обезоружить и свалить наземь крепкого, испытанного не в одной схватке гасконского пистольера. Не сомневаюсь ни секунды, что стоило мне заорать: “Измена!” – и они змеей бы обвили мое горло, давая историкам будущего обширное поле для споров о том, какая нелегкая занесла гугенотского принца умирать в католическую часовню?

Впрочем, может, все эти ужасы мне только почудились?! Как ни крути – святое место! Да и лицо божьего человека в одеянии бенедиктинца было столь благостно… В общем, слава богу, я не собирался кричать “Измена!”.

– Итак, преподобный отче, вы предлагаете побег? – Мои руки сами собой сплелись на груди, что, по уверению психологов, означало закрытую позицию собеседника. – Отсюда, из Тауэра?

Веки брата Адриена неспешно опустились, и едва заметная улыбка обозначилась на красиво очерченных губах.

– Замеча-а-ательно! – Я прищелкнул пальцами. – Каким же, извольте узнать, способом?

– Мне отрадно сознавать, – тоном, полным отеческой любви, произнес речистый капеллан, – что сама мысль о том, чтобы заточенная в крепость пленница последовала примеру святой Одиль, не вызывает у вас противодействия. Что же касательно способа, то он прост. Завтра поутру, едва откроют ворота, Рейли приказал перевезти меня из Тауэра в иное место. Вы же знаете, я не дворянин и даже не аббат. Так что меня не подобает держать здесь. Повезут беззащитного монаха в обычной повозке и вряд ли станут ставить вокруг сильную охрану. Один-два человека, не больше. Еще, конечно, кучер, но он не в счет. У крепостных же ворот всегда уйма зевак. Так что ежели в момент, когда повозка с заключенным будет выезжать оттуда, на улице вдруг вспыхнет драка, то проезд поневоле будет затруднен. В создавшейся неразберихе арестант, лицо которого, как вы понимаете, будет закрыто монашеским капюшоном, сможет легко бежать и затеряться в толпе. Понятное дело, скинув священное облачение. Если же мы предположим, что у беглеца будет надежный и смелый друг, ловко владеющий оружием, то побег всенепременно должен закончиться удачей.

– Под другом вы, конечно же, подразумеваете Мано? – осведомился я.

– Теперь уже не его одного, – кротко проговорил иезуит, намекая на моего “адъютанта по особо тяжким”. – Полагаю, вы не сомневаетесь, что этим людям под силу свернуть горы?