Внезапно Юлий почувствовал какое-то непонятное волнение или
предчувствие. Он с испугом подумал, что сейчас начнется приступ его страшной
болезни, когда какая-то неведомая ему злая сила затмевает рассудок и тело
корчится на земле в страшных мучениях, изрыгая проклятия и угрозы с пеной у
рта.
Он покачал головой. Кажется, все прошло. Еще раз посмотрел
на Брута. Глаза молодого человека как-то странно вспыхнули. «А вдруг он знает о
моих связях с его матерью?» — подумал Цезарь, но сразу постарался отогнать эту
неприятную мысль. Протягивая руку, он сказал:
— Ты всегда будешь самым желанным гостем в моем доме,
Брут, и ты, Кассий, тоже.
Молодые люди радостно закивали. О щедрости верховного жреца
в Риме ходили легенды. Уже отходя, Цезарь еще раз посмотрел в глаза юноши.
— Брут, — прошептал он, — поистине этот
римлянин будет достоин своего рода.
Навстречу ему несли еще одну лектику. Сидевшая в ней
женщина, увидев Цезаря, помахала ему, выглядывая из-за занавесок. Юлий узнал
Тертуллу, жену Марка Красса. Сразу вспомнив о назначенном свидании, он
заторопился. Ему доставляли удовольствие многочисленные победы над женщинами,
так тешившие мужское самолюбие.
Скандальные связи Цезаря с женами многих сенаторов и
консуляров ни для кого не были секретом. Помпей однажды назвал его Эгистом,
[50]
погубившим многие семьи.
Однако Цезарь вовсе не был таким развратником, про которого
потом стали слагать песни, а Цицерон во всеуслышание называл «растлителем чужих
жен». В век всеобщего падения нравов, упадка и разложения строгой римской
морали Цезарь действовал согласно принятым стандартам.
Он многого достиг, этот человек, его любили легионеры, его
любили патриции, его любили плебеи, его любили рабы, и его любили женщины. Он
не был баловнем судьбы, которому все доставалось даром. К каждой своей победе
он шел, терпеливо выжидая, умея в нужный момент проявить все свои лучшие
качества. Цезарь не был физически красив, некоторые считали даже, что он был
уродлив, но это не мешало его постоянным любовным связям. Женщины ценили в нем
обаяние его личности, такт, внимание, искренность чувств, независимость его
ума. Говоря об искренности, не следует считать, что он действительно любил всех
тех женщин, с которыми бывал в недолгой интимной связи. Но он относился к
женщинам предельно честно, уважая их достоинство и не унижая их рассказами о
своих многочисленных победах, не причиняя им неприятностей из-за столь
естественного проявления человеческих слабостей. Многие ли мужчины могут
похвастаться, что относились к женщинам лучше? И все ли они искренне любили тех
женщин, с которыми вступали в недолгую связь?
Цезарь был выдающийся стратег, умеющий рассчитывать далеко
вперед — в жизни, в сражениях, в походах и даже в любви. Великий человек,
притягивая к себе женщин, излучал ту особую магнетическую силу, которую они инстинктивно
в нем чувствовали. Вся история жизни этого человека говорит о высочайшем
потенциале духовных и физических сил, так привлекавшем к нему людей.
До конца своей жизни он останется сравнительно честным
человеком, не прибегающим к насилию, чтобы запугать женщину, к обману, чтобы
совратить ее, к соблазну, чтобы купить. Обладая в будущем почти неограниченной
властью, он не причинит вреда ни одной женщине, ни одной девушке, в отличие от
следующих за ним «маленьких цезарей» — Тиберия, Калигулы, Нерона. И это более
всего говорит в его пользу.
Пройдя кварталы Палатинского холма и вступив на улицу,
ведущую к Виминалу, Цезарь огляделся. Улица была полна пестрой, шумной массой
людей, увлеченных своими делами, поглощенных своими мыслями. Во всем этом
шумном многоголосии торговец жареными орехами предлагал свой товар, зазывая
прохожих. Чуть поодаль от него стоял калека, потерявший руку, очевидно, в одном
из бесчисленных сражений Рима. Инвалид уныло смотрел на оживленную улицу,
ожидая подаяний.
Нахмурившись, Цезарь постучал в калитку. Дверь почти сразу
открылась, и Юлий вошел в дом.
— Все в порядке? — коротко спросил он у
привратника. Тот кивнул головой, указывая в глубь здания. Пройдя остий и атрий,
Цезарь вошел в таблин, где его уже ждали. Дом принадлежал богатому торговцу
Папирию, живущему в Бриндизии, давнему почитателю и другу Цезаря еще с мрачных
времен проскрипций Суллы.
В таблине находилось несколько человек, одетых в
традиционные римские тоги. Среди них сразу выделялась коренастая фигура
консуляра, сенатора и цензора Марка Лициния Красса, победителя Спартака, жену
которого Цезарь только что видел. Рядом с ним стоял сенатор Марк Аттий Бальб,
зять Цезаря, женатый на его сестре. Чуть в стороне стоял сенатор Луций Аврелий
Котта, старый друг Цезаря, бывший консулом за два года до описываемых нами
событий. В таблине находился и Квинт Цецилий Метелл Непот, легат Помпея,
вернувшийся из Сирии, где он особенно отличился. Метелл был избран совсем
недавно в народном собрании народным трибуном Рима на следующий год. Жена Гнея
Помпея — Муция была родной сестрой Метелла, что говорило о многом. В Риме его
справедливо считали агентом Помпея, посланным вперед, дабы уяснить тревожную
политическую обстановку в городе.
Цезарь постарался улыбнуться.
— Вы уже здесь?
— Да, — Красс сделал несколько шагов
вперед, — мы собрались, чтобы, наконец, решить, что нам делать. Поддержать
Катилину на выборах или, как два года назад, отказаться от его планов. В городе
уже почти все знают об армии Манлия, собираемой в Этрурии. Независимо от исхода
выборов Катилина может выступить уже через два-три месяца. Мы должны решать.
— Войско Манлия растет с каждым днем, — добавил
Марк Аттий Бальб, — я получил донесение от Корнелия Бальба Луция. Ему
предложили перейти со своими когортами на сторону Манлия. И он спрашивает
нашего мнения.
— А что ты ему ответил? — быстро спросил Цезарь.
— Он ждет нашего решения, я еще не посылал ответа.
— Что думает твой брат Аврелий Антистий? — спросил
Цезарь, обращаясь к Аврелию Котте. — Он ведь городской префект,
командующий когортами здесь, в Риме.
— Он никогда не пойдет против республики, —
уверенно сказал Котта, — и ни за что не поддержит на выборах Катилину.
Хотя бы из-за своего сына Вибия, который попал под влияние этих безумцев.
— Я тоже считаю, что нельзя поддерживать этого
варвара, — сердито сказал Метелл Непот, — он безумен, как будто в
него вселились все эринии Рима. Катилина станет неудержим, если получит власть.
— Мы ведь только хотим провести аграрные законы, наделить
землей наших ветеранов, снизить арендные платы откупщикам, чтобы оживить наше
хозяйство, а Катилина рвется в диктаторы. Это может быть похуже сулланских
проскрипций, — мрачно сказал Аврелий Котта.
— Я согласен с Аврелием, — быстро произнес Аттий Бальб, —
катилинариям нельзя доверять ни в коем случае. — Красс покачал головой,
возражая.