Говори - читать онлайн книгу. Автор: Лори Андерсон cтр.№ 23

Вместе с потоком учеников я иду к своему шкафчику. Мы все одеты в жакеты, поверх которых — жилеты, так что мы соударяемся и вертимся, как автомобили на автодроме на ярмарке штата. Я замечаю конверты, прилепленные скотчем к некоторым шкафчикам, но вообще об этом не думаю, пока не нахожу один из них на своем шкафчике. Надпись на нем гласит «Мелинда». Это, должно быть, шутка. Кто-то оставил его здесь, чтобы я выглядела глупо. Я внимательно смотрю через левое плечо, затем через правое, выискивая группы злых ребят, указывающих на меня. Все, что я вижу — затылки.

Что если это на самом деле? Что если это от мальчика? Мое сердце останавливается, затем вздрагивает и снова включает свой насос. Нет, не Энди. Его стиль определенно не романтичен. Может быть, Дэвид Петракис, мой партнер по лабораторным. Он наблюдает за мной, когда думает, что я не могу его видеть, боится, что я могу разбить лабораторное оборудование или снова упасть в обморок. Иногда он улыбается мне, улыбка у него озабоченная, вроде того, как вы улыбаетесь собаке, которая может укусить. Все, что я должна сделать — это раскрыть конверт. Я не могу этого вынести. Я прохожу мимо шкафчика и иду прямо на биологию.

Мисс Кин решает, что было бы мило в день святого Валентина обсудить птичек и пчелок. Ничего практического, конечно же, никакой информации о том, почему гормоны могут свести вас с ума, или почему ваше лицо вспыхивает в самый неподходящий момент, или что говорить, если кто-то действительно оставил вам валентинку на вашем шкафчике. Нет, она в самом деле рассказывает нам о птичках и пчелках.

Записки любви и измены переходят из рук в руки, словно лабораторные столы расставлены на Шоссе Купидона. Мисс Кин рисует яйцо с маленьким цыпленком внутри.

Дэвид Петракис борется со сном. Нравлюсь ли я ему? Я его нервирую. Он думает, что я собираюсь разрушить его учебные планы. Но может быть, я стала больше ему нравиться. Хочу ли я нравиться ему? Я жую ноготь на большом пальце. Нет. Мне просто хочется кому-нибудь нравиться. Я хочу записку с сердечком. Я слишком сильно оттягиваю край ногтя, и палец начинает кровоточить. Сжимаю палец, так что кровь собирается в идеальный шарик, прежде чем сорваться и скользнуть в мою ладонь. Дэвид подает мне салфетку. Я прижимаю ее к ране. Белые сегменты бумаги растворяются по мере того, как их заливает красным. Это не больно. Никакой боли, за исключением легких улыбок и стыдливого румянца, которые вспыхивают по всей комнате словно крошечные воробьи.

Я открываю блокнот и пишу Дэвиду записку: «Спасибо!» Толчком отправляю блокнот к нему. Он сглатывает, адамово яблоко срывается до нижней части его шеи и возвращается обратно. Пишет ответ: «Пожалуйста.» Что теперь? Я прижимаю салфетку к пальцу посильнее, чтобы сконцентрироваться. На доске цыпленок, нарисованный мисс Кин, вылупился из яйца. Я дорисовываю ее рисунок, изображая дрозда. Дэвид улыбается. Он дорисовывает под его ногами ветку и подталкивает блокнот ко мне. Я пытаюсь продолжить ветку до целого дерева. Выглядит достаточно хорошо, лучше, чем когда-нибудь мне удавалось нарисовать на уроках живописи. Звенит звонок, и рука Дэвида задевает мою, когда он собирает свои учебники. Я вскакиваю со своего места. Боюсь посмотреть на него. Что если он думает, что я уже открыла его открытку и он мне противен, потому что я ничего не сказала? Но я ничего не могу сказать, потому что открытка может быть шуткой, или она может быть от другого молчаливого наблюдателя, который растворился в расплывчатом пятне шкафчиков и дверей.

