Счастливая странница - читать онлайн книгу. Автор: Марио Пьюзо cтр.№ 65

Разве это не проклятие? У него те же голубые глаза, мерцающие в темноте, то же худое средиземноморское лицо, у него тот же отрешенный вид, то же нежелание говорить, такое же наплевательское отношение к тревогам самых близких людей. Он – ее враг, подобно тому, как был ее врагом его отец; она мстительно перечисляла все его преступления: он обращается с ней, как с чужой, он никогда не слушается ее приказаний. Он оскорбляет ее и всю семью Но ничего, он еще всему научится, ведь он – ее сын; она позаботится, чтобы сама жизнь научила его уму-разуму. По какому праву он резвится на улице по ночам и весь день напролет носится по парку, пока его брат Винченцо в поте лица зарабатывает на хлеб? Ему уже скоро восемнадцать; пора ему понять, что он не сможет вечно оставаться ребенком. О, если бы это только было возможно…

В ушах дремлющей Лючии Санты зазвучал смех чудовища. Разве все эти так называемые преступления – не мелочь? Даже в Италии случается, что сыновья находят удовольствие в эгоистической праздности и забвении семейной чести. Другое дело – преступление, в котором она пока ни разу не обвинила его, за которое он еще не поплатился, но за которое не может быть прощения: он отказался взглянуть в лицо родному отцу, прежде чем тот навечно исчез в могиле. И вот сейчас, во сне, она возвысила против него гневный голос, она была близка к тому, чтобы проклясть его, обречь на адские муки…

Кухню залил свет; Лючия Санта наяву различила шаги на лестнице и поняла, что очнется, так и не провозгласив вечного проклятия. Она облегченно приподняла голову. Над ней стояла ее дочь Октавия.

Значит, она не произнесла страшного проклятия в адрес Джино и не обрекла его на вечные адские муки.

– Ма! – с улыбкой воскликнула Октавия. – Ты так стонала, что я слышала тебя еще со второго этажа!

Лючия Санта вздохнула и пробормотала:

– Свари кофе. Хотя бы сегодняшний вечер я проведу у себя дома, как встарь.

Сколько вечеров они провели в этой кухне вдвоем? Наверняка не одну тысячу.

Через окошко под потолком до них всегда доносилось мерное дыхание младших детей. Джино с ранних лет был беспокойным ребенком, он еще малышом норовил спрятаться между изогнутыми ножками кухонного стола. Как хорошо знает Октавия эту квартиру! Вот гладильная доска, притаившаяся в углу у окна; вот огромный радиоприемник, напоминающий очертаниями католический собор; вот буфет с ящиками для столовых приборов, кухонных полотенец, пуговиц, лоскутьев для заплат.

В такой комнате можно было и жить, и работать, и есть. Октавии ее очень не хватало. В ее чистенькой квартирке в Бронксе стол был фарфоровым, стулья – хромированными. Раковина была белоснежной, под стать стенам. Здесь же была гуща жизни.

После трапезы кухня напоминала поле боя – столько здесь было обгоревших кастрюль и липких от оливкового масла и соуса для спагетти блюд, грязных тарелок же хватило бы, чтобы битком набить ванну.

Лючия Санта сидела без движения, и все ее лицо и поза говорили о небывалом истощении духа. Октавия видела мать такой и в детстве, и тогда ее душа испуганно трепетала, но со временем опыт научил ее, что наступит утро – и мать воспрянет духом, словно родится заново.

Желая сделать ей приятное, Октавия участливо спросила:

– Ма, ты нехорошо себя чувствуешь? Может быть, привести доктора Барбато?

Лючия Санта ответила ей с наигранной горечью:

– Моя болезнь – это мои дети, это сама моя жизнь. – Однако, едва заговорив, она оживилась.

Лицо ее покрылось румянцем.

– Вот чего мне не хватает! – улыбнулась Октавия. – Твоих проклятий!

– Тебя я никогда не проклинала, – вздохнула Лючия Санта. – Ты была лучшей из всех моих детей.

О, если бы и остальные безобразники вели себя так же, как ты!

Сентиментальные нотки в тоне матери встревожили Октавию.

– Ма, вечно ты говоришь так, словно они из рук вон плохи! А ведь Ларри каждую неделю дает тебе денег. Винни отдает тебе конверт с получкой, даже не вскрывая его. Джино и младшие не попадают в истории. Какого же рожна тебе еще надо, черт побери?

Лючия Санта выпрямилась, от недавней усталости мигом не осталось и следа. Голос ее окреп, она была готова к ссоре, которая на самом деле будет всего лишь оживленной беседой – подлинной усладой ее жизни. Она засмеялась по-итальянски – а язык этот прекрасно приспособлен к насмешке:

– Лоренцо, мой старший сын! Он дает мне десять долларов в неделю – мне, родной матери, которая кормит сирот – его младших братьев и сестру!

Остальное – все состояние, которое он загребает в этом своем союзе, – у него уходит на шлюх. В конце концов его несчастная жена прикончит его прямо в постели! Я и слова не скажу ей в осуждение в суде.

Октавия закатилась счастливым смехом.

– Твой любимчик Лоренцо? Ма, какая же ты обманщица! Вот посмотрим: стоит ему заявиться сегодня со своими десятью долларами и лживыми речами – и ты примешь его, как короля! Прямо как эти сопливые потаскушки, помирающие по его деньгам!

Лючия Санта рассеянно бросила по-итальянски:

– Я-то думала, что при муже ты прикусишь свой нечестивый язык!

Октавия залилась краской. Лючия Санта осталась довольна. Вульгарность дочери-американки всегда была поверхностной; она, мать, настоящая итальянка, умела при необходимости завернуть и что-нибудь позаковыристее.

Послышались шаги, и в кухне появился заспанный Винни в одних трусах и майке. Он превратился в невысокого, сухощавого молодого человека, без фунта лишнего веса, отчего казался даже костлявым и неуклюжим. Его смуглое лицо выглядело нездоровым; на щеках росла густая щетина. Острые скулы, большой рот и крупный нос придавали бы его облику излишнюю суровость, если бы не его широко расставленные темные глаза, беззащитные, застенчивые и не привыкшие улыбаться. Октавию больше всего удручало то, что он очень изменился характером. Раньше он был ласков и радушен, причем без капли лицемерия. Теперь же, оставаясь по-прежнему послушным сыном и проявляя учтивость к чужим, он стал каким-то язвительным и насмешливым. Октавия предпочла бы, чтобы он просто послал всех куда подальше. Она тревожилась за него и одновременно злилась. Он не мог не разочаровывать, Она угрюмо усмехнулась. Разве все они внушают что-то еще, кроме разочарования? Она вспомнила своего мужа, в одиночестве читающего и чиркающего ручкой в квартире в Бронксе, поджидая ее.

Винни бурчал в сонном раздражении по-мужски густым и одновременно по-детски срывающимся голосом.

– Ма, чего же ты меня не разбудила? Я же говорил, что мне надо будет уйти. Если бы мне надо было идти на работу, ты бы уж точно подняла меня вовремя!

– Она задремала, только и всего! – одернула его Октавия. – Тоже мне удовольствие – только и заботиться о вас, неблагодарных!

Лючия Санта повернулась к Октавии.

– Зачем ты на него набрасываешься? Он всю неделю вкалывает. Часто ли он видится с сестрой? А ты его бранишь. Пойди, присядь, Винченцо, хлебни кофейку и перекуси. Давай, сынок, вдруг у сестры найдется для тебя ласковое словечко?