На выборах Цезарь собрал в два раза больше голосов, чем его
основные конкуренты — Квинт Лутаций Катул и Публий Сервилий Ваттий Иссаварик.
— Я это знаю, — кивнул Цицерон, — а теперь ты
выставил свою кандидатуру в городские преторы и, конечно, считаешь, что римский
народ окажет тебе доверие. Не слишком ли много, Юлий? В течение года две
важнейшие должности в Риме. Я не удивлюсь, если через три года тебя изберут и
консулом.
— Если такова будет воля сената и народа римского, я
охотно им подчинюсь.
— Как и всякий законопослушный гражданин, —
Цицерон развел руками. — Поистине римский народ благоволит потомкам Юлиев.
— Я думаю, он благоволит и жителям Арпина, —
невозмутимо отозвался Цезарь, — сначала Гай Марий, теперь ты. Видно, удел
Арпина давать только выдающихся консулов.
Все трое рассмеялись, а хозяин дома сквозь смех сказал:
— Вы, кажется, решили сегодня только хвалить друг
друга, воздавая каждому свое. Кстати, Цезарь, ты, наверное, не знаешь, что вы
далекие родственники. Ведь тетка Мария была родной бабушкой нашего консула, а
сам полководец приходился тебе дядей, мужем твоей тетки.
— Я это знал, — кивнул головой Цезарь, — и
поэтому всегда очень хорошо относился к нашему консулу.
— Настолько хорошо, что готов голосовать на выборах за
Катилину, — напомнил Цицерон, — кстати, я все время хочу спросить
нашего общего друга Марка Красса, откуда катилинарии берут такие деньги? Они
ведь погрязли в долгах вместе со своим вождем. Ты случайно не знаешь откуда?
— К сожалению, не знаю, — лицемерно вздохнул
Цезарь, — а ты случайно не знаешь, почему Катон и оптиматы так настроены
против нас?
— А разве оптиматы раньше очень любили
популяров? — спросил Цицерон.
— А что, Красс уже стал популяром? По-моему, он всегда
был верным оптиматом, — парировал Цезарь.
— Был, — подчеркнул Цицерон, — был. А сейчас
он против оптиматов.
— Так рассуждают оптиматы. И Красс должен в ответ на
такие чувства давать деньги Катону и его друзьям? — насмешливо спросил
Цезарь.
— От богов мы получаем рассудок, хотя и не уверен, что
его получают все. Но как употребить его, зависит от нас, — назидательно
проговорил консул.
Рабы Матия поставили на столик медовый напиток и вино, но
Цезарь и Цицерон, не сговариваясь, показали одновременно на медовый напиток.
Хозяин приказал принести воду, чтобы разбавить густое вино, которое готовили на
его плантации в Этрурии.
— Ты знаешь, в чем твоя ошибка? — сказал Цезарь,
сжимая в руках чашу. — Ты не хочешь видеть другие цвета. Для тебя все
однозначно. Или за Катилину, а значит, против тебя и республики, или за тебя, а
значит, и за республику и против Катилины. Но есть много промежуточных тонов.
— Я не считаю, что моя особа столь священна для
республики. Но как высшее должностное лицо Рима, — немного напыщенно начал
Цицерон, — я обязан отвечать за порядок в городе, где Катилина собирается
устроить резню. И число его сторонников в Этрурии все время растет. Поэтому
через два дня на выборах я отдам свои голоса Дециму Силану и Лицинию Мурене,
против Катилины и его сторонников, да поразят боги этих нечестивцев.
— А за кого будешь голосовать ты, Матий? —
обратился Цезарь к хозяину дома.
— Я предпочел бы не выбирать, — честно признался
Матий. — Кто лучше? Как решить? Бессовестный Мурена, нажившийся на военных
походах и откровенно покупающий сегодня голоса избирателей, погрязший в роскоши
Силан, тупой и упрямый, как понтийский мул, или развратник Катилина. Вот это
выбор. И вы, два самых умных человека в городе, всерьез обсуждаете, кто лучше
из них.
— Приходится выбирать худшее из зол, — честно
признался консул.
— Но раз ты это знаешь, подай свой голос против всех
трех кандидатов. Выбирайте достойных, которые могут представлять весь римский
народ, которые попытаются что-то сделать для всех наших граждан, а не только
для себя и своих родственников.
— Ты не прав, Матий, — спокойно сказал
Цезарь, — каждый избранный на этот пост старается думать о гражданах в
меру своей честности. Но каждый хорошо знает, что полученный пост временный. А
раз так, нужно получить хорошую провинцию после консульства, чтобы разбогатеть,
и постараться, находясь у власти, решить все свои дела и, если можно, дела
своих родственников. Такова человеческая природа, и мы не можем ее изменить.
Живые примеры еще свежи в памяти. Гай Марий семь раз избирался консулом в дни
наивысшей опасности для республики, а неблагодарная толпа радовалась, когда его
тело выкопали из могилы и бросили в реку Аниен.
— А Сулла, — напомнил Цицерон, — при жизни он
был и Великий, и Счастливый, и Могущественный, а едва умер, как его начали
поносить все те, кто при его жизни не осмеливался сказать ни слова, потакая ему
во всем. И его ближайшие соратники, Помпей и Красс, даже отменили все
сулланские законы.
— Тем более, — грустно сказал Матий, — вы же
знаете все это, видите. Да разве можно так жить. Я сторонник Эпикура, вы это
знаете, и не верю в бессмертие души. Все смертно. Из зерен вырастает плод, из
плода — зерно. Тщетна суета человеческая. Но что происходит с нами при жизни.
Химера власти, денег, славы прельщает умнейших из нас. В огромном городе многие
уже не хотят даже знать друг друга. Сосед не помогает соседу. Идя в армию и на
службу, каждый старается получить выгоду, не думая о служении отечеству. Каждый
старается пролезть вперед другого, оттолкнуть, унизить своего соперника. О
каком величии Рима мы говорим, когда наши улицы полны вражды, предательства,
интриг, измен. Вспомните, сколько людей получили деньги при Сулле за
предательство, стали доносчиками на своих близких, друзей, соседей. — Лицо
Матия сморщилось, словно от боли. — И эти люди смели называть себя
римлянами. Осмелюсь напомнить вам пример из нашей истории, когда Ганнибал
захватил двенадцать римлян, принадлежавших лучшим фамилиям Рима. Он согласился
отпустить их в город на переговоры под честное слово, если они пообещают
вернуться в лагерь. После их выхода один из римлян вернулся назад якобы за
забытой вещью и вскоре присоединился к своим товарищам. Через месяц к Ганнибалу
вернулось одиннадцать человек, но двенадцатый решил, что данное слово он уже
сдержал. По-своему он был прав. Ведь, действительно, он вернулся в лагерь,
выйдя из него. Но наши предки сочли такой поступок недостойным римлянина и
выдали его Ганнибалу. Я мог бы привести много примеров нашей добродетели и
мужества, но вы знаете все это даже лучше меня. А сегодня? Все больше на
выборах побеждает не доблесть солдата и мудрость политика, а талант интриганов,
умение болтунов, сумевших выставить себя защитниками народа, толщина кошелька
кандидатов, на которые они откровенно покупают голоса избирателей. Скромность,
честь, простота, доблесть не в почете. Никто не хочет прислушаться к советам
другого, каждый поступает, как ему хочется. Едва получив власть, каждый
старается воспользоваться ее привилегиями, забывая о своих многочисленных
обязанностях.