Мой шкафчик. Открытка все еще там, белый клочок надежды с моим именем, написанным на нем. Я срываю его и открываю. Что-то падает к моим ногам. На открытке — рисунок двух вычурных плюшевых медведей, дружно лакомящихся медом из горшка. Я открываю ее. «Спасибо за понимание. Ты самая милая!» Это написано фиолетовыми чернилами. «Удачи! Хизер.»

Я наклоняюсь в поисках того, что выпало из открытки. Это ожерелье дружбы, которое я подарила Хизер в безумии предрождественской подготовки. Тупица тупица тупица. Как можно быть такой тупой? Я слышу хруст внутри меня, мои ребра сжимают легкие, так что я не могу дышать. Я срываюсь вниз по коридору, вниз по другому коридору, вниз по другому коридору, пока не нахожу мою самую личную дверь, и проскальзываю внутрь, и защелкиваю замок, даже не озаботившись тем, чтобы включить свет, просто падаю, падаю на мили вниз, на свое коричневое кресло, где я могу впиться зубами в мягкую белую кожу запястий и плакать, как ребенок, которым я и являюсь.

Я раскачиваюсь, бьюсь головой о бетонную стену. Полузабытый праздник обнажил каждый нож, сидящий внутри меня, каждый порез. Ни Рэйчел, ни Хизер, ни даже глупому, чудаковатому мальчишке — никому не могла бы понравиться та девочка, которая во мне и которая, как мне кажется, и есть я.

Больницу Милосердной Девы Марии я обнаруживаю случайно. Я случайно засыпаю в автобусе и совершенно пропускаю торговый центр. Больница заслуживает попытки. Может быть, я смогу выучить для Дэвида что-нибудь, относящееся к медподготовке.

Я испытываю к этому какой-то нездоровый интерес. Приемные здесь почти на каждом этаже. Я не хочу привлекать к себе внимание, поэтому пребываю в движении, постоянно слежу за временем, стараясь выглядеть так, словно у меня есть причины здесь находиться. Боюсь подхватить кашель, но у людей вокруг меня есть другие причины для беспокойства. Больница — замечательное место для того, чтобы стать невидимым, и еда в здешнем кафетерии лучше, чем в школьном.

Самая худшая приемная на этаже сердечных приступов. Здесь столпотворение серолицых женщин, вращающих на пальцах свои обручальные кольца и глядящих на двери в ожидании знакомого врача. Одна леди просто рыдает, ее не заботит, что все эти чужие люди видят, как у нее течет из носа, или что другие люди могут услышать ее, как только выходят из лифта. Ее рыдания прекращаются, едва не переходя в крик. Это приводит меня в трепет. Я хватаю пару экземпляров журнала «Пипл» и меня здесь нет.

Родильное отделение опасно, потому что люди там счастливы. Они задают мне вопросы, кого я ожидаю, когда должен появиться ребенок, здесь моя мама, сестра? Если бы я хотела, чтобы люди задавали мне вопросы, я могла бы пойти в школу. Я говорю, что должна позвонить отцу, и спасаюсь бегством.

В кафетерии здорово. Он огромный. Полон людей, одетых в врачемедсестринскую одежду, с осанкой выпускников колледжа и пейджерами. Я всегда думала, что больничные люди должны быть повернуты на здоровье, но эти парни едят калорийную и нездоровую пищу, словно она вот-вот выйдет из моды. Большие груды начо, чизбургеры шириной с тарелку, вишневый пирог, картофельные чипсы, весь этот пищевой мусор. Лишь одна одинокая сотрудница кафетерия стоит с подносом, на котором паровая рыба и лук. Мне становится жаль ее, поэтому я покупаю тарелку рыбы. Еще я покупаю тарелку картофельного пюре, подливку и йогурт. Я ищу место рядом со столом, за которым сидит серьезный, нахмуренный мужчина с серебряными волосами, употребляющий такие длинные слова, что я удивляюсь, как он не задыхается. Очень официальный. Достаточно хороший для того, чтобы собрать вокруг людей, которые говорят так, словно знают что делают.