— Вибий, — удивилась Семпрония, — ты здесь?
— Да, — сумел выдавить из себя юноша, проглотив
тягучую слюну.
— Во имя Юпитера Капитолийского, что ты здесь делаешь?
Римлянин молчал.
— Ведь сегодня все мужчины ушли на Марсово поле. А ты
разве не должен голосовать? — спросила Семпрония.
— Я уже был там, — неловко соврал Вибий.
— И не стал дожидаться исхода выборов, — что-то
поняла Семпрония, — ты слишком часто стал бывать у моего портика, Вибий.
Или ты решил купить мой дом?
Юноша вспыхнул, избегая дерзких глаз женщины, столь
привлекательных и отталкивающих одновременно.
— У тебя есть деньги на такую покупку, —
продолжала мучить Вибия женщина, — или ты хочешь, чтобы я поверила тебе в
долг?
Вибий покраснел, не пытаясь что-либо сказать.
Семпрония улыбнулась, довольная произведенным эффектом.
И внезапно вздрогнула. На противоположном конце улицы стоял,
криво улыбаясь, Цетег. Вибий стремительно обернулся.
Взгляды мужчин встретились почти в упор. Продолжая нехорошо
улыбаться, Цетег достал свой меч. Юноша беспомощно оглянулся, он был безоружен.
Семпрония, увидев его смятение, быстро подозвала к себе одного из вооруженных
рабов, обычно сопровождавших ее лектику в эти неспокойные дни.
— Отдай ему свой меч, — приказала Семпрония.
Раб охотно повиновался.
Ощутив в руке тяжесть оружия, Вибий почувствовал себя
значительно увереннее.
Довольная Семпрония откинулась в лектике, приготовившись
наблюдать за смертельным поединком. Рабы невозмутимо замерли, ожидая исхода
сражения.
Цетег бросился первым. Он попытался нанести удар в грудь, но
Вибий, прошедший изнурительную гладиаторскую подготовку, сумел увернуться. В
свою очередь, он попытался поразить соперника в левый бок, но Цетег отбил удар.
Послышался звон столкнувшихся мечей. Оба соперника дрались с ожесточением,
стараясь завершить схватку до подхода городской стражи. Когорты Антистия в
большинстве своем размещались сегодня за чертой померия, на Марсовом поле, где
находилось почти все мужское население Рима. В городе оставались лишь
передвижные посты.
Удобно усевшись на подушках в лектике, Семпрония с удовольствием
следила за поединком. Внезапно Цетег, оступившись, упал, и Вибий замахнулся,
намереваясь покончить с ним, но, вспомнив про Семпронию, не стал добивать
соперника, а отступил на шаг, разрешая ему подняться. Цетег, едва поднявшись,
внезапно сделал быстрый выпад и задел бедро Вибия. Юноша зашатался, хватаясь за
бок. Пальцы окрасились кровью. Цетег, зло усмехнувшись, поднял меч.
Вибий услышал дружные крики рабов, но Семпрония молчала,
наблюдая, чем закончится схватка. Внезапно Цетег опустил меч. Привлеченные
криками, сюда уже спешили несколько легионеров во главе с декурионом.
Увидев их, Цетег быстро вложил меч в ножны и, зло
выругавшись, бросился в другой конец улицы. Громыхая тяжелыми солдатскими
колиге,
[108]
мимо пробежали легионеры.
Вибий хотел подойти к лектике, но внезапно почувствовал
сильную боль и свалился, едва сделав первый шаг. Он попытался подняться, но,
едва пошевельнувшись, вскрикнул от резкой боли, пронзившей его ногу. Юноша
застонал от боли. Только тогда, наконец, Семпрония сделала жест рабам, и они,
осторожно подняв Вибия, внесли его в дом вслед за лектикой.
А на Марсовом поле уже завершились выборы магистратов, и
жрецы объявили имена избранных консулов и преторов, и над полем кружили вороны
и стервятники, словно предчувствовавшие запах падали на полях Италии…
Юноша проснулся поздним вечером. В конклаве горел тусклый
светильник и видны были лишь неясные силуэты стен и накидок.
«Где я? — подумал Вибий, вспоминая об утреннем
сражении. — Как я сюда попал?»
Послышались чьи-то шаги, и Вибий, чувствуя, что не в силах
шевельнуться, замер, ожидая дальнейших событий. В конклав вошла Семпрония.
— Во имя великих богов, — спокойно сказала
она, — ты дрался, как Геркулес, но напрасно ты был столь благороден, что
дал ему возможность подняться. Надо было добить его на месте. Цетег давно
задолжал Харону
[109]
за проезд, и вряд ли тебе скоро
представится такая возможность.
Вибий прошептал сквозь зубы:
— Я убью его.
— Сначала ты должен поправиться. И постарайся
выздороветь поскорее. Я не могу держать тебя здесь слишком долго, — искренне
сказала Семпрония, не сознавая, какую боль причиняет юноше. Уже выходя, она
добавила: — И не нужно так часто бывать у портика моего дома, иначе тебя и
впрямь один раз убьют.
Женщина вышла, громко рассмеявшись, а Вибий еще долго лежал
с открытыми глазами, вспоминая голос и смех своей избранницы.
Сама Семпрония тоже не спала в эту ночь. Новости с Марсова
поля разнеслись по всему городу. Катилина вновь не был избран. В одних это
вселило надежду, в других, более благоразумных, — ужас. Они справедливо
считали, что, не придя к власти демократическим путем, Катилина и его
сторонники попытаются поднять мятеж, начав гражданскую войну. Но для Семпронии
такой исход дела был более благоприятным. Катилина снова оставался всего лишь
претендентом на место консула и, значит, по-прежнему нуждался в ее услугах.
Долгую осеннюю ночь она думала о Катилине, беспокойно ворочаясь в своей
постели.
Катилина в это время тоже не спал. Ярость его не знала
границ. Он был уверен в своей победе, поэтому тем больнее переживал свое
поражение. Даже Орестилла, спрятавшись в своем конклаве, не решалась попадаться
ему на глаза. Рабы и рабыни боялись напомнить о себе грозному патрицию, но
Катилина был из породы людей, чья ярость должна была найти выход. Он понимал,
что за его домом могут следить. Вот почему, собрав к полуночи всех рабов, он
приказал разойтись по домам катилинариев в городе, оповестив всех, что
следующее собрание будет в доме Марка Леки.
Всю оставшуюся ночь он обдумывал свой замысел, строя ужасные
планы мщения.
В эту ночь не спали многие римляне.
Не спал Цицерон, радостно сознающий, что и на этот раз он
встал на пути Катилины, искренне приписывая себе все заслуги удавшейся с
Цезарем сделки. Как трезвый политик, консул понимал, что Катилина, потерпев
поражение, стал еще более опасен и теперь прямое столкновение неизбежно.
Не спал Силан, веселившийся до утра, безмерно гордый и
довольный своей удачей. И хотя он еще вчера прекрасно знал и сознавал,
благодаря каким силам его избрание становится реальным, сегодня он уже искренне
считал, что выбран народом, как наиболее достойная и любимая кандидатура
римлян. Такова человеческая порода. Стоит человеку добиться успеха, получить
малую толику удачи, сделать несколько удачных шагов в своей жизни, как он уже
приписывает их полностью своим заслугам и талантам, забывая о цене, которую он
за них заплатил. Удача и власть кружат голову даже самым сильным людям,
забывающим, как непостоянны успехи и иллюзорны ценности этого быстро
меняющегося мира